— Такова цена освобождения, — прошипела Филса. — Мы с дедушкой спасём мир и души людей от смерти и небытия. Больше никто в этом мире не умрет и не покинет свой мир.
— Да ты просто не можешь смириться со смертностью всего живого, вот и вытворяешь этот беспредел! — бросила истерично я. — Не надо прикрываться спасением!
Фил состроила презренную гримасу.
— Ты права. Я не могу смириться со смертностью, с тем, что жизнь не вечна, что рано или поздно нас всех забудут, — она подняла копье, утирая одной рукой слезы. — А меня вот уже забыли. Забыли родители… И забыла ТЫ! А ведь ты обещала, клялась мне, что в случае чего не оставишь меня одну! Ты обещала, что мы переживём все вместе, что ты меня не забудешь, спасёшь со мной призраков! А ты так подло поступила, уехав в другой ссаный городишко, где нет призраков и боли! Ты сделала себе лучшую жизнь, оставив меня и наши детские мечты в трёх метрах под землей! И я тебе этого никогда не прощу!!!
Срываясь на крик, Филса взмахнула копьем, сотрясая землю. Это спровоцировало Портал Безрассудия выпустить еще больше брызгов мертвесилы.
Вокруг замелькало сотни искр. Туман неприятно намозолил глаза, обжег кожу своими ярко-ядовитыми цветами. Повсюду послышались крики людей: кто-то летал в воздухе, кого-то бросало в разные стороны, ударяло о кирпичные стены уже полу развалившихся зданий. А те люди, что корчились от жутких головных болей на дрожащей земле, купались в густых лужах крови. Запах мертвечины уже давно пропитал их одежду.
Слова Филсы поразили меня в самое сердце. Как же… Как же она могла посчитать, что я ее забыла, и из-за простой слепой обиды активировать Портал Безрассудия?! Это ведь неправда! Я так и не смогла найти лучшую жизнь и забыть Броквен и ее! Филса — второй дорогой мне человек после родителей! Я бы никогда не оставила ее одну просто так, из-за своих прихотей, например, даже из-за Круговорота Того Света! Только как же ей это сказать, когда вокруг разруха и ужас?!
— Черт возьми, она активировала Портал Безрассудия! — прокричал Эйдан, держась за кусок своей толстовки, которую пропитала кровь. Господи, Эйд! — Елена, нужно как-нибудь остановить ее!
Из глаз брызнули слезы. Меня скрутило чувство горя и боли. Слова Филсы все звенели в ушах, от одного ее вида хотелось закричать.
— Как?! — почти что провизжала я, захлебываясь солеными слезами, что ручьями текли по щекам. — Филса отравила камень! Без него у нас нет даже малых шансов!
— Должен же быть какой-то другой выход! — возникла Мартисса, что чуть порванным зонтиком отбилась от истлевшего мертвепризрака.
— Какой там выход, если все осколки у нее?! — возразила я. — Конечно, если только подо…
— Елена, берегись!
Не успела я отреагировать на вскрик Эйдана, как заметила летящий прямо на меня огромный плющ. Перед глазами пролетела вся жизнь, я уж подумала, что все…
Но Эйд среагировал быстрее меня и успел отразить магией атаку растения до того, как оно бы пронзило грудную клетку. Быстро оправившись, я уж хотела накинуться на Тайлера с объятиями и отблагодарить, но знакомый насмехающийся голос заставил замереть не только меня, но и весь город:
— Ох, Боже правый, простите за опоздание! Чай просто долго заваривался!
От этого голоса мертвепризраки встали, точно восковые фигуры. Люди раскрыли рты в удивлении, прибежавший мэр Броквена упал на колени и снял шляпу, содрогаясь от страха.
Особенные скривились, подходя к Эйдану. Тот еле сглотнул, опуская жезл Эйнари.
Филса, захлопав в ладоши, радостно взвизгнула:
— Дедушка!
Я медленно повернула голову в сторону звучания голоса, и меня тут же будто пронзило сотни стрел. На вьющихся больших кувшинках, что испускали зелёный туман, стоял тот, кого боялись основатели, горожане и призраки. Не спеша хлебал из аккуратной чашечки чай человек, который придумал мертвесилу и сломал гармонию в Виллоулене, из-за которого его переименовали в Броквен. Он смотрел на всех свысока оценивающим взглядом, лучезарно улыбался и покачивал головой. Высокий, гордый, в синем камзоле, с плесенью на теле…
— Эрнесс Вайталши? — икнула я, осипшая.
Он на секунду выпучил глаза, а затем махнул рукой — мол, «Чего ты, как к неродному?» — и кокетливо хихикнул:
— Зачем же так официально? Зовите меня просто Отец…
Глава 23. Игры Отца
Нам не мерещилось. Отец явился на главную площадь Броквена. Слегка с опозданием, но какая была, к черту, разница, если одним голосом он прекратил кровавую распрю?
Отцу мгновенно подчинилось все: туман, растения и даже время. Люди и призраки смотрели друг на друга и не моргали, лежали и не хрипели, застыли с поднятыми руками и открытыми ртами. Ядовитые растения поддались плющам, сплетаясь в немыслимые узоры, покрываясь гноем. Туман мигом расселялся, показал во всей красе испачканные в крови и жиже фонтаны, аномально большие клумбы и полуразрушенные дома.
Отец осматривал площадь, лукаво щурясь и самодовольно скалясь. Он будто насмехался над городом, над несчастными людьми, над верными ему псами-мертвепризраками… И все хлюпал этот чертов чай с приторным ароматом рома. Клянусь, ещё один шумный издевательский глоток, и я бы сошла с ума.
— Дедушка! — воскликнула повторно Филса, махая копьем и летя на всех порах к Отцу. Она крепко обняла его и, подняв свои большие затуманенные глаза, принялась стелить возбуждённо: — Дедушка, видишь, что я сделала?! Я смогла, я открыла портал вновь, призраки стали видны людям! Скоро все станут свободны, правда?! Правда, дедушка?!
— Да, правда, цветочек, Броквен уже освободился, — бросил мимолетно Отец, мягко отстраняясь от Филсы, и подозвал одного толстого мертвепризрака в кусках джинс и рубашки: — Барнабас, или на что ты откликаешься… А, вот! Вунка, подержи, пожалуйста, чашку!
Изуродованное подобие бармена из Кабака протиснулось сквозь ошарашенных людей и на четвереньках подбежало к плющам. Вунка-мертвепризрак принялся огромными лапами держать плющ, на котором стояла чашка, опустошённая наполовину. Господи, что Отец с ними сделал…
Вдруг этот сумасшедший опустил свой хитрый взор на нас. Филса спряталась за его спину, с горькой обидой и злостью глядя на меня.
— Так, так… Та-а-к… — Отец сладостно простонал, чуть наклоняясь вперёд. Послышался мелодичный звон золотых украшений. — Доброй Ночи Активации, Елена Гостлен, Эйдан Тайлер и… господа Особенные. Ах, даже не верится, что я уже дожил до второго поколения Особенных!
Стоило ему слегка напрячь пальцы, как из-под земли выросли ещё плющи. Отец, взмахивая волнистыми зелёными локонами, спустился по ним и развёл руки в стороны, с нескрываемым интересом всматриваясь в каждого из нас. Я прямо видела, как озабоченно бегали туда-сюда его белые зрачки.
Только Отец немного приблизился к нам, я почувствовала то самое тяжелое чувство душевной боли и тоски. Он очень влиял на меня и брошь. Стало противно и дурно.
— Телагея Марати! — из лукавого уверенного мертвеца Отец мигом превратился в добродушного милого дяденьку с парой английских конфет в руке. — Чудо мое рыженькое, ты стала такой смелой и бойкой! Ах, а голосок какой звонкий! И, хочу сказать, у тебя талант к игре на рояле. В баре я прямо заслушался, честное слово! Давай пожму тебе ручку…
Но Телагея не повелась на конфеты и сладко-приторный голос. Она взяла обозлившегося Юнка за шкирку и, нахмурившись и скрутив губы трубочкой, встала за спиной у Кёртиса.
— Не буду я жать вам руку, — Тела, покрывшись мурашками, старалась картавить твёрдо и уверенно. — Вы отравили моих друзей и пугали мою прапрапра… неважно! Бе!
— А где же твоя благодарность за алоэ?.. — Отец захихикал, строя рожицы Теле и перебирая длинными пальцами.
Он хотел было наклониться к ней, но его остановил Кёртис, закрыв Марати рукой.
— Тронешь ее, и я тебя за яйца к столбу привяжу, Эрнемальд, — резко рыкнул он, с особой грубостью выделяя его имя. Ну, почти его имя.
Отец тут же выпрямился и заглянул в горящие очи Револа. Он радостно заохал и заахал, прислоняя руки к груди. Правда, в этих веселых охах слышались ноты издевки. Кажись, Отец откровенно смеялся над Кертисом.
