Хотя не мне говорить, с моей-то сейчас довольной мордой.

Блин…

Быть гордостью родителей… очень круто. И плевать, что у меня силы грехов, сумасшествия и смерти. Важна не сила, а как её используешь!

И пока мне всё нравится.

— Я, конечно, там не особо помогла, я девочка, но давайте я приготовлю всё что захотите! М? Заказывайте что угодно! А с ручкой Мишкиной уже завтра пойдём разбираться! А потом уже и школа.

— Ура-а-а! — этому я обрадовался даже больше, чем награде от губернатора, — Наггетсы и шарлотка, уо-о-о!

Ну что за чудесный де-е-е-ень!

* * *

Этой же ночью.

Кладбище. Первая могила. Разрытая.

Безымянный кусает пробку у бутылки рома, резко её откупоривает и льёт алкоголь прямо на крышку гроба.

Бах! Запечатанный столетия назад саркофаг резко распахивается, крышка отлетает в воздух и с грохотом падает на надгробие какого-то бедолаги.

Белый скелет с чёрным цилиндром пафосно лежал, закинув ногу на ногу, одной рукой держал суккубу за ягодицу, а второй покуривал жирнющую сигару.

— А я смотрю ты здесь не скучал, да? — пробормотал Безымянный.

Скелет убирает цилиндр с лица и смотрит в ответ. На секунду он замирает, и сигара начинает медленно тлеть между его отполированных зубов.

Но продлилось это не долго — Барон долго думать не привык.

— Ха-а-а-а, какие люди! И ведь реально люди! — засмеялся он вполне энергичным, живым, но прокуренным голосом, — Ты что, реально пришёл меня спасти⁈

— Как ты поймал «Безымянное» и показал Люциферу, так я открываю твой саркофаг. Мы квиты, Барон. Но… — он оглядывает проснувшуюся красивую девушку, лежащую на груди скелета, — Суккуба и сигара? Серьёзно? Тебя-то так-то запечатали и наказали.

— Ой, ну и что? Мне здесь скучать⁈ Что за жизнь без веселья? Рутина — смерть души! Алко вот только нет…

Безымянный молча кидает бутылку рома в руки скелету. Были бы у того глаза — засияли от счастья.

— Да ты-ж мой свет в этой жопе подземного мира, — Барон был доволен, — Где мы? Какой век?

— Двадцать первый.

— Двести лет потерял⁈ Сраный Тэос! Всё из-за него! Так, дорогая, шуруй, — он начал отпихивать суккубу, — Но передай подругам, чтобы в ближайшие лет пятьдесят были свободны.

— Хорошо, сладкий, — суккуба чмокнула скелет в скулу и осыпалась лепестками роз, отправляясь обратно в Ад.

Скелет резко поднялся, его кости затрещали, а с сигары упал пепел. Он протяжно затянулся, и дым прошел сквозь его рёбра. Но затем Барон отпил ром, и вот он уже куда-то исчез во рту Барона.

— Ты как, кстати, меня нашёл? — спросил скелет.

— Пацан один помог. А там в книжке вычитал.

— Пацан?

— Ага. Интересный. Без руки ещё.

— Без руки⁈ — это Барона очень впечатлило, — Так чего мы сидим⁈ Почему мы ещё здесь? Каждой твари по паре, зуб за зуб, и на каждую сиську — по ладони. А он — и без руки?

— Ему максимум шесть…

— Пора! Да я его должник! Надо ему помочь.

— Не надо.

— Надо-надо, — вылазил скелет в цилиндре.

— Ох…

Глава 6

На следующий день. Утро. Огромный спортивный зал.

Леонид Морозов тяжело дышал. С его носа капала кровь, костяшки онемели, но чувство, что сейчас горело в груди, оправдывало всю боль, испытанную на ежедневных тренировках.

— Победитель среди детей до десяти лет — Леонид Морозов! Первое место! Чемпион по универсальному немагическому бою!

Судья поднял руку Морозова, а его оппонент, высокий десятилетний мальчик, не сдержался и заплакал.

Тяжелая медаль на шее придавала лёгкость душе и телу. Чемпионство грело душу. Навыки заставляли кулаки чесаться, а гордость, что он победил врага на три года старше, укрепляла его уверенность в себе!

Мальчик, выросший в детдоме, пробудивший магию ещё в садике, с первых осознанных дней вкусил основное, как ему кажется, правило в мире — правило сильного.

Его били. Над ним пытались издеваться. Но главное… то же делали и с его сестрой.

Поэтому правило у него одно — либо ты, либо тебя. И любой косой взгляд должен пресекаться. Только так можно выжить детям, которые никому не нужны. Только так он защитит семью.

Если станет сильнейшим и подогнёт под себя всё. Так его учили, так он запомнил.

Так оно и будет.

* * *

Пух!

Этот звук ни с чем не спутать. Я слышал его много раз и, честно скажу, хотел услышать ещё.

Телепорт Баала.

Я поворачиваюсь на хлопок, и вижу его. Кота. Ободранного, хромающего, с подтёкшими глазами. Очень больного, обычного чёрного кота. Мне даже… как-то жалко его стало.

— Господи, какой ты страшный, — почему-то первое, что я сказал, — Баал! Где ты был⁈ Я так-то ждал!

— Я восстановил себя из единственной капли крови. Удивительно, что я вообще очнулся, без домена-то, — сказал он очень слабым, но ухмыляющимся голосом, — Мне сказали, что у вас сегодня операция. Рука, да?

— Ага… — я сел на кровать и посмотрел на свою культю, — А потом школа.

— Сильно хотите? В школу?

— Очень… — пробормотал я, — Видео смотрел… ну, в интернете. И завидно.

— Не переживайте, скоро пойдёте. Я нашёл силы, чтобы пожелать вам удачи. Да и тоже увидеть хотел. А то после всего… — он замялся, а потом вздохнул, — Простите, что так вышло.

— Да ладно. Оба дураки.

— Мдам… оба, — снова хмыкнул он, — Когда в школу пойдёте, я… поучу вас чему-нибудь. Как извинение. Вы же хотели, чтобы я поделился своей магией?

— Д-да! — закивал я.

— Значит поучу, — улыбнулся котяра, — А пока — нам обоим стоит восстановиться. Удачи вам.

Кот исчезает в телепорте, а в мою комнату заходят родители. Все собраны. Все готовы.

Пора.

День икс.

Не пить. Не есть. Проснуться в такую рань, когда я никогда не вставал. И затем — прописаться в палате.

Волнение чувствовалось везде. В каждой детали. Палата. Запрет на еду и воду. Медицинский халат. Суета медсестёр. Вот честно, если бы меня по башке стукнули и потащили приделывать руку — я бы меньше волновался!

В палате были все. Говорят, операция недолгая, так что меня дождутся. Вот и пришли.

Мама. Папа. Прадедушка и прабабушка. Вся семья.

— Хорошие новости, — зашёл Альберт, — Не перестану хвалить твой регенерирующий фактор, Михаэль. Эксперименты с твоими клетками показали, что руку можно отрастить за одну операцию.

— То есть, у меня сегодня будет рука⁈

— Мы постараемся, — улыбнулся он, — Ну если не сегодня, то завтра, край после. Не страшно. Бате твоему подольше отращивали.

— Я… сегодня хочу, — пробубнил я, сжимая пациентский халат, — Я в школу хочу… к Максиму…

— Мы постараемся, Михаэль, — вздохнул Альберт, — Давай, настраивайся. Скоро зайдём.

И он ушёл, оставляя меня с семьёй в палате.

Мне предстоит операция. Серьёзная операция, отращивание полностью дееспособной руки! Мне. Ребёнку! И да, я пережил уже достаточно для своего возраста, но такое — впервые.

— Сынок, не волнуйся, — батя, как всегда, похлопал меня по плечу, — Ты ребёнок, у тебя особая процедура.

— Зато скоро будешь с ручкой! — мама, как всегда, искала позитив, — И в школу пойдёшь! К Максимке! Его мама говорит, что он скучает. Дети тебя потеряли.

Я улыбнулся.

Да… как можно понять — я мечтаю о школе. Максим мне многого нарассказывал. Про поездку к пингвинам, про бассейны, про зоопарки. Скоро поедут в детский лагерь, в лес! На ёлки смотреть. Грёбанные пингвины, вы можете себе представить⁈

За неделю в аду я научился ценить детство. Остался последний рывок.

С этой мыслью я начал выдыхать, а мандраж потихоньку успокаивался. Меня смущал дедушка. Он сидел и хмурился, и даже не говорил какой я хороший и смелый! Это же заметила и его жена.

— Сева, ты чего? — спросила она.

— Да смущает меня вчерашний инцидент…

— Всё же хорошо прошло.