– Слышал. В одном анекдоте.
– В каком?
– Да один балетный инфант прибегает с улицы и жалуется матери: «Ма-ам, а мальчики во дворе меня дразнят педиком?». Она ему свирепо: «А ты им морды набей, сынок!». Он, возмущённо: «Ну что ты, мамочка, ведь они же все такие хорошенькие!»
И впервые Алексей и Оксана дружно смеялись до слёз. И прониклись простой взаимной человеческой симпатией без претензии на что-либо.
– Если честно, – успокоившись, продолжила повествование девушка, – нам с Маришкой поднадоела эта сказочная лирика. Ведь классический танец – вымирающее искусство для эстетов. Нам же по духу современные ритмы. Авангард. Не Павлова с Улановой, а хотя бы Айседора Дункан. Или Алисия Алонсо. Короче говоря, документики забрали – и сделали альма-матер ручкой. На пару с подружкой поступили в институт культуры, на вечернее отделение. Кормить нас было некому: у Маринки в городе двоюродная тётка-скряга, а родня – в деревне; мои предки разошлись, немного погодя я и от маман потихоньку откололась. Уже четыре года – в свободном плавании. Мариша махом пристроилась при обкоме комсомола – в турбюро. Побывала в Болгарии, Югославии, на Кубе… А я тем временем моталась по разным творческим коллективам при дворцах культуры, при политехе. В Среднегорске же с нетрадиционным искусством – полная лажа. Повезло, что пробился такой творческий человек, как Стерлигов. Он и организовал музыкальное ревю. Всё второе отделение – танцы, варьете. Мы же не только по ресторанам чесать горазды. Нас и творческие люди заметили. Приглашают и на фестивали, и на конкурсы в различные города.
– Из-за варьете и ваша дружба с Мариной прервалась?
– Не вполне. Я не теряла с ней эпизодических контактов до тех пор, пока она не выскочила замуж за этого… за Алькевича. За это чудо в перьях и в пенсне. Как она за ним с тоски не удавилась, я поражаюсь. Впрочем, быт он ей обеспечил.
– Поправьте меня, Оксана, если я заблуждаюсь, но у меня сформировалось весьма стойкое и, не исключено, превратное предубеждение, что Марина была …кгм… доступна для мужчин.
– Обет супружеской верности на Библии она, конечно, прибабахнутому своему не давала. М-да… Но впечатление о её распущенности – в значительной мере внешнее. Просто она была заводная, экстравагантная. И первому встречному ковбою не отдалась бы. Исключено. Лишь тому – кто её чем-то поразил. Да и свои романы Марина хранила за семью печатями. Так что, наперёд скажу: свечку у постели я не держала. Никого «на мушке» не держу.
– Вам ни о чём не говорит имя Арми, Арменак?
– Арми, Арменак? Нет, ноль ассоциаций.
– Усвоил. А не знаком ли вам этот мужчина?
И Подлужный предъявил Соболевой фотографии, на которых был запечатлён Бухвостов.
– Впервые вижу, – без намёка на колебание ответила та, возвращая карточки.
– Угу. Возможно, у вас сохранились записки, письма Марины, общие фотографии?
– Записок и писем нет. Маринка писала, как курица лапой, – не в смысле почерка, а в смысле стиля. И ненавидела это занятие. А общие снимки, слайды есть. Дома, разумеется. Так вы же про них меня не предупредили.
– И намёка нет на то, чтобы винить вас в этом, Оксана. Но вы же можете подсказать, есть ли на тех снимках мужчины с кавказской, с армянской внешностью?
– С кавказской… Так вот сходу и не отвечу. Нужно пересмотреть.
– Вы посмотрите, пожалуйста, и если что – позвоните. Принимается?
– Приниматься-то принимается. Но если я что-то найду на слайде, то не потащусь же с диаскопом 51 к вам!
– Зачем же? Звонок, и я к вам подъеду. На прокурорской «Волге». Но без конвоя, – в типично прокурорской манере съюморил Алексей. – А с большой-большой признательностью за помощь в расследовании. Ведь в этом деле мы с вами союзники, не так ли?
– Хм-м, – засомневалась Оксана, через косой прищур, изучая прокурорского работника. – А вы там меня не загипнотизируете? А то я была как в наркотическом сне от ваших батри, жете и соте…
– А-а-а! Вы про прыжки косолапой обезьяны! – расхохотался Подлужный, вспоминая собственные вкрадчивые скачки по кабинету. – Что вы, Оксана. Сугубо официальный визит. И потом, если на фото вы не обнаружите субъектов, интересующих следствие, то и звонка с вашей стороны не последует. Не так ли?
– Если говорить вашими словами: я всё усвоила, – поднялась Соболева. – Всего доброго, – нейтрально попрощалась она.
– Всего доброго, – кивнул Алексей ей вслед.
3
Сопроводив взглядом через окно Соболеву, которая красиво дефилировала по улице изящным и по-женски коротким «шагом от бедра», следователь прокуратуры неожиданно для себя запел: «Ненадёжная ты, как лёд весной…52 М-да…».
Впрочем, уже через пару минут он настроился на производственную волну и приступил к свежему обзору, распространённому областным УВД и облпрокуратурой. И вскоре Подлужный поневоле выдал типично русское восклицание: «Ё-кэ-лэ-мэ-нэ!». Именно так он среагировал на любопытное место в разделе нераскрытых убийств, ибо там приводилось описание обгоревшего трупа мужчины. Длина тела погибшего равнялась 195 сантиметрам.
«Случаем, не Бухвостов ли то обнаружился? – предположил Алексей, мысленно воспроизводя заявление Ситова о пропаже друга. – В принципе, заявленным параметрам соответствует. Ну-ка, ну-ка…». И следователь повторно принялся выборочно читать заинтересовавшее его сообщение: «28 июня 1987 года в Юго-Камском районе… На опушке лесного массива в пятидесяти метрах от просёлочной дороги на кострище обнаружен обгоревший труп мужчины… Произведён гипсовый слепок с дефекта протектора (рваное выкрошивание, выработка) шины правого переднего колеса легкового автомобиля, имеющего индивидуально-определённые признаки… Произведено фотографирование… С места происшествия изъято: обгоревшие туфли мужские, цветной шёлковый лоскут, оплавленные наручные часы, образцы почвы, издающие запах легковоспламеняющейся жидкости… Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы смерть мужчины, личность которого не установлена, предположительно наступила от ножевого ранения в область сердца. Телесные повреждения, причинённые огнём, носят посмертный характер… Убийство не раскрыто…».
Подлужный откинулся на спинку стула, сопоставляя иные детали: Марина Алькевич была убита в ночь с 14 на 15 июля; труп нашли грибники 28 июня; сейчас – начало июля. То есть, труп высоченного мужчины вполне мог оказаться Бухвостовым. Значит, надлежало истребовать для изучения уголовное дело о нераскрытом убийстве в Юго-Камском районе. Возникшим соображением Алексей вознамерился было поделиться с Боцовым по телефону, однако…
Однако уголовный розыск опередил следствие: на столе сотрудника прокуратуры зазуммерил аппарат связи. То, разумеется, звонил Николай.
– Хэллоу, Алый, – излучал самодовольство разыскник.
– Привет, товарищ заместитель начальника уголовного розыска, – с невольной улыбкой отвечал тот. – Наперёд скажу, что ты не просто так звякнул. Порадовать хочешь?
– А то! Не забыл наш разговор про армянскую диаспору?
– Ещё бы…
– Значитца так, Разговор секретный и остаётся между нами.
– Вник.
– Ты знаешь, кто главный по армянской общине в нашей области?
– Шарль Азнавур? 53
– Всё шуткуешь. Так вот, смотрящим не смотрящим54, но старшим у них поставлен Назарян Норайр Хачатурович. Директор «Аметиста».
– Так-так…
– Если бы я сам к нему припёрся, то он бы меня вежливо принял, но по результату – отправил бы куда подальше. Тут уровень нужен. Предположим, положенец55 со всем расположением побакланит с небезызвестным Вовой Казымовым. А почему? Да потому, что Вова, будучи зам начальника областного УгРо, за низовую информацию по какому-нибудь глухому делу может кое-что оформить как явку с повинной, а то и прикрыть какую-нибудь кражонку…
– Коль, да я немного ориентируюсь в этом, – нетерпеливо прервал Бойцова Подлужный.
– Лёша, я к тому, чтобы ты чуял, на какие верхи мы выходим, – важно поправил его разыскник. – Так вот, сходил я на поклон к Казымову. Вова и подъехал на кривой козе к Назаряну. Тот в дебюте и расшаркался, и креслице ему подвинул, и коньячку плеснул… Но как услышал про Арми-Арменака – разом в лице изменился и стопку выронил. О как! И ушёл в отказ. Вчистую: дескать, слыхом не слыхивал и дело с концом.
