Знакомство с обитателями палаты проходит хорошо — они тут в информационном вакууме, даже радиоточки нет, одни и те же рожи, примелькавшиеся и поднадоевшие друг другу, поэтому новому человеку рады. Наседают на меня с расспросами, что и как, тут же и про себя рассказывают, так за десять минут я и сам представился, и о соседях первое впечатление составил. Затем приходит санитар и уводит меня в процедурную — взять кровь из вены, после чего отводит обратно. Условия содержания довольно строгие, праздношатающейся по коридору публики нет, все сидят по палатам.
Уже в своей палате меня окончательно посвящают в правила внутреннего распорядка, не такие уж и сложные. Курить в туалете, без дела в коридоре не слоняться, на санитаров не быковать — у них разговор короткий, как и у врачей. Нарушителей могут без сантиментов на вязки (то бишь в палату, отведенную под карцер, где конечности фиксируют к кровати), да ещё и вколют что-нибудь забористое, похлеще того аминазина, которым меня потчевала мамаша Мюллер.
— Прозреешь! — Назидательно поднял указательный палец вверх один из двух типов, которых я обозначил как уголовников.
В своем новоприобретённом теле я на проблемы со зрением не жаловался, но совет принял — прозревать привязанным к кровати и тестировать на себе достижения советской фармакологии не горел желанием. Осмотрел палату — скромно, но каких-либо отличий от интенсивной терапии не заметил. Те же кровати с панцирными сетками, тумбочки рядом со спальными местами, посередине небольшой стол и несколько табуреток. Подсознательно ожидал если не оббитых войлоком стен, так хоть мебели, намертво прикрученной к полу, согласно репутации заведения.
Утолив свою любопытство, сопалатники вернулись к прерванному моим появлением занятию — расселись за столом, достав потрепанную колоду карт.
— Присаживайся малой, айда с нами в подкидного, как раз на шестерых.
— Благодарю, — попытался я вежливо отказаться. — я в азартные игры не играю.
— Да мы без интереса, Вань. — Развеял мои подозрения один из уголовников, при знакомстве представившийся Митяем. Второго звали Мишкой. — Время убить, чем тут ещё заниматься, вечерняя пайка ещё не скоро. Больше тут заняться нечем…
Подсел, чтоб не отрываться от уже сложившегося коллектива, отвлечься — самое то, что мне сейчас нужно. Не сколько от тяжких дум, сколько от мыслей о еде, жрать хотелось патологически. Раздали карты и начали играть, без азарта и огонька, я с инициативой в разговор не лез, предпочитая прислушиваться и вживаться в эпоху. А то с моей феней, из двадцатых двадцать первого века — недолго в жир ногами въехать.
Однако, благими намерениями… Митяй с Мишкой, во время игры обсуждали свои невесёлые перспективы, как оказалось — светила им дорога дальняя, в казенный дом, а конкретно — лечебно-трудовой профилакторий не иллюзорно корячился на горизонте.
— А вы про вас песню Высоцкого слышали?
— Какую⁈ — Тут же оживились оба. — Владимир Семёнович глыба!
Оказалось — не слышали, тут же напел, что помнил:
' Не писать мне повестей, романов,
Не читать фантастику в углу, —
Я лежу в палате наркоманов,
Чувствую — сам сяду на иглу
Кто-то раны лечил боевые,
Кто-то так, обеспечил тылы…
Эх вы парни мои шировые,
Поскорее слезайте с иглы!
В душу мне сомнения запали,
Голову вопросами сверлят, —
Я лежу в палате, где глотали,
Нюхали, кололи все подряд'.
После первого куплета Митяй скривился и попросил, вдребезги разбив все надежды на сольную карьеру:
— Вань, давай как стихи прочитай просто, не пой, а? А мы уж представим, что Владимир Семёнович поет, царство ему небесное.
Ну и ладно, не очень то и хотелось… Рассказал несколько куплетов, после чего признался, что это не всё, остальное забыл. Разбередил душу парням, судя по тому, что они после сыгранной партии отложили карты и разошлись по кроватям, где и притихли. А я машинально таскал из пиалы на столе, приспособленной под солонку — кристаллы соли и закидывал их в рот, до чего же вкусной оказалась соль в СССР, не оторваться!
— Ванька, ты чо, жрать хочешь? — Спросил мужик с белкой, по имени Степан. — Чо молчишь то?
— Да не, — смутился я. — просто соль вкусная!
— Ага, — ничуть не поверил мне Степан. — вкусная, как же. Обычная соль, жрет как лось, видно же, что голодный!
Вылез из-за стола и направился к своей кровати, залез в тумбочку и зашуршал газетными сверками, скомандовав вольноопределяющимся: «Вовка, Сенька, прибирайте со стола и доставайте, что у вас от передачек осталось, перекусим сами и мальца подкормим! До ужина часа три ещё, да и что там этого ужина, у меня баба корове пойло вкусней замешивает, чем здесь кормят…» Парни шустро протерли стол и покопавшись в своих тумбочках — выложили на стол припасы и уселись на табуретки. Степан принялся нарезать засапожником шмат деревенского сала, от доносящегося одуряющего запаха — в моем животе протяжно и громко заурчало.
— Ишь ты, не голодный он! — Довольно проворчал Степан, любуясь натюрмортом на столе. — А то я не вижу! Митяй, Мишка, а вы чего морды воротите, отдельное приглашение требуется⁈
Оба уголовника с готовность подорвались с кроватей, при этом смущаясь и оправдываясь, что ничего к столу предложить не могут. Степан недовольно поморщился: «Да разве жалко, сегодня вы, завтра я. Помогать надо друг другу, не звери же…» — после чего все наконец-то расселись и приступили к трапезе. Мда, разница между больничным завтраком и деревенским харчем, как небо и земля! А уж фастфуд двадцать первого века — нервно сосет в сторонке…
Лично я от стола отвалился, как тот комар, насосавшийся крови, теперь можно и не дожидаться ужина, да и сомневаюсь, что он сравнится со всем этим великолепием, которым только что снедали. Убравшись на столе, мужики засобирались в туалет, перекурить, позвали и меня. Я с таким надрывом отказался, что всё понявший правильно Митяй мне подмигнул:
— Да выделим тебе курева, нешто без понятия⁈ Сам таким был!
— Да бросаю я, Митяй. — Поделился я наболевшим и выстраданным. — Раз уж сюда попал, на воле то тяжелей будет бросить.
— Кому как, — не согласился тот и уточнил. — давно куришь то, что так страдаешь?
— Лет тридцать, — глубоко вздохнул я, настроившись на безоговорочную победу над пагубной привычкой. — сколько себя помню!
Митяй закатился со смеху от моей непосредственности и приотстав от вышедших из палаты, залез в свою тумбочку и презентовал горсть карамели, подушек дунькина радость, когда-то щедро обсыпанных какао порошком, а сейчас безнадёжно слипшимися в монолитный ком: «Вот, самое то, как захочешь курить, метни конфетку, отвлекает. Семечки ещё хорошо, но чего нет, того нет» — развел он руками, словно извиняясь, что не припас на такой случай. Проникновенно поблагодарил, с его стороны это и так достаточно щедрый жест — передачек то ни ему, ни его товарищу никто не носит, как я успел понять. Тут же отколупал одну конфету и закинул в рот — и впрямь, полегче стало, курить конечно тянет, но терпимо. Спасибо реципиенту, не так сильно баловался никотином (или не так давно), нет такого неодолимого желания закурить.
Время до ужина скоротали за картами, благо — на сытое брюхо. Литературы никакой в палате не наблюдалось, так что только подкидной, альтернатива — созерцание потолка или побеленных извёсткой стен, спать двадцать четыре часа в сутки невозможно. В столовой, ознакомившись с содержимым тарелки — слопал чутка синеватое картофельное пюре с котлетой, по ощущениям — состоявшей наполовину из хлеба. Несмотря на огульное обвинение Степана — оказалось съедобно. Ну или мне такой молодой и прожорливый организм достался, что не вкинь в топку, всего мало окажется.
