– Ты, наверное, хочешь узнать, как сложилась судьба твоих коллег из группы «М» и прочих фигурантов, кто непосредственно был связан с тем… – он, снова хмуря лоб посмотрел вдаль, – как это по мягче сказать… резонансным делом?

– Не без этого, – Ксению охватила дрожь, она достала папиросу из пачки, взял и Кочубей, удивив её – он не страдал от пагубной привычки. «Баловался» – как многие характеризуют подобное курение.

Долго прикуривали прячась от порывов ветра. Смеялись. Кочубей закашлялся как неумелый курильщик. Рассмеялся снова, но мгновенно став серьезнее заговорил:

– Лётчика твоего… – майор глубоко затянулся. Ксению затрясло, словно своей затяжкой он вытянул из нее всё что копилось в ней долго и одновременно словесно выставил на показ, статус её отношений с Никитиным. Образ капитана пришел из глубины сознания. И с ним женский утробный страх за его судьбу, еще не озвученную, не услышанную, не ясную. – … ты сама понимаешь, – Кочубей зубами оторвал часть мундштука папиросы и выплюнул в море, – быстро нашли нити связующие вас с ним. От шушуканий по коридорам и диалогов в неуставной форме, до прогулок в зимнем парке. Система съела его. Проглотила без остатка. Выплюнула где-то… даже не знаю… сгинул на пересылках. Понятно, что не без помощи заинтересованных в этом лиц…

Ей сдавило горло. Ноги стали ватными, она цепко ухватилась за поручень борта, кидая второй рукой папиросу за борт. Кочубей поддержал ее. Подождал несколько мгновений.

– … время было такое. Запутано всё… Вяземский – это вообще отдельный разговор, – Кочубей сплюнул с ненавистью за борт, – долго выкручивался «вражина» умело аргументируя все. За него хлопотали, не веря фактам, сверху давили заставляли перепроверять неоднократно, даже была попытка организации побега… затем, видимо его лекарства перестали действовать (специалисты нашли в кабинете препараты с долго действующим эффектом), запаниковал, задёргался… истерил, в ногах у следователей валялся. Пощады просил. Поставили к стенке… Я понимаю Ксения, – майор, видя, как она освободилась от его поддержки вздохнул, глядя в даль крепко сжав поручни борта, – что это для тебя утешение слабое, после всего того, что он сделал… и я тут косвенно причастен, прости виноват – не разглядел врага. Так он, манипулируя подложными фактами используя связи всё подтасовал грамотно…

Ксения втянула голову в плечи покрытые поверх дубленки шерстяным одеялом.

– Хочешь знать подноготную этого профессора медицины в области психиатрии? – Майор развернулся к ней всем телом.

Она в ответ интенсивно замотала головой – еще одно любое слово об этом чудовище принесло бы ей нестерпимую боль.

– Ну, ну … пойдем, – Кочубей по-отчески обнял ее за плечи, – уже недолго осталось… там уже будет суша под ногами, свежий воздух природа… да и делом займемся, не до переживаний будет.

Проснулась Ксения внезапно. От топота шагов. Сердце молотило, сотрясая всё тело. На часах полночь. Дверь в каюту с предварительным стуком открылась. В проёме едва различимая во мраке голова Абакина.

– Епифанцева! Давай подъем!

– Что там? – Она потянулась за одеждой. – Прибыли?

– Нет, но положение серьезное. Паника там у моряков…

Через пять минут была на палубе. Влажность покрыла лицо освежая и пробуждая. Толпа темнела возле правого борта. Луч прожектора шарит по водной ребристой глади.

– Не ошибся?! Точно? – Голос лейтенанта, переполненный тревоги, донесся до Ксении.

– Да ну нет… товарищ лейтенант второго ранга, – вахтенный матрос широко раскрыл глаза, – я их насмотрелся… в памяти плотно вместе с кровью и смертями товарищей осели…

– Да, да…– не отрывался от бинокля командир катера.

– Что лейтенант!? – Кочубей появился на палубе с сонным лицом, но одетый и подтянутый словно только вернулся из штаба.

– Лодка, – Лейтенант, отдавая честь приложил руку к шапке, – товарищ майор, – он ухмыльнулся, пожав плечами, – вахтенный матрос….

Ксения ощутила нехватку воздуха. Моряки. Суета. Тревога в голосе лейтенанта. Все это она внимала со стороны. Отрешенно. Тяжело дыша. Слышала доклад, до конца не понимая его.

– … во время несения ночного дежурства заметил погружение немецкой подводной лодки, класса 7, типа 7-B, после чего он поднял тревогу, я сам поднявшись на мостик, заметил след от уходящего под воду перископа….

– Как он ее классифицировал, по каким признакам? – Перебил с тревогой в голосе Кочубей. – Старший матрос!?

– Товарищ майор, – голосом, переполненным обиды, каким доказывают свою правоту люди тем, кто потерял в них веру, – я же на торпедном катере три года день в ночь отбомбил, – тело матроса «свела судорога», – мы же охотились за ними на Балтике! Я не мог ошибиться…

– Торпеда! – Крикнул стоящий возле прожектора матрос, – указывая рукой вдаль.

Лейтенант, не отрывая глаз от бинокля закричал, отдавая приказы:

– Рулевой лево руля! Полный ход! Грач к пушке!

Матросы разбежались выполнять приказы.

Дыхание Ксении прижимающейся к надстройкам катера ускорилось.

– Играют они что ли?.. – пробубнил командир катера занимая лучшую для себя позицию, – мы ж не танкер… будем маневрировать.

Члены следственной бригада оказались лишними на палубе.

– Держитесь товарищи и прикройте головы…

Как и чем Ксения не слышала – грохот стреляющей пушки рвал перепонки. Ворвался в разум. Отрезвил. Стал вдруг толчком к нормальному дыханию. И поиску оптимальной позиции для сохранения жизни.

Сжавшись она села на корточки держась одной рукой за металлическую скобу возле двери, ведущей в трюм, второй прикрывая голову. Катер сотрясало от выстрелов. От резкого маневрирования Ксению качало из стороны в сторону. Она уже двумя руками вцепилась в скобу, но это не помогало – билась головой, и больно локтем о металл конструкций катера. Рядом хлопала открывающаяся и закрывающаяся дверь. Сквозь шум боя доносился мат, торопливые приказы… Брызги холодной забортной воды накрывали ее, дрожащую от страха и внутренне уже приготовившуюся к самому худшему.

*

– Чтоб я так жил! – Восхищенный голос Кондрата донёсся из соседней комнаты основного сруба обнаруженного ими деревянного комплекса.

Тени от зажжённой, как позже выяснилось керосинки, заиграли на полуоткрытой двери комнаты.

– Да, мля… мляха… мляшечка, – удивление учителя, выраженное в столь несвойственной ему манере, заставило Егора оставить осмотр спальных помещений. Делал он это поверхностно, найденным на полу фонарем путевого обходчика светя из коридора в темноту комнат.

– Что тут у вас!? – Он заглянул в помещение откуда доносились возгласы и шум передвижений. Фонарь выпал из рук Петрова стукнувшись звучно о пол.

Кондрат держал в руке консервную банку и смотрел на нее очаровано, сам же он стоял посередине помещения заставленного ящиками бочками, туго набитыми мешками. Учитель освещал керосинкой все это богатство. Их тени колыхались на стенах с торчащей из щелей и стыков паклей.

– Чего тянешь? Открывай… – Голос Егора дрогнул, горло перекрыл поток слюны.

Байдарочник забытый мгновенно застал их в момент молчаливого вскрытия и поедания тушенки.

– Да вы что?.. – Только и смог произнести изголодавшийся часовой, – как же это? Как?! – Из его рук выпал топор, втыкаясь острым углом в пол возле его правой ноги.

– Ага…

– Угу, угу…

– Давай, давай…

Только и смогли произнести поедающие пищу, указывающие глазами на складское богатство. Байдарочник не заставил себя ждать. Кто-то стонал от удовольствия. Кто-то просто мычал в согласии с ощутившим гастрономический экстаз.

Первым очнулся от «помутнения» Петров. И только потому, что он был старшим в группе дальнейшие его действия, не привели к драке. Егор выбил из рук Кондрата и учителя, взятые ими для нового открытия банки.

– Хватит!

Расширенные глаза жадных «животных существ» – никак не людей, смотрели на него с непониманием. Из набитого рта Кондрата вместе с пищей вырвалось что-то нечленораздельное.