Видишь, Алчи, мама плачет,
Где ж ты, милый, пропадал?
Отчего ты смотришь вправо,
Почему ты дышишь в нос?
От тебя табачный запах
Крепких взрослых папирос.
У тебя в кармане рюмка,
У тебя в ботинке нож.
Ты растрепан, не опрятен,
На кого же ты похож?
От чего тебя качает,
Почему ты все молчишь?
Мама, мастер, дядя Коля,
Ждет давно меня внизу.
Вот те ножик, вот те спички,
Я на работу выхожу.
Алчи, Алчи, что ж ты мальчик,
Где так долго пропадал?'
— Ты чего Ванька? Эко тебя как пробрало, вот она, волшебная сила искусства! — Дядька и сам не ожидал такого эффекта, поэтому слегка растерялся. — Ну будет тебе, Вань, пошли кофе пить! Сделаем мы из тебя человека, возьму в подпаски, ты же мужик, не распускай нюни!
Предположим, нюни я и не собирался распускать, это он наговаривает! А вот накрыло знатно, не без этого. Если до этого всё случившееся представлялось какой-то компьютерной игрой, словно я попал на страницы так любимых произведений про попаданцев, то сейчас понял, что пути назад нет. И это не компьютерная игра, не лит-рпг, роялей в кустах нет, а действительность — вот она, социализм и 1986-й, получите распишитесь. И прощай двадцать первый век, интернет, пункты выдачи заказов и мой аккаунт в танках, которому десять лет…
Вытащил из кармана платок (вот что бы я без мамы делал), высморкался и пряча глаза от внимательного взгляда дядьки — пошел пить кофе. И это был праздник какой-то, мой первый кофе в этом мире! Вернее, второй, первый я в городской столовой видел, но тогда попробовать не рискнул — ни доверия, не желания попробовать не возникло. А этот, ммм — напиток богов, и не просто кофе, дядька в него специй добавил, гвоздика чувствуется точно, и черный перец. Однако!
— Мда, поторопился я тебе аванс выдать, что встал на путь исправления. — Покосился дядька на пять ложек сахара с горкой, которые я закинул в свою кружку. — Кто же настоящий кофе с сахаром пьёт⁈ Ничего не слипнется?
— Мне для мозгов надо, я тупенький, не просто так на второй год оставили. — Отговорился я. — Хочу такую же музыку, дядь Паш! И не только этот альбом, а чем больше, тем лучше! У тебя там такое есть!
— Ишь ты, глазастый какой! А это наши, свердловский коллектив поет! — Сказал он это таким тоном, словно сам участвовал в записи этого альбома. Ну или, как минимум, бухал с Бутусовым и Умецким в перерывах. И курил с Кормильцевым. — Пластинки не дам, и не проси, бобины тоже! Да тебе и не на чем плёнки слушать. А вот отработаешь месяца два без пререканий, достанем тебе аппарат, запишу тебе всё, что хочешь.
Это что, получается, сколько магнитофон стоит, что за него два месяца надо как проклятый пахать? Или это подпаску столько положено, гроши какие-то? Ладно, разберусь по ходу пьесы, я не из-за денег в эту кабалу впрягаюсь. А дядька у меня огонь, живет в деревне — а фонотека на зависть иным столичным пижонам. И это всего два года как на свободе, с небольшим. Вот развернемся, когда он меня всерьёз воспринимать начнет!
Я тут голову ломаю, думаю, с чего начать первоначальное накопление капитала, а у меня такой дядька! Главное — не зарваться, а то как представлю себя в окружении милиционеров и строгий голос прокурора: «Таких дядек племянник, а спекуляцией занимаешься, Жуков!» Не дай бог! Всего то несколько лет осталось до того, как предприимчивые люди ринутся зарабатывать деньги буквально из воздуха, дотерплю как-нибудь, попутно обрастая связями и нарабатывая репутацию.
В той жизни же хватило ума — попросить у знакомых на день коллекцию разнообразных фоток, по которым фанатела молодежь. Брюс Ли, Щварцнеггер, Сильвестр Сталлоне, опоясанный пулеметными лентами, как революционный матрос и прочие, от культуристов до мордашек смазливых певичек. Отщелкал все тридцать шесть кадров на свемовскую пленку, перефотографировав эти «шедевры», а затем монотонный конвейер в ванной, с красным фонарем, фотоувеличителем и тремя ванночками. С проявителем, фиксажем и промежуточной, с чистой водой. Вот тогда то, в одиннадцать лет — и убил этой халтурой весь интерес к фотографии, зато денег заработал немыслимых для подростка. И вовремя успел потратить, прежде чем они превратились в фантики…
Фотоаппарат у нас есть, зеркалка «Зенит», фотоувеличитель и все остальные прибамбасы тоже — мама раньше увлекалась, а потом мы с Сашей подросли и ей стало не до увлечения фотографией. Так что самый простой и эффективный способ по легкому срубить капусты у меня в руках, надо только расходниками закупиться, проявителями, закрепителями и фотобумагой, причем любой — глянцеватель тоже есть. Только гильотинка для фотобумаги у деда Сани, он ей табак режет по осени, который сам выращивает.
А цветмет⁈ Советские граждане на Клондайке живут и не подозревают, что медь и алюминий скоро станут вполне себе ценными активами, стоимость которых будет только расти! А ведь есть ещё латунь, бронза, нержавейка и многое другое, что сейчас попросту выбрасывается на помойку. Плохо жили, млять, в советском союзе! Зато как при Ельцине принялись перекапывать свалки, в поисках металлолома, который при совке попросту выбрасывали.
Опять принялось потряхивать, вот за что мне это — снова пережить крах империи. Если в той, первой жизни, я по малолетству и присущему возрасту слабоумию — толком и не понял, во что нас втравила жаждущая передать по наследству своим детям номенклатурная элита народное достояние. То в этой — осознаю, вижу и знаю, пусть и без точных дат, цифр и ФИО причастных к этому. Ну не Ельцин же с Горбачевым всё это вдвоем устроили, да ещё с таким иезуитским коварством, что вся страна с радостью аплодировала, когда СССР начал рушиться. Ещё не догадываясь, что места на руинах под обломками хватит не всем, многие не впишутся…
— А, чо⁈ — Опять задумался настолько, что выпал из реальности, в себя привел встревоженный голос дядьки, машущего перед глазами пятерней раскрытой.
— Рот, говорю, закрой! Вот какой из тебя подпасок, все бараны разбегутся, если так задумываться будешь. Тебя не рано выписали, Вань, ты меня напугал слегка, когда рот открыл и глаза остекленели, не было ведь раньше такого? Чего тебе в дурдоме сказали? Когда пройдет?
— Да задумался я просто, дядь Паш. — Постарался развеять его необоснованные подозрения.
Он с таким скепсисом на меня посмотрел, что стало понятно — раньше Ванька и глагол «задумался» у дядьки никак не коррелировали. Бесит, если честно, так и подмывает поделиться с ним если не послезнанием, так хоть о музыке пообщаться, как нормальные, взрослые люди! У него, между прочим — пластинка Боба Марли стоит на полке, вот тебе и СССР! Проклятый возраст, не могло меня в совершеннолетнего закинуть. Хотя стоп, взрослый человек, который на ровном месте стал другим — это же прямая дорога в психбольницу, не надо! А в моем случае спишут всё на взросление и клиническая смерть от удара током тут в елочку!
— Клавку, говорю тебе, не бойся! — Продолжал дядька. — Он сам сейчас боится, вчера прибежал оправдываться…
Ыыы! У нас тут чего, и трансы есть, в советском союзе? Вот тебе и железный занавес, вот тебе и тюрьма народов. Всё тут есть, и секс, и рок-н-ролл, и даже трансы! Только с чего это я должен боятся какого-то транса? И почему он должен меня теперь боятся⁈ Я и раньше к этой публике никакого отношения не имел, никак не соприкасался. А здесь вообще Лена есть, этих только не хватало!
