Из левого плеча вылетел на волнах Эйдан, медленно размахивая флагом и возбужденно провозглашая:

— Особенная почва Броквена сделает из нас высших существ, наши цепи расцветут и породят новую природу.

Продолжила воодушевленно Телагея, изо всех сил стараясь не картавить:

— Горе исчезнет, обратится в прах, и в мире наступит вечное блаженство!

По каменному носу неспешно поплыла Мартисса, словно лебедушка, хрупкая и нежная, даже в страшной маске. Её пластичные движения и владение зонтиком, который она крутила, заставили Джайванцев восхищенно ахнуть. Мартисса остановилась на кончике носа, медленно выпрямилась, подняла голову. Она распустила зонтик, с которого полетели маленькие буклеты с лозунгами и торжественно, на вздохе проговорила:

— И все мы знаем, чья это заслуга. Отец — наша защита, наш господин и творец. Он тот, кто понесёт свет через весь мир, а мы те, кто будет охранять покой мертвых. Мы — настоящие Предвестники Отца, и сегодня, в этот великий Праздник, в канун Ночи Активации мы явились в священный Джайван, чтобы преисполниться любовью к Отцу и… наказать тех, кто все ещё его не любит.

Когда в наших руках сверкнули серебристые кинжалы, якобы от самого Отца, Джайван вздрогнул. Призраки коротко охнули.

— Бог мой! — крикнул один учёный из толпы, вышел вперёд и встал перед статуей на колени. — В нашем Джайване есть предатели?

Мартисса не растерялась. Она была той, кто мог подобрать красивый ответ даже на самый тупой вопрос.

— Да, и они среди вас, Дети Отца, — тепло промолвила Марти.

Джайванцы зашептались. Костры потихоньку возгорались с новой силой, а на Отцовских чучелах будто появились улыбки. От этого призраки мигом встали на колени. Получается.

— Сегодня от наших холодных рук падут еретики и отродья Особенных! — вскрикнула с трепетом де Лоинз. — Ведь мы — Отцовская кара! Да благословит наши души и защитит от извращений Отец!

Слова Мартиссы прозвучали очень убедительно. Мы это поняли, когда Джайван разразил зелёный гром, а призраки захлопали, крича:

— Да благословит и отчистит нас Отец! Да благословит и отчистит нас Отец! Да благословит и отчистит нас Отец!

Сердце ликовало, коленки подкашивались от радости. Мы начали спускаться со статуи, чиркая ножами. Волны кружились вокруг фонарей и костров, что показывали наши фигуры. В нас поверили. Нам подчинились.

Мы взяли священный Джайван в плен Особенных.

Только тсс, держите образ!

Глава 17. Вслед за зелёными аметистами

Мартисса первой спустилась на землю, с поднятым зонтиком разглядывая сутулые спины призраков, у которых уже виднелись кости даже через праздничные одежды. Они дрожали, прислонившись носами к земле, руки испачкались в зеленой слизи. С них ручьями стекал пот, слышалось хриплое дыхание. Они ждали, верно дожидались слов представительницы Отцовской кары, не смея даже головы поднять без её ведома.

Костры горели не так ярко, чучела косо покачивались, к ним прилипали отравленные листья. Хлопушки не стреляли в небо, торговцы вышли из лавок и также встали на колени, рассматривая фигуры в плащах и жутких масках.

А Мартисса, воплощение самой чистой любви и верности, величественно возвышалась над полностью осквернёнными призраками, в чьей пёсьей верности Отцу скрывалась такая же трусость. Легкое лавандовое свечение от зонтика словно прожигало в Джайванцах дыру, проявляло всю их порочную любовь на свет месяца. А ветер точно приносил слова поэм Принцессы верности, только искаженные и оборванные.

Сама Мартисса волновалась ни меньше Джайванцев. Это было слышно по быстро бьющемуся больному сердцу и хрипловатому дыханию. Марти трепетала от затаившихся призраков, о которых ходили самые разные плохие слухи, которые проводили такие жуткие расследования и которые так были одержимы Отцом. И вот сейчас те, кто загонял в угол и так боявшуюся всего Мартиссу де Лоинз, встали перед ней на колени. Я её понимала. Это такое странное и одновременно будоражащее кровь чувство. Вчера ты была загнанным слепым котёнком, отчаявшимся и раненным прямо в сердце, а сейчас, познавшая вкус мертвой тоскливой жизни и перетерпевшая столько приятных взлетов и падений, стоишь пред своими ненавистными врагами. Отец и призрачный Броквен поменяли Мартиссу, превратив вечно плачущую куклу в сильную молодую женщину, безупречно владеющую словом.

— Поднимитесь же с колен, призраки Джайвана, — с толикой строгости промолвила Мартисса, выпрямляясь. — И принимайте Отцовский приговор, распределившись по группам.

Задрожав сильнее, призраки мигом встали и, точно зная наши следующие действия, распределились в пять групп по тридцать человек. Они вновь зашептались друг с другом, вытирая пот и кусая ногти. Призраки выискивали средь других тех самых еретиков, ворочаясь и лязгая цепями. Они были словно безмозглые тараканы, сбегающиеся на любую крошку еды. А еретиков и не было. Точнее были, но сейчас, полностью одурманенные, они забыли о том, что когда-то поддерживали Особенных. Кёртис знал в лицо тех агентов, которые гонялись за ним после его большого восстания в День города, когда Отец впервые потерял доверие горожан из-за громкой речи Револа. Они изначально поддерживали его. Мартисса знает пару ученых, которые в секрете приходили на её концерты, а Телагея помнит, как несколько призраков Джайвана впервые искренне засмеялись, когда она пошутила про Отца. Теперь мы должны были нанести им всем царапины. Неглубокие, конечно же. Но поскольку это серебристые клинки, то должно быть немного, но больно, кара все-таки. Это… ужасные, но вынужденные меры. Поверьте, никто из нас не хотел собственными руками вредить жертвам Отца. Телагея особенно.

— Есть то, что наш Отец не поведал вам, Дети, — Мартисса отошла чуть назад, давая нам пройти к группам и чиркнуть кинжалами. — И это шесть грехов Города призраков.

Мартисса взяла к бледные руки грязный свиток и развернула. Там были написаны выдуманные Марти грехи, за которые мы могли бы поставить Метки позора, то есть царапины. Де Лоинз откашлялась, а Джайванцы вздрогнули, только увидев сияющие лезвия ЛжеПредвестников. Ладони вспотели, крепко сжимая нож, а сердце готово было выпрыгнуть. Несмотря на то, что все шло по плану, меня немного щекотал мандраж. Я никогда никому не вредила.

— Первый грех, за который получают Метку позора, является непослушание, — говорила твёрдо Мартисса, плавно водя ладонью по воздуху.

— Мы всегда слушались Отца! — выкрикнул один из агентов Отца, который стоял в группе Кёртиса. Он-то и был первым еретиком.

— Вы так действительно думаете, Питер Фонклич? — хихикнула гаденько Мартисса. — Ну что же, я напомню: прогремевшее восстание «День Револа», 1990 год. Второй Особенный Кёртис Револ прямо на Главной площади поливал Отца грязью. Что же делали вы? — я прямо почувствовала, как Марти улыбнулась под маской, тон голоса стал задорней.

— Я не помню! — крикнул призрак. — Н-но я слышал эти отвратительные речи и хотел отгрызть этому мальчишке лицо!

— А кто же кричал «Правильно, свергните его, Особенный!»?..

Питер широко раскрыл рот, забился в конвульсиях. Сотня взглядов призраков устремилась на него, послышался нечистый гул и рычание. Джайванцы возмущались, скалились на агента и выкрикивали самые гнусные проклятья. Костры вновь загорелись.

— Э-это не я, клянусь! — орал призрак, прикрывая морду, полную ужаса. Джайванцев эта фраза не убедила. Питер выдавал себя с потрохами. Я ему однозначно не завидовала. И вправду позор…

— Ах ты, отвратительный Питер! — фыркала одна девушка, тоже из группы Кертиса. — Как ты смеешь носить титул «Агента Отца», если ты… Боже, этот агент поддерживал Кёртиса Револа!

Призракам прямо крышу снесло. Слыша это имя, их распирало от злости, кожа зеленела, также как и проклятые глаза.

— А вы? — Мартисса, вставая рядом с Кёртом, вальяжно облокотилась о его плечо. Она вздохнула, часто цокая носом. Меня завораживал тот образ жестокой судьи, который играла Марти. Прирождённая актриса… — А вы-то почему лукавите, Мег Хардли?..