Я, в целом, не против был рассмотреть все эти конституционные дела, но, надо признать, пока я читал проект Воронцова, всё отчётливее выяснялось, что наши с Александром Романовичем взгляды на будущий Основной закон расходятся радикально.
После обеда Семён Романович прибыл во дворец, и мы в непринуждённой обстановке сели поговорить. На этот раз неутешительные новости оказались у меня:
— Александр Романович, по поводу вашего конституционного проекта… Ознакомившись с ним, хочу выразить большие сомнения в его правильности и справедливости!
— Вот как? Что же вас в нём обеспокоило, Ваше Величество?
— Ну, вот смотрите — я открыл наугад первую попавшуюся страницу: — здесь вы пишете: «Дворяне имеют право собственности на принадлежащее им земельные угодья»… Дальше: «Дворяне имеют на праве собственности недра, расположенные под их имениями, как родовыми, так и благоприобретёнными… Дать дворянству полную свободу жительствовать во всех частях государства, где пожелают… Подтверждаем и возобновляем все права и преимущества, данные дворянству прежними российскими государями, а наипаче указом императора Петра III, именуемым: „О вольностях дворянства“, и Грамоту дворянскую императрицы Екатерины II…».
— И что же здесь не так, Ваше Величество? — осторожно вопросил Александр Романович.
— Да всё не так, — воскликнул я, с хлопаньем закрывая папку. — Вот кругом, куда в ваш текст не ткни, всюду: «дворяне, дворяне, дворяне, дворяне», будто бы у нас иных сословий-то среди населения и вовсе нет, или они столь незначительны, что и упоминать о них не стоит! А промежду тем даже крестьянство наше и в армии служит, и налоги платит, и прочие повинности несёт; а им, по вашей же Конституции, всех прав выходит — шиш, да маленько! Нет, Александр Романович: конституцию надобно делать всесословную: не «дворяне имеют», а «все имеют», не «дворяне вправе», а «все вправе», и так далее и так далее.
Братья переглянулись.
— Ваше Величество! — граф начал защищать своё творение, — в нашей державе дворянство суть первейший класс, и это сложилося с незапамятных времён. Вполне естественно, что они получают понятные преимущества в такой деликатной сфере, как политика!
— Семён Романович, — обратился я, а Воронцову-младшему. — Вот вы многие уже годы служите послом нашим в Лондоне. А там есть привилегии у дворянства?
— Англия есть особое государство, там многое устроено не как на континенте, — любезно улыбнулся нам Семён Романович. — Однако, чтобы участвовать в политической жизни, там следует быть джентльменом!
— А кто такой «джентльмен»? Корона выдаёт патенты на джентльменство? Или любой может стать им, получив образование, манеры и некоторую собственность?
— Ваше Величество, Англия во многих отношениях не похожа на Россию, — обеспокоенно произнёс Воронцов-старший, чувствуя, что разговор идёт как-то не так, как следовало бы.
— Да, это очевидно любому. Но, вы же хотите, чтобы у нас всё получилось, как в очень непохожей на нас Англии, а те то, что было недавно в столь близкой к нам и похожей на нас Польше?
Братья озадаченно замолчали.
— Я, собственно, что хочу вам сказать: конституция — штука сложная. Хорошо, если выйдет, как в Англии; а ну как всё получится как в Польше? Мы все прекрасно понимаем, что именно сеймы и шляхетские привилегии погубили это государство. Потому надо брать за основу английские или американские образцы, где дворянства в нашем понимании нет вообще, чем негодные польские. Другими словами, конституция должна быть всеслословной!
— Ваше Величество, — возмущённо воскликнул Александр Романович, — не желаете ли вы совершенно уничтожить дворянские привилегии?
— Конечно же, нет. Сейчас это было бы несвоевременно, но когда-нибудь в будущем, может быть, лет через 100, несомненно, произойдёт правовое уравнивание всех сословий. И, чтобы облегчить эту задачу для будущих поколений, я не желаю закреплять дворянские привилегии в Конституции. Пусть они будут, эти привилегии, но лишь на основе жалованных грамот, манифестов, указов, или простых законов; а вот в верховный, основной закон мы этого тащить не будем! Ну а в будущем привилегии дворянства попросту распространяемы будут на все классы населения, не исключая и крестьян. Так что, Александр Романович, переписывайте, в том духе, как я вам сейчас обозначил.
— Ваше Величество! — вновь вкрадчиво начал Семён Романович, — а может быть, возложить обсуждение всех этих вопросов Сенату? Ведь господа сенаторы, привыкшие к разрешению сложнейших государственных вопросов, сами наилучшим образом во всём разберутся?
— Ах, Семён Романович! Вот в чём бы я не надеялся на Сенат, так это в устройстве нашего Основного закона. Вы, верно, так долго жили в Англии, что не знаете, что учреждение это ныне почти что несостоятельно. В нём насчитывается более 30 тысяч нерешённых дел; иные из них тянутся со времён Елизаветы Петровны! Надо сначала наладить порядок — изменить систему комплектования Сената, наладить работу, а уж потом наделят его некоей властью. А для наших практических целей это означает, что Сенат не сможет создать Конституции — это Конституция должна создать Сенат!
В общем, мы самым серьёзным образом решили переменить структуру государственной власти. «Правительствующий» Сенат, как назвал его когда-то Петр, давно уже не оправдывал своего названия: фактически он выполнял роль высшей судебной инстанции, дополнительно нагруженной ещё уймой всяких функций. Так, глава Сената, генерал-прокурор, соединил в своих руках обязанности министров юстиции, внутренних дел и финансов. При этом петровских берг-, мануфактур- и коммерц-коллегий уже не существовало вовсе, ибо были упразднены, а задачи их переданы Казённой палате;
Пришлось спешно взяться за реформы. Были возрождены петровские коллегии и добавлены новые: внутренних дел, государственных имуществ, юстиц-коллегия. Казённая палата была преобразована в Казначейство, Контрольная палата была схгранени и реорганизована — ей приданы были функции следственных органов в сфере финансов.
Далее, из Сената выделили Верховный суд, наполнив его людьми с юридическим образованием. Таковых страшно не хватало, поэтому пришлось давать высокие посты недавним выпускникам университетов, продвигая их на 5–6 ступеней Табели разом. Впрочем, это дало неожиданный эффект — если ранее университетский диплом не имел в глазах молодых дворян никакой особенной ценности и аудитории были полупусты, то, после быстрой карьеры выпускников, в университетах, наконец-то, образовались очереди.
Теперь Сенат состоял из 324 человек и формировался следующим образом: на одну треть он наполнялся моими рескриптами, на треть — отставными чиновниками высокого ранга, и треть — по выборам от губерний (по два человека от каждой губернии и города губернского уровня — Москвы и Петербурга). Главной задачей Сената стала законодательная и контрольная. Всю структуру разделили на 5 департаментов. Первый департамент Сената — законодательный, второй — административного контроля; третий департамент Сената выполнял роль прокуратуры, четвёртый — военной прокуратуры, пятый — ревизионный. Общее собрание сенаторов составляло высшую палату российского «парламента», низшую палату которого (Земский Собор) ещё нужно было создать.
Вопрос с нижней палатой обсуждался долго и яростно. Воронцов скрежетал зубами и едва не падал в обморок, слыша то, что я желал установить.
— Волостные старосты на губернском собрании выбирают трёх представителей на Земский Собор. От Казачьих Войск выбирали от 2 до 5 представителей, в зависимости от численности, от отдалённых краёв, управлявшихся наместничествами, избирали от 3 до 6 делегатов. Собор созывается в Таврическом дворце раз в год на сессию; здесь они должны были принимать законы, разработанные в недрах Сената, или отказывать в их принятии.
— Александр Павлович, — ужасался Воронцов, — но ведь при этаком порядке у нас весь этот Земский Собор будет состоять из одних крестьян!
