– Ну и…

– Тут уже Казымова заело. Да и по мандражу директора допёр, что тот не токмо знает Арми-Арменака, но и очень-очень знает. Словом, обложили мы Норайра Хачатуровича. И вызнали его ближайшее окружение. Короче, калякай установочные данные на Арми-Арменака…

– Да ну! – усомнился следователь.

– Калякай-калякай, – снисходительным волшебником усмехнулся Николай. – Сукиасян Арменак Саркисович…

– Как-как?

– Су-ки-а-сян, – со смешком и по слогам продиктовал фамилию Бойцов. – Это совсем не то, что ты подумал… «Сукиасян» в переводе значит «безмолвник». О как! Посему, чую, намаемся мы с ним. Ну да ладно, калякай дальше: 1959 года рождения, уроженец города Арташат Армянской ССР, в настоящее время прописан: Среднегорск, Прикамская, дом 23, квартира 44, работает в отделе снабжения Среднегорского телефонного завода, служебный телефон…

– Коля! – вновь возбуждённо прервал диктующего Алексей. – Опять «телефонка»! Там же Алькевич работает. Не исключено, что он знает этого Сукиасяна?

– Я точно так же, как и ты, – в присущем ему духе, скабрезничал Бойцов, – в этом направлении член к носу приложил.

– Та-ак. Когда будем брать за вымя, как выражается внук Котовского, возможно, совсем нам уже не товарища Сукиасяна?

– Погодь малость, Ляксей, – притормозил азарт соратника разыскник. – Я уже прозондировал такую акцию. Должен тебя огорчить: в настоящее время совсем нам не товарищ Арменак находится в отпуске с выездом на историческую родину.

– Д-да, – будто запнувшись и упав через порог, среагировал Подлужный. – Ч-чёрт! Жаль. И когда он будет?

– В запасе у него неделя. А когда вернётся – неведомо. Но я по своим каналам отслеживаю.

– Что ж, – на ходу корректировал планы следователь. – В таком разе, Коля, давай раздобудем фотку Сукиасяна в паспортном столе или в отделе кадров завода, да и предъявим для опознания Алькевичу. Заодно изучим личное дело заподозренного. Идёт?

– По времени сориентируй.

– Знаешь, на четырнадцать тридцать меня пригласили в обком на заседание парткомиссии по Башмачникову. А к шестнадцати я вполне поспел бы на «телефонку», если бы ты там кадровиков организовал. Как?

– Опять на УгРо выезжаешь, дорогой товарищ следопыт, – проворчал Бойцов. – Шут с тобой. Принимается.

4

Алексей прибыл в обком. В приёмной он представился женщине-секретарю, регистрировавшей приглашённых.

– Приняла, – ответила ему та, делая отметку в списке. – Придётся подождать назначенного срока. Присаживайтесь.

– Нет, – отказался Алексей от перспективы томления в душном помещении, – я лучше в коридоре подожду.

– Хорошо, – сказала секретарь. – Только не уходите далеко.

Подлужный вышел в коридор, подыскивая местечко, где можно было бы пристроиться. Не успел он определиться, как сбоку прозвучал знакомый баритон: «Николаич, двигай сюда».

Голос доносился из угла, отгороженного переносным щитом, на который ежедневно вывешивались свежие номера газет «Правда» и «Известия». Следователь заглянул за импровизированную ширму и увидел старшего прокурора-криминалиста облпрокуратуры Тиссена Александра Рейнгардовича, привставшего со сколоченных в ряд стульев.

Тиссен был высок, подтянут, худощав и носил чёрную, как смоль, аккуратно подстриженную бороду типа «барбудос»⁵⁶. Последний атрибут внешности, вне всякого сомнения, должен был подсказать постороннему о духовном родстве бородача с Фиделем Кастро и Че Геварой. А его чёрного цвета с антрацитовым отливом глаза выказывали сильный характер и взрывной темперамент.

«В упряжке» с криминалистом Подлужный прежде работал по ряду уголовных дел. И Тиссен зарекомендовал себя грамотным и компетентным специалистом, оказавшим помощь в раскрытии преступлений.

– Здорово, Николаич, – приветственно дёрнул революционным атрибутом тот, усаживаясь обратно. – Приземляйся.

– Здорово, Рейнгардович, – в тон ему откликнулся Подлужный. – Ты, никак, вместе с товарищами Фиделем и Че укрылся за баррикадой? – шутливо указал он на переносной щит.

– Да как сказать…, – неопределённо проворчал криминалист.

Обычно энергичный, жёсткий и прямой в суждениях Тиссен сегодня выглядел апатичным. Лицо его было помятым, а взгляд не традиционно пронизывающим, а утомлённым и отчасти даже затравленным.

– Что-то случилось? – участливо поинтересовался Алексей.

– А, – нервно хоть и дрыгнул тот ногой, но было видно, что замкнутость ему невтерпёж, что он должен кому-то излить душу.

– И всё же? – сочувственно переспросил Подлужный.

– Понять-то ты меня, конечно, поймёшь, – медленно и с паузами заговорил Тиссен, набирая разгон подобно заезженной колымаге на ухабистом просёлке. – Да горю не поможешь, потому как семейные передряги – потёмки. Видишь ли, я кантуюсь в коммуналке на двух хозяев. Занимаю комнату, куда вселил ещё и любимую бабу. Гальку. Беременная она от меня. Да плюсом ко всему у неё шестилетний сын Женька от первого брака. Галькин-то бывший – уркаган. По второй ходке впаяли ему пять лет. Вот тут я Галюню и подхватил. Она брак с уркаганом расторгла. Поначалу жили, душа в душу. Но однажды поругались. И она брякнула, что как мужик я её не устраиваю. Мол, у бывшего-то её причиндал в два раза больше. И она от него балдела как вокзальная шалава.

– Да уж, – глупо промямлил Подлужный, будто передразнивая Кису Воробьянинова.⁵⁷

– А по весне этот хрен условно-досрочно освободился, – не особо вслушивался в ответные реплики собеседника Тиссен. – Почти сразу завалился к нам – мол, с Женькой повидаться. Весь в наколках. Зэчара прожжённый с жеребячьей елдой на полметра. Ну, дал им полчаса – к сыну же пришёл. Но не дотерпел – вытурил его нахрен реально-досрочно. А с полмесяца тому назад неожиданно заскочил домой перекусить. Глядь, а этот корнеплод на кухне чай пьёт! Это ладно ещё. Так ведь наш кот, который чужих на нюх не переносит, возле него трётся! Да ещё мурлычит. Тут я и смекнул: что-то здесь нечисто. Неспроста зачастил этот хренодёр. К Гальке опять подкатывает. А?

– М-да, – через силу выдавил из себя Алексей.

Стыдно сказать, но Подлужный даже мелко и эгоистично возликовал про себя: ему-то подобные семейные «заморочки» и не снились. Тиссен меж тем продолжал изливать то, что у него наболело.

– Опять же сосед заколебал – Генка, пьянчуга. Так хренодёр повадился с ним водяру глушить. Я его пару раз выбрасывал, а он на меня – «телегу», что я закон нарушаю. Что он к Генке ходит. Вот я ответно и накатал заявление в обком: мол, помогите коммунисту, работнику прокуратуры с отдельным жильём. Сегодня слушали меня в отделе административных органов. Обещали помочь.

– Н-да…, – не зная, что сказать, протянул Алексей.

Он и предположить не мог, что у благополучного снаружи, неизменно бравого, подтянутого, с полувоенной выправкой прокурора-криминалиста такая «петля на шее». А вот, поди ж ты, приоткроется человек, и…

Разговор коллег был прерван появлением в коридоре двух новых действующих лиц мужского пола. Последние столкнулись там случайно, следуя в разных направлениях. Из-за щита им не было видно сотрудников прокуратуры, и потому диалог, состоявшийся между ними, протекал вполне откровенно.

– Привет, Юрий Игоревич, – сказал первый из мужчин, пожимая второму руку. – Куда спешим?

– Привет, Виктор Геннадьевич, – ответил второй. – Да вот, спешу с совещания на совещание: из областного суда – к себе. Наверное, это меня Маяковский имел в виду, когда писал про прозаседавшихся. А вы как?

– С корабля – на бал. Только что из Москвы.

– Как там столица?

– Плохо, Юрик, плохо.

– Что так?

– Всё начинает шататься. Знающие люди предрекают, что развалит Горбачёв всё на свете. И я склоняюсь к тому же. Конечно, не сразу: через годик-другой. Ан пути эвакуации надо готовить загодя.

– Да ну?

– Именно, Юрик, именно. Бежать надо отсюда. Бежа-ать. Пора подыскивать норку понадёжнее. И не мешкать с этим. Я сам наметился в облисполком. Так сказать, на хозяйственное поприще. Политика меняется, партии приходят и уходят, а хозяйство надо вести при любом режиме.