– Ну что с тобой, поделаешь?! Почему ты не стал молиться? Вырастешь таким же безбожником, как твой отец. Прости его, Господи, и вразуми! – она снова крестилась.

Отца Володя не любил, но был признателен ему, что тот брал его в лес. А для него, мальчугана, ничего не было лучше леса. Только там, а не в городе, в душной маленькой квартирке, он чувствовал себя счастливым. Шумевшие деревья и мягкий ковер травы, пусть ненадолго, но вносили умиротворение в его душу. Часами Володя мог бродить по лесу с отцом, заядлым грибником, не жалуясь на усталость и не собирая грибов; у него и без того было много занятий: на мху попрыгать, понаблюдать за полетом стрекозы с прозрачными крылышками, послушать пение птиц.

Владимир потряс головой, отгоняя воспоминания. Надо одеться, позавтракать. Он выпустил поверх просторных брюк льняную рубаху на пуговицах и подошел к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Борода выглядела неопрятно, он расчесал ее и бережно подправил острыми ножницами. Вновь с удовлетворением взглянул на себя, подумав, как опрометчиво поступают мужчины, уродующие свое лицо, прикасаясь к нему лезвиями. «Глупо все это, – рассуждал Владимир. – Забыли люди, что борода и волосы являются символами жизненной силы, изобилия и счастья. И не было на Руси хуже наказания, чем лишение бороды».

Владимир зло ухмыльнулся: чужая вера, а как укоренилась! И мать его, несмотря на все, что он ей рассказывал о древних богах, только отмахивалась, по-прежнему называя его безбожником. И была права по-своему: даже организм его христианского бога не принимал.

Когда ему минуло пятнадцать, мать – он сам не помнил, как такое могло произойти – уговорила его покреститься. И началась с того дня у Володи бессонница: всю ночь он таращился в потолок, а когда надоедало, брал книгу и читал, пока не начинали слезиться глаза. Тогда выключал свет, засыпал на пару часов, а там уже и мать в школу будила. Так продолжалось несколько месяцев. Конечно, нельзя сказать, что он совсем не спал, но этих жалких часов отдыха было недостаточно.

Начинались его ночные бдения всегда одинаково: закрывал глаза, мысли начинали путаться, он погружался в дрему и вдруг ощущал что-то вроде удара. Пугался, вздрагивал и больше не засыпал.

То, что ему был послан знак свыше, молодой человек осознал, когда цепочка разорвалась, и он потерял крест. Выслушав упреки матери, он почувствовал странное освобождение, и в первую же ночь после потери спал как убитый.

За воспоминаниями Владимир не заметил, как проглотил свои бутерброды с сыром и выпил кофе. Взгляд случайно упал на календарь: тридцатое апреля. Мужчина хлопнул себя по лбу. Сегодня Родоница, день поминания предков. «Летите, милые деды…». Он усмехнулся. Знала бы мать, в какой день она ему явилась во сне.

На скромном маленьком холмике выцветшая табличка, на которой с трудом можно разобрать фамилию. Кроме него, единственного сына, сюда никто не приходит. Владимир долго смотрел, как сквозь старые листья пробиваются первые стрелки молодой травы. Весна! И он, посланный на землю самим Велесом, должен выполнить свою миссию.

Мужчина выкинул старые листья в овраг, постоял, облокотившись на березу, глядя на могилку.

– Так ты, мать, ничего и не поняла, – вздохнул он. – Не смог я тебя переубедить. Ну что ж, воля твоя и Христос тебе судья.

Молодой человек вынул из сумки купленные по дороге блинов и положил на могилку. Выходя из ворот кладбища, привычно обернулся назад и прошептал: «Именем Велеса заклинаю: Навье оставайся в Нави, а живое живи в Яви! Да будет так!»

Кто-нибудь пробовал разглядывать свою комнату с потолка? Вот её маленький полированный столик, на котором лежит раскрытая книжка «Белоснежка и семь гномов». Олеся хотела бы оказаться на месте героини и жить в лесу с гномами. Ну и с мамой, конечно. Только вряд ли мама бы согласилась: лес она совершенно не любит. Надо ей рассказать, как интересно сидеть на потолке и как здорово, когда у тебя ничего не болит.

Так что тут у нас в комнате? Кукла Ариша до сих пор спит в маленькой кроватке, шкафчик с ее нарядами, коляска. Слонёнок Тима слегка завалился на бок, как будто устал, а вот…

Олесю отвлёк шум в коридоре: лёгкие мамины шаги, хлопнула дверь, раздался знакомый голос. «Ах, это дядя Валера приехал, – подумала Олеся. – И, наверно, привез мне подарок».

Дверь открылась, на цыпочках в комнату прокралась мама. Осторожно присев на краешек кровати, положила Олесе руку на лоб.

«Почему я не чувствую прикосновения?» – удивилась девочка.

– Мама я здесь! На потолке.

Вероника убрала руку со лба и вздохнула.

– Что с тобой, милая? Лоб опять горяченный.

Олеся смотрела на свое тело. Да, лицо бледное-пребледное, растрепавшиеся темные косички лежат на белой подушке мертвыми змейками. А нос кажется острым.

Но у неё ничего не болит, совсем ничего, пока она на потолке. Но мама её не слышит, придётся снова забираться в тело, чтобы поговорить с ней.

Девочка застонала: ох, как же здесь больно. Она с трудом приподняла тяжеленные веки:

– Пить!

Вероника прислонила к губам чашку с водой. Олесе удалось сделать несколько глотков.

– Мам, я была на потолке.

– Доченька, да что ты такое говоришь?! Температура опять поднялась. Подожди, сейчас лекарство тебе дам.

«Ну вот, мама не поверила», – подумала Олеся.

Дядя Валера просунул голову в приоткрытую дверь.

– Ника, я зайду на минутку. У меня для Олеси подарок.

– Да какой подарок?! Не знаю, как температуру сбить?! Таблетки не действуют.

– У меня есть для нее одна вещь. Я на минутку.

Тяжёлые мужские шаги. Олеся с трудом открыла глаза, пытаясь улыбнуться.

– Привет больным! Смотри, что я тебе принёс, – Валера достал из пакета коричневого медвежонка и посадил на постель. – Теперь ты обязательно поправишься: мишка принёс здоровье. На улице весна, косолапый только проснулся, вышел из берлоги, в которой сладко проспал всю зиму…

Дядя Валера ещё что-то рассказывал, Олеся выпила лекарство. Почувствовала, словно проваливается куда-то…

– Валер, это что такое ты Олеське на шею нацепил? – накинулась Вероника на брата, когда они вышли на кухню.

– Это мой талисман – медвежий клык, – смущённо пояснил мужчина.

– Только этого не хватало! – возмутилась Вероника. – Больному ребенку всякую заразу в постель тащишь.

– Послушай меня, Ника. Несколько лет назад, лет пять или шесть, подожди, посчитаю. Сейчас у нас две тысячи второй год. А тогда был девяносто восьмой. Ага, значит, пять лет назад…

– В том году Олеська родилась, – заметила Вероника. – Ты ближе к делу можешь?

– Да успокойся ты, сестрёнка, – Валера обнял её за плечи. – Говорю тебе – поправится наша Олеся. Так вот, слушай. У меня знакомый есть, Лешка, мы в армии подружились. Он с Ростова. Даже не с Ростова, а из посёлка какого-то. У них там развлечения – охота да рыбалка. Ну и водка ещё, – Валера улыбнулся и погладил недавно отросшую бородку. – Как-то приехал я к нему на охоту. Да неудачно вышло, кабаниха, защищая деток своих, мне ногу клыком пропорола. Рана неопасная, да видать зараза попала. Температура у меня тогда поднялась, как у Олеси. Врач заговорил об ампутации. А Лёха привёл местного знахаря, который лечил меня травами да заговорами. Я плохо помню, как это происходило – без сознания был. Только потом заметил, что лекарь крест мой серебряный с шеи снял, а вместо него надел медвежий клык на шнурке. Я когда поправился, сходил к моему спасителю. Оказалось, он до сих пор поклоняется языческому богу Велесу, поэтому и крест мой снял. Сказал, что клык заговорённый, здоровье приносит. Вот я его Олесе и передал. Пусть ей поможет.