— А с чего ты вдруг решил написать поэму? На тебя это не похоже.

— Я пытался писать стихи в старшей школе… Не выходило. И вот когда я лежал на обследовании, меня осенило, что историю Земли нужно рассказывать именно в стихах! Если я смогу передать моим ученикам и друзьям свои чувства, то они будут отправляться в прошлое как Дон-Кихоты.

У Лены глаза вылезли на лоб. «Ему точно эти мерзкие ящерицы повредили мозг!» — подумала она, а вслух сказала:

— Рич, я твой друг. И как друг, скажу правду: ты что, спятил?! Дон-Кихот перечитал глупых псевдоисторических книг и пошёл воевать с мельницами. Ты хочешь, чтобы в прошлое отправлялись наивные дурачки, у которых в голове нет ничего, кроме романтических идей?! Которые думают, что в прошлом всё возвышенно и восторженно?! Ты хоть понимаешь, чем это может быть чревато?! Ты же всегда был за объективный, научный подход!

Темпест смутился. Он понимал, что Лена была права.

Тут дверь открылась и в кабинет вихрем влетела Маша:

— Мне наконец-то пришли все данные с датчиков и камеры! Этот неандерталец прожил целых тридцать пять лет, представляешь? Они же в среднем по двадцать два года живут, вернее, жили! Я сегодня же сяду за анализ данных, и обязательно упомяну тебя в отчёте и в итоговой статье! Спасибо, огромное спасибо за помощь, дорогая!

Она подбежала к Лене и крепко её обняла.

Глава 3. Шахматы и философия

Лена проводила свой единственный выходной на работе. По сути, воскресенье отличалось от будней только тем, что Королёва могла спать до обеда и перерыв длился не час, а целых два. Во всех остальных аспектах это был такой же рабочий день. Она так же проводила часы за кропотливым исследованием образцов, добытых в прошлом другими, так же внимательно изучала все привезённые фото- и видеозаписи, так же вчитывалась в данные из исследований других историков, делая заметки для своих будущих исследований…

Но не сегодня.

Иван Сергеевич, который обычно игнорировал существование Лены, вдруг отказался от предложения профессора Гоги пойти на рыбалку, ссылаясь на необходимость дописать квартальный отчёт, предложил ей сыграть партию в шахматы. Она не отказалась.

Доску и фигуры одолжили у Вертера.

— И с чего вдруг такой интерес к моей персоне? — спросила Лена. Ей достались чёрные фигуры, поэтому она ждала первого хода соперника.

— Буду честен: я вдруг понял, что почти всё, что я о тебе знаю, звучало из уст моего друга Гоги, — Иван сделал ход пешкой. — Ты, думаю, слышала о таком приёме в литературе, как «ненадёжный рассказчик».

— И что ты хотел обо мне узнать? — Лена сразу сделала ход конём в буквальном смысле.

— На самом деле, мне хотелось бы понять… Твою философию. Геносвали рисовал тебя как эдакую беспринципную, подлую злодейку. Но если спросить у Ричарда или Маши, то они описывают прекрасного друга и умного человека. Так что хочется услышать о тебе из первых уст.

— С чего бы начать… — Лена задумалась. Они играли не на время, так что такая возможность была. — Я уверена, что наш мир материален. Что его можно полностью изучить. Что всё духовное — следствие материального, а именно работы человеческого мозга. И поэтому мир нужно познавать при помощи разума.

— Рационализм с элементами материализма… Хорошо. В наше время редко встретишь людей с такой позицией. А как насчёт… морали?

— Мораль? Мне всё равно на неё. У меня своя этика. И я терпеть не могу, когда мне навязывают другую.

— Интересно, — Иван сделал ход, поставив под угрозу коня соперницы. — Не расскажешь про свою этику поподробнее?

— Что ж… Во-первых, человеческая жизнь — высшая ценность. Выше неё нельзя ставить никакие эфемерные понятия. Убивать никого нельзя. Даже если этот человек кажется тебе истинным злом. Простить убийство можно только в одном случае — при превышении самообороны. Во-вторых, я против романтизации чего-либо. Особенно не люблю романтизацию насилия, доброжелательного сексизма и исторических эпох, что в нашем обществе, к сожалению, до сих пор процветает.

— Вопросов стало ещё больше, — Иван перебил её и задумался. — Как ты относишься к… убийству из милосердия?

— Проще говоря, эвтаназии, — сказала Королёва. — В современном мире этот вопрос не стоит — любую болезнь можно победить, а обезболивающие уберут любые «неудобства» во время лечения.

— Ты же будешь военным историком, верно? — после того, как Лена уверено кивнула, он продолжил. — Ты будешь видеть множество смертей, множество ранений… И у тебя не будет возможности помочь тяжелораненым. Как ты поступишь, когда у тебя на глазах человек будет кричать от боли?

— Согласно правилам, — Лена сглотнула, — хронавты не имеют права никого убивать. Ни при каких обстоятельствах… При возможности, я постараюсь незаметно вколоть анальгетик… Это ведь не считается спасением…

— Хорошо, я понял, — Иван сделал очередной ход. — Может, ты придерживаешься какой-то этической теории? Ну, вдруг…

— Мне ближе всего утилитаризм.^[21]

— Хм, ладно… Вот ты сказала про эфемерные понятия. Гоги как-то рассказал мне, о том, что…

— Дай угадаю, — перебила его Королёва, убирая свою фигуру из-под «удара». — Ему не дают покоя мои слова, которые я выкрикнула, направив на него бластер. Я, кажется, назвала честь и достоинство то ли эфемерными, то ли пустыми понятиями.

— Верно. Не пояснишь, что ты имела в виду?

Она усмехнулась.

— Видишь ли… Я в своё время много над этим думала. И пришла к интересным выводам. Учебники пишут, что честь — это набор индивидуальных моральных качеств, которые человек готов защищать, и за счёт которых он обретает самоуважение и уважение со стороны других. Проще говоря, социальный имидж. Репутация. Моё же самоуважение не зависит от количества во мне моральных качеств. Я люблю себя любой, как бы эгоистично это не звучало. Ну а на уважение со стороны других мне наплевать. Меня ещё в школе целый месяц бойкотировали, ничего, пережила как-то. И кроме того, за этим понятием испокон веков скрывалось раздутое мужское эго, и оно использовалось для оправдания бессмысленного насилия. Не говоря уже о попытке тотального контроля над жизнью женщин…

— Хорошо, я тебя понял, — Иван растерянно посмотрел на шахматную доску. Они так увлеклись разговором, что двигали фигуры, особо не задумываясь и не выстраивая стратегию, поэтому на доске была каша. — Я предлагаю ничью. Сыграем в другой раз посерьёзней, — он протянул руку Лене, и та её пожала. — Ах, да. Ты не хотела бы побывать в Древней Греции? Мне нужна помощь лаборанта. Документы и инструктаж для подписи пришлю тебе на почту.

* * *

Один из друзей Ивана, Дмитрий, принял необычное решение: он остался жить в Древней Греции. Мол, изучить какую-то эпоху можно только полноценно живя там. Коллеги его не бросили. Раз в четыре месяца кто-то из отдела Античной истории привозил ему вещи первой необходимости.

Хоть Лена и не хотела работать в подобных эпохах, побывать в стране, где зародилась наука, было интересно.

Древнегреческий язык она выучила ещё на втором курсе обычного исторического университета, но Иван решил, что ей нужно поработать над произношением. И поэтому при каждом удобном случае начинал говорить с ней на этом вымершем языке. Благо, с пониманием у неё проблем не возникло.

— У меня вопрос, — сказала Лена, когда они с Иваном подбирали одежду для путешествия. — По теме общества и мифологии Древней Греции.

— Спрашивай, если смогу — отвечу.

— Почему в пантеоне греческих богов столько женских образов, если в обществе женщин буквально не считали за людей?

Иван как-то странно улыбнулся.

— Удивительно, но Мария задала мне тот же вопрос, когда мы только познакомились, и я обмолвился, что специализируюсь по Древней Греции. И что тогда, что сейчас, этот вопрос ставит меня в тупик. Я не знаю ответа, уж прости.

* * *