У их тоже был как… колдун-от. Вот он проучивается, и ему покажется там то ли печь, проходить надо когда, или шшука, говорит, рот полураскрыт, пройти надо. Тогда он всё знат <…> Эти люди, видишь, черномазию-ту читают, черномазия-то книга, дак не знаю, какая, почитают и наделают[318]. А если вот человек, который знающий, вот этот чернокнижник, как мы их зовем <…> Он как бы лежит, умереть-то он не может, он мучается, вот пока это черное дело свое не передаст другому, как бы… вот свое колдовство другому не передаст, эту книгу, эти вот все слова, видимо, он из-за этого очень долго мучается. Но они передают тоже не каждому, не любому человеку. Они ведь должны передать такому вот человеку, чтоб он хорошо это всё принял… Соб.: А как передают? А вот это я не знаю! Как они передают — это я не знаю <…> Видимо, они должны раньше сходиться, вот они сейчас ходят, тоже у нас есть одна дама такая… Они с ней вместе ходят, вот она… Если он, например, заболеет, он имеет ей право передать, она уже знать будет хорошо как бы, они уже советовались… Мне кажется, вот так. Чтобы я пришла, да он мне раз — и передал?[319] Как видим, всеобщая грамотность хотя и привела к устранению мистического ореола над искусством владения письменным словом, однако, вопреки ожиданиям, не способствовала исчезновению не только веры в колдовство, но и мотива обучения колдуна по книге; этот мотив по-прежнему актуален наряду с мотивом ритуального посвящения в колдуны[320]. Об опасности чрезмерной учености — как для самого субъекта, так и для общества — говорят многие фольклорные и пост-фольклорные тексты: анекдоты об отличниках, цитаты из литературных и кинопроизведений, бытующие в массовой культуре (например: Враги бывают унутренние и унешние; враги унутренние есть скубенты; Выучили вас на свою голову, облысели все! и т. д.[321]). Однако опасливое отношение к «ученым», «специалистам» сопряжено в народной культуре с недоверием, подозрительностью, готовой в любой момент разрядиться в насмешке, чему есть множество примеров в этнографических описаниях и что отражено в паремиологическом фонде, например: Ума много, да толку нет; Не нужен ученый, а нужен смышленый; Умная голова, да дураку досталась; Одно лишь название — специалист; Дело не в звании, а в знании; Ум без догадки гроша не стоит [ППРН: 32, 101, 240, 255][322]. Но в то же время неверно предполагать, что отношение к знанию и специалистам своего дела в народной культуре однозначно негативное, примеров чему так же много и в провербиальном пространстве (Не учась, и лаптя не сплетешь; Человек неученый — что топор неточеный [ППРН: 251]), и в несказочной прозе[323]. Ироническому «знайка» соответствует пренебрежительное «незнайка». Но вернемся к лексеме знать. В тех контекстах, где речь идет не о черной книге и обучении колдуна, появляются иные оттенки ее значения: А катальщик-от был знатно´й… как… знал портить-то[324]. Она знатка´я была, она на всё, на всякие дела… она и ворожить знала[325]. А оне как кастрировали, зна´тные были дак, он, стоя прямо, положит рукавички на жеребенка, ну и всё, и кастрирует, он ни с места[326]. Тут вот один старичок был такой зна´тный, дак он уже помер давно. Вот. Он, опять, садил, знаете что, нехорошо… пусть не слушает наша теплая избушка… икотки садил[327].
Лекарь хороший был, шибко знатный[328]. Соб.: А откуда берется пошибка? А говорят, что кто-то, мол, садят, как, подсаживают вот. Знающие люди такие есть же[329]. Соб.: А ваша бабушка ходила к старикам молиться? Нет, она ведь знала и… Просто чтобы лечить человека, надо знать и как его испортили, она знала еще и со стороны, вот плохую сторону. Чтобы человека лечить, надо знать, как его лечить[330]. Знали на Вырозере, у Свешниковых, там знали спортить, да знали и лечить. Потом пой<ми?> кто что сделал, да и опять свадьба началась. Наверно, кто-нибудь знал, как наладить [Кузнецова 1992: 118]. Общим для всех этих примеров является оттенок «знание как умение что-либо делать»: знать, как портить, лечить, ворожить, справиться с колдуном, — знать «на всякие дела». Знать оказывается понятием, которое не описывает действие, а демонстрируется в нем. Этот смысловой оттенок подчеркивается и в словарях русских народных говоров: Зна´ткой, зна´тный — 1. Обладающий достаточными или большими знаниями; сведущий, знающий. Старуха знатная была, все сказы да песни разумела. /Агроном у нас знатный человек. Все его уважают. Образование-то большое получил. Умный, говорят, на советах-то шибко выступат. 2. Колдун, знахарь. Он, видать, знаткой был, гадал, ворожил дак. / Знатных теперя нет. Раньше были. Зна´харь — 1. Человек, умеющий читать и писать. У нас по то время только один знахарь был — читать умел. 2. Человек, обладающий знанием жизни, опытом. Были у нас в селе и знахари. Люди говорили: иди к знахарю, он все знает. / Она ведь знахарь, все расскажет, когда замуж шла, как муж умер [СПГ 2000: 329, 331]. Вне зависимости от того, идет ли речь о специальном/профессиональном или общем знании, в текстах акцентируются такие смысловые нюансы: Знать — понимать: Я говорю, она все вот органы… она может проверить сотрясение мозга… Вот с мотоцикла упадут где-то, упадут, вот сильно стукнутся головой если, ну она так… не знаю… Ну, Т. П., тоже, наверно, знает. С. Ф. тоже, наверно, знат, она тожо органы знает. Соб.: Она тоже лечит? Ну, понимает, ага[331]. А я вот ничё не знаю, не понимаю[332]. Одна жанчи´на была в деревне. Ў их всё — и молоко, и сметана — всё ёсь (свекровь ейна понимала [т. е. была ведьмой]). А у нас две коровы, а ни верха, ничего нема — одна си´роватка [Ивлева 2004: 148] (текст записан в Витебской области). Знать — чувствовать: Соб.: Вы не чувствуете, какое место хорошее, какое плохое? Вот животные чувствуют. Кошка как-то это чувствует, знает[333]. Знать — мочь: Кузьма Семенович… Много знал, много-много-много. Все мог делать [Кузнецова 1992: 117]. Кровь заговорю… <Вы можете, да?> Тоже знаю, поранится, прибежит ко мне [Адоньева 2004: 92]. Знать — уметь, обладать опытом: Соб.: А вы умеете трясти? Я не умею, ну… если кто заставит дак, так ведь вытрясу все равно, потрясу. Соб.: А специальные лекари есть? Какой лекари, не-ет. Какие лекари… Это какие бабушки есть, дак потрясти могут. Кто может, дак потрясет, легче… Соб.: Это каждый человек может? Ну, где каждый… Если он не знает, не тряс никогда дак… стрясти можно в другую сторону. (Смеется.) Надо уметь тожо. Уметь, знать[334]. вернуться Е. А. Ч. ж. 1932 г. р. Сив. В-2000 м № 1.6. вернуться Е. Ф. Б. ж. 1969 г. р. Вер., зап. В. Костырко, А. Рафаева, О. Христофорова. В-2002 № В4.2. вернуться Эта ситуация характерна для быличек, записанных в сельских районах. При знакомстве с городскими реалиями складывается несколько иное впечатление. Так, рекламные объявления в московской прессе, подчеркивая подлинность дара целителей, указывают на их участие в посвятительных обрядах (Колдунья с посвящением, Маг высшей категории посвящения, Коронованная и посвященная в высшую церемониальную магию), наследственность (Последователь тайного знания старинного рода, Потомственная ясновидящая, имею 40 ступеней посвящения), наконец, на деревенское происхождение (Настоящая деревенская магия. Бабка-знахарка. 70 лет. Уникальный дар. Заговорит пьянку и нагадает суженого; Бабка-знахарка. Сохранит семью от измен мужа. Вернет заблудшего супруга. Положит пьянству конец. Выдаст под венец. Заговорит от хвори. Все расскажет по линии ладони). Все примеры взяты из газеты «Экстра-М Север». 2006. № 8 (692). С. 21, рубрика «Магия» (последний текст — там же. № 7 (691). С. 25). Ср. также такие рекламные тексты: Деревенское целительство (Округа. 2006. № 45. С. 11); Деревенская магия; Деревенская ясновидящая-экстрасенс (Центр plus Запад. 2008. № 41. С. 14). Из 24 объявлений, помещенных в «Экстра-М Север» (№ 8), в шести случаях говорится о наследственной природе дара, в шести же — о прохождении посвятительных обрядов, в пяти — о владении профессиональной магией (авторская методика), причем в двух случаях из этих пяти наблюдается контаминация с мотивом наследственности дара, а еще в одном — с мотивом посвящения. Возможно, это следствие романтизации устной традиции, естественной для эпохи тотального распространения письменности; возможно — реакция рынка оккультных услуг на неиссякающий поток пособий по чародейству, обещающих читателю магический успех безо всяких посредников. Не исключено также, что таким образом воспроизводится характерная для традиционной культуры оппозиция природный/ученый колдун, из которых первый признавался более сильным [Максимов 1989: 69]. Любопытно, что, по наблюдениям Т. В. Цивьян, в 1999 г. в подобных объявлениях преобладал мотив профессионализма колдунов, «один из показателей которого — постоянное совершенствование профессиональных методов (разработка проектов, обмен опытом, чтение литературы)» [Цивьян 2000: 182]. вернуться Самозапись. 2005 г. В 1871 г. Ф. В. Селезнев отмечал: «Против грамотных [у крестьян] есть предубеждение, что грамотный скорее испортится в нравственном отношении» [Селезнев 1871: 11]. вернуться Ср. также высказывание вятских старообрядцев: Люди пошли грамотнее, но бестолковее (М. И. Р. ж. 1936 г. р. Урж. Полевой дневник. 2003. С. 79); Ум дан каждому человеку, а разум — нет. Да и разум бывает с прикупом — если читать книги, который ничего не понимает, а который и понимает [Трушкова 2003: 618]. вернуться О том, как в деревне уважали специалистов, см. [Щепанская 2001а, 2001б]. вернуться И. Ф. М. ж. 1919 г. р. Вер. В-2000и № 11.1. вернуться А. Н. Б. ж. 1912 г. р. Сив. В-2000 м № 1.4. вернуться Н. К. А. ж. 1919 г. р. Сив. В-2000и № 5.1. вернуться Ф. С. И. ж. 1918 г. р. Вер., зап. И. Бойко, О. Христофорова. В-2000и № 9.5. вернуться И. Е. Ф. ж. 1919 г. р. И. А. Ф. ж. 1922 г. р. Кезс. В-1999 № 9.1. вернуться Л. Н. ж. 1953 г. р. Сив. В-2000и № 5.4. вернуться М. В. Ж. ж. 1963 г. р. Кезс. В-2004 № А2.4. вернуться А. М. Ж. ж. 1936 г. р. Вер. В-1999 № 4.1. вернуться Ф. П. С. ж. 1926 г. р. Кезс. В-2000и № 13.1. вернуться X. Ф. Г. ж. 1912 г. р. Кезс., зап. Е. Лыкова, О. Христофорова. В-2000и № 3.2. вернуться Ф. П. С. ж. 1926 г. р. Кезс. В-2000и № 13.1. Ср. также: Ученье — путь к уменью; Птица красна перьем, а человек — уменьем [ППРН: 251,254]. |
