До поселка долетели как на крыльях, только на подушке. Шумно, но быстро. Дольше грузили мои манатки и сдували Плотву, а ещё отгоняли от меня Головина, который, раз не вышло с кинжалом, предлагал меня утопить и пристрелить.

Придирался к ерунде всякой, умудрился даже с Самвелом сцепиться. Оказывается, к той горе с круглым озером посередине, где стоял вверх ногами гроб старого шамана, даже близко нельзя было подходить. Врунгелян защищался как лев или торговец с рынка, которому предъявляли за несвежее мясо или кислые фрукты — яростно и самозабвенно, с божбой и матюками. В общем, в споре «Ты должен был его предупредить» и «Я был уверен, что ты сам его предупредил» ожидаемо проиграл я, поэтому меня и надо было утопить. И это при том, что я правды никому не говорил, рассказав, что по горе и вокруг озера просто гулял.

Потом Артем вспомнил про медвежатину и стал выяснять, где остальное мясо — мишка-то, судя по шкуре и черепу, был ого-го какой.

- Немножко шейки пожарил на камнях, сам поел, часть волку скормил, - честно ответил я.

- Какому волку?! – влез Смирнов. Охотничьего азарта в голосе не наблюдалось, а вот какая-то встревоженность точно была слышна.

- Серому. Он живет там, а тут я балаган на поляне поставил, вот он и пришел знакомиться. Рыбы поели, чаю попили. Он хороший оказался, только на пожрать жадный, - продолжал я как ни в чем не бывало, делая вид, что не замечаю, как вытягиваются лица Вали и Лехи, Самвел еле сдерживается, чтобы не заржать в голос, а физиономия Артема начинает приобретать опасный оттенок, - у него кость как-то раз в горле застряла, а я вытащил. Обнялись, подружились, - завершил я пасторальный рассказ, отметив, что и у Самвела лицо удлинилось лицо и взлетели густые брови. – Да вы бы видели ту кость, мужики — серп натуральный! Она ему шею насквозь пробила, я через шкуру об нее снаружи укололся. Тут не рыба у вас, а чудища озерные, их ребра только к палкам привязывать и в штыковую с ними ходить, - меня понесло, но смешно явно было не всем.

- Чем? - ровным, вроде бы, голосом спросил Головин, но Леха тут же отступил от него на пару шажков.

- Что - «чем»? - не понял я.

Чем ты вытащил кость у волка из горла, Дима? - еще ровнее уточнил он, а Леха отвернулся, сморщился и вжал голову в плечи, будто ожидая близкого выстрела или взрыва.

- Как «чем» - пальцами! — недоуменно объяснил я, покрутив раскрытой ладонью перед собой.

- Валя, дай ствол на минутку, пожалуйста, я пристрелю его – уже подсевшим голосом начал было Артем, а потом его закрутило и понесло, как с ветки падающий лист. Но исполнял искренне и с огоньком, тут не отнять. С воя на лай переходил и возвращался неоднократно. Я думал, что с ближних деревьев не то, что иголки — ветки с корой облетят. В сухом пересказе ария столичного гостя звучала так. В жизни, по службе и на работе, ему доводилось видать разных чудаков, но такого, как я, он встретил впервые. В его глазах я пал настолько низко, что пробил дно дна, но он уверен, что я все равно еще полон сюрпризов. Он испытывает стойкую личную неприязнь к интеллигентам, страдающим одновременно педикулезом и диареей. К мамкиным путешественникам, которые не могут нормально в такси сесть, зато то с волками обнимаются, то медведям руки в пасть суют. Что, кстати, само по себе крайне опрометчиво, и вызывает обоснованные сомнения в умственном развитии совальщиков. И что он немедля бросает работу и уходит в монастырь. Но перед этим он отправит в монастырь меня. В женский. Потому что в мужской я скоро не пройду по комплектации.

В общем, до поселка быстро доплыли. Головин ушел в кабину и не показывался, а я стоял на палубе возле ограждения и провожал взглядом проплывающие прибрежные горы, леса, протоки и ручьи, уже желтеющие острова в русле Индигирки. Рядом стоял Леха, которому Артем, проходя мимо, ткнул на меня пальцем через плечо и показал кулак. Видимо, опасался, что я махну за борт и рвану саженками обратно, к волкам и медведям.

На берегу, казалось, собрался весь поселок. Почти у самой воды толпились группы местных, некоторые — в национальной одежде. Было много русских в камуфляже разной степени новизны. Глаз выхватывал из толпы крепких ребят в новых «камках», они стояли в разных местах, но, казалось, были связаны невидимыми нитями. Или радиоволнами — у ближнего возле уха я заметил витой проводок. Самая большая группа саха, человек тридцать, окружала совершенно седую маленькую бабушку с морщинистым темным лицом, которая сидела на перевернутой лодке. Рядом с ней расхаживал и водил руками какой-то местный в нарядной, густо расшитой и украшенной кухлянке, модных сапогах с каблуками и в капюшоне, на котором покачивались в такт его движениям короткие прямые рога. Лицо было разрисовано узорами, не то мелом, не то известкой, в общем, чем-то белым.

- Соседнего улуса шаман, - кивнул на расписного начальник полиции, - говорил, что прокляты Кузнецовы, потому и вымирают, как мамонты. В прошлом году взялся снять наговор, неделю камлал, не меньше. Говорят, стадо оленей ему отогнали тогда. А через месяц у внучки большухи мертвый ребенок опять родился.

Мы сошли на берег, и гул голосов усилился. От бабульки, властно махнувшей рукой в мою сторону, отошел пожилой, но вполне крепкий саха, и направился к нам.

- Валя, подойди, будешь переводить, – попросил я начальника полиции, и тот без вопросов встал рядом, за правым плечом. Слева на полшага вперёд выступил Леха. Он стоял чуть прищурившись против солнца и немного сутулясь, но то ли в том, как он плавно перетек на это место, то ли в стойке и постановке ног чувствовалась сила и какая-то опасная уверенность.

- Это лучший охотник Кузнецовых, Степаном зовут. В поселок очень редко выбирается, - вполголоса сообщил в правое ухо Смирнов, пока парламентер шел ко мне. Подойдя, он заговорил хрипловатым густым голосом. «Таким, наверное, петь хорошо» - ни к селу, ни к городу подумалось мне, а Валя начал переводить:

- Дух предка велел нам собраться здесь, встретить сына Волка и передать ему наши земли, угодья и стада. Он обещал, что снимет старое проклятие с Кузнецовых, дети станут рождаться живыми и здоровыми. Мы готовы принять сына Волка старшим в роду или войти в его род. Мы выполним всё, что велел дух старого шамана, просим только помочь с бумагами, у нас нет знающих людей — мы просто охотимся, ловим рыбу и пасем оленей. Он все сказал, – закончил перевод Смирнов, а охотник с последними словами поклонился мне до земли, выпрямился и замер, видимо, в ожидании ответа.

- Говори громко и слово в слово, – попросил я, глянув в глаза Валентину. Он почему-то вздрогнул и кивнул.

- Старый Откурай сказал мне, что уходит без зла и обиды на своих внуков, – начал я и заметил, что при звуках имени старого шамана все саха на берегу остолбенели, даже суетливый черт с белой разрисованной мордой, а старуха всем телом подалась вперед.

- Я сам проводил Старого Откурая на Верхние Небеса. По дороге мы говорили. Он был расстроен, что принес роду так много горя и боли. Он признал, что вашей вины нет. Нет больше и его гнева. Нет проклятия.

Саха переговаривались неслышным шепотом, но ловили каждое слово, переводя взгляды со Смирнова на меня и обратно.

- Я поклялся духу вашего предка, что не причиню вам зла или обиды. У Кузнецовых всегда будет своя земля, свои стада, лес и рыба, – продолжал я, замечая, как расцветают надеждой эти скупые на эмоции лица. И как припал шаман к старухе и принялся что-то шептать ей на ухо. А она пыталась оттолкнуть его слабыми руками, чтобы не мешал слушать.

- Мы вместе с вами разберемся с бумагами, чтобы не было обмана. Род будет расти, станет сильным и богатым. У вас будет много здоровых детей, Кузнецовы! Я все сказал, - и, дождавшись последней фразы от Вали, приложил правую руку к груди и поклонился замершим саха до земли.

Тут узорчатого как прорвало. Он понял, что замершая старуха на его слова никак не реагирует, и сорвался в мою сторону. Голос его напоминал то карканье ворона, то треск сойки, но на человеческую речь точно не походил. И двигался он волнами, как плывущая гадюка — несколько шагов в одну сторону, несколько в другую, не сводя с меня глаз и не прерывая речь. Женщины прижали руки к щекам, некоторые повернулись спиной, закрыв собой детей и зажав им уши. Мужчины потянулись за ножами.