– Там-то? Там карьер, вот от нашего района вообще рукой подать. Мы мальцами там лазали, но сейчас уже не интересно – рассказывал Эльмир, когда они въехали в таинственный Сибай. Город был уютным и удивительно чистым. Дороги не были забиты машинами, дышалось как будто бы легче – мы в поселок Горный, пока по всей родне проедешь, наверно уже к выходным в Басай поедем.

– Тут наверно шахтеров много живет?

– Да нет, уже нет. Добыча то почти на нет сошла. Так, по мелочи. Батя мне рассказывал, мол раньше белазы круглые сутки гоняли, отвалы, вон они, кстати, как горы росли на глазах. А теперь похерили, ну или добывать нечего, я хрен его знает. Но работы в городе мало – Айхылу смотрела как мимо прокатил грузовик грохоча пустым кузовом – не, это камаз обычный, белазы больше раза в три.

В доме какой-то троюродной бабушки толклись люди. Айхылу, к её удивлению, встречали со слезами на глазах, все её обнимали, вели в дом по вязанным коврикам. Она осматривалась по сторонам, постоянно с кем-то здоровалась, отвечала про мать, и все женщины в унисон вздыхали, заслышав только намек на слово развод. Здесь были старики и дети, были молодые парни и девушки её возраста, но все как один приходились ей каким-то боком родственниками. На десятом имени Айхылу решила, что объем памяти в её мозгу заполнен и перестала пытаться запоминать, как и кого зовут. Башкирская речь лилась тут и там вперемешку с русской. Даже в процессе говорения в одном предложении могли стоять рядом русские и башкирские слова, так что иногда Айхылу улавливала смысл разговоров. Больше всего ей понравились две сестренки Ляйсан и Гузель. Погодки, одной шестнадцать, другой пятнадцать были так на друг дружку похожи, что казалось они близняшки. Шумные, смешливые, они сразу перехватили Айхылу в свои руки, споря по какой-то мелочи с Эльмиром и тот ушел в тень. Девушки были говорливы, всё про всех рассказывали, но силы Айхылу после ночной дороги были на исходе, хотелось спать, а впереди был только жирный завтрак, больше походивший на мировое застолье.

– Мы каждое лето в Басае у бабули. Там мало, конечно, ребят нашего возраста, но есть. Много кто летом приезжает, а зимой там делать нечего – рассказывала Гузель.

– А интернет там ловит? – спросила Айхылу.

– Ну мэтеэс плохо ловит, но есть связь, конечно – кивала Гузель – Эльмир тебя повезет?

– Вроде да – отвечала Айхылу, переваривая слово «мэтеэс», которое так и резало слух.

– Да ты если что с нами поезжай, нас папа возит, хоть ни в этой чертовой шахе ехать.

– Чего ты мою ласточку засираешь? – огрызнулся Эльмир и девушки прыснули хохотом. Айхылу улыбалась, усаживаясь за стол. Потом какой-то дед забормотал на арабском, долго говорил непонятные далекие слова, Айхылу изучала ладони, успокаивая себя мыслью, что у неё не «мэтеэс», а йота, а значит в глухой деревеньке будет не так уж и скучно, главное подальше от отца. Хотелось уже прослушать сообщения Олеси, позвонить Тане и узнать, как прошло её первое свидание с тем женатым мужчиной, в общем хотелось собрать сплетен и почувствовать себя причастной к тому, к чему по факту она никакого отношения не имела.

Неделю, как пророчил Эльмир, Айхылу таскали по всем родственникам в Сибае. Она съела в общей сложности ни меньше пяти литров бешбармака, пару коробок чак-чака, может около банки сметаны и уйму всего того, от чего желудок, не привыкший к такой плотной кухне, заворачивался в узел, но корни, а точнее гены к концу недели свыклись с местными блюдами и Айхылу уплетала всё за обе щеки. В процессе она познакомилась, как ей казалось по крайне мере с пятьюдесятью ребятами и девушками её возраста, кто, как и все остальные приходился ей роднёй. Упреки по поводу незнания языка вызывали бурю споров, к которым она отношения не имела. Тут всегда оказывалась какая-то современная тетка лет сорока, что катила бочку на стариков и отстаивала свою позицию отсутствия острой необходимости изучать башкирский. Тетки были всегда разные, споры одинаковые.

– И как он? – спросила Айхылу. Ночь клубилась дымом топленой бани, за забором лаяла собака соседей, а в доме бушевала в этот раз тетка Марьяна, что с горячим рвением отстаивала то, за что сама Айхылу даже не планировала бороться, а просто игнорировала.

– Ой, он чудо, просто чудо! Я разведу его на новенький айфон. А Светку помнишь с нижнего этажа? Ну эта, у неё ещё губы накачены. Ну так вот, она говорят залетела от паренька с четвертого курса, какой-то пропойца, вообще не говори – Айхылу и не говорила, слушала разглядывая как мечутся мотыльки под крышей бани, где ещё горела одинокая лампочка – а ведь она говорила, что замуж только за богатого. Но мой, ну это просто рубь золотой. Цветы, ухаживания, в постели тоже всё ничего такое – Олеся хихикала, Айхылу задрала голову к небу и удивилась, здесь были видны звезды, куда лучше, чем в её родном городке – а Таня зря с женатым крутит. Вообще я этого не одобряю, что мало свободных мужиков, ну вот я ведь нашла. Вообще она головой не думает. Может он ей заливает, что уйдет из семьи, но всё враки. Ребенок все-таки.

– Угу – протянула Айхылу не замечая, что рассказ её не так много трогает, как тот факт, что кроме Большой медведицы она больше ни одного созвездия не знает. Стало как-то стыдно за себя перед самой собой.

– Но она говорит любовь, ага любовь. Ему лишь бы молодуху затащить в постель. Ей о будущем надо подумать. Я вот иногда так думаю…

– Мы вчера с ним пять часов разговаривали. Представляешь, пять? – Айхылу не сразу осознала, что говорит уже не с Олесей, а с Таней, как-то выпал из её головы момент, когда сменились собеседники. Она напрягла мозги, пытаясь понять, чего лишнего ляпнуть с Таней нельзя, что можно было с Олесей – он меня понимает, как никто. Мне кажется, мы говорим на одном языке, он чуткий до эмоций.

– Какой молодец – поддакивала вовремя Айхылу, гугля попутно названия созвездий и пытаясь их найти в небесной черноте. После ночной поездки неделю назад, ей ещё пару дней было по привычке интересно узнать все сплетни, но там речь шла о любви и деньгах, и она вспомнила как в общежитии отключала голову, чтобы не засорять себе мозг. Казалось, в её восприятие мог укладываться только один определенный уровень сплетен, который подруги регулярно превышали, потому срабатывал аварийный сброс и половины Айхылу и не слышала. А может не слушала потому, что сама такой жизнью не жила, ни там и ни здесь уж тем более. Здесь был ежедневный шабаш, родственник и бедные барашки, которых резали чуть не каждый день и Айхылу невольно думала, что её приезд для баранов не меньше, чем явление всех всадников апокалипсиса.

– Олеся помешана на выгоде, она меркантильна до мозга костей. Мы с ней на днях поругались, она мне сказала, знаешь что?

– Что?

– Чтобы я башку включила, мол, с Вадиком будущего нет. Вот ты заметила, как она эти курсы саморазвития прошла, так прям считает себя великим оракулом – пыхтела Таня от злобы – мы говорили с Вадиком о многом. Он просыпается и пишет мне, засыпает и звонит или пишет. Всегда такой ласковый. Боже, он словно мой личный психолог, лечит мои травмы – Айхылу пыталась припомнить о каких именно травмах идет речь, но не смогла, Танина жизнь в её понимании была апогеем благополучия – Айхылу, это любовь, истинная любовь в словах.

– О май гад – прошептала Айхылу выбираясь из машины. Басай был не просто деревней, он был по её меркам самой маленькой и самой оторванной от цивилизации деревенькой в мире. Эльмир прихватил её сумки, пнул ногой кривую дверь и она, истошно хрипя, захлопнулась.

– Пошли, Зухра-ханум заждалась уже – позвал он Айхылу и они пошли к приземистому домишке, выкрашенному синей краской, которая давно выцвела и облазила, точно змея снимающая старую кожу.

Перед домом стояли большие ворота с резными рисунками и неизменным символом Башкортостана – кураем. Айхылу с трудом открыла увесистую дверь и уставилась в маленький садик перед домом. Они прошли по узкой тропке, потом деревянные коричневые ступеньки и две двери, одна на веранду, а вторая в дом. За второй Айхылу ждало озлобленное лицо старухи, которое точно сошло со страниц детских страшилок и сверлило внучку мутными глазами. Эльмир болтал с бабулей, жал ей руку двумя руками, что-то приговаривая на башкирском. Айхылу неуверенно проделала всё тоже самое и села на какую-то скамью, покрытую вязанным ковриком. В доме была только одна комната и маленькая кухня, переходящая в прихожую.