В военную форму были одеты все, в том числе Таласин: шерстяные бриджи, плотные сапоги и утепленные куртки цвета апельсиновой кожуры. На должное оформление помещения и изящные платья просто не осталось времени: эта свадьба была лишь мгновением спокойствия перед очередной перестрелкой.

– Вернулись мы ни с чем, как и в прошлый раз, когда отправлялись туда с делегацией, – рассказывал младший капрал. – Помните, как было пару лет назад? В этот раз они хотя бы пустили нас дальше гавани, дали разрешение на высадку, но только чтобы мы отдохнули и пополнили запасы. Королева – они называют ее Захия-лахис – опять так и не приняла нас. Бишимма оставил стражу в гавани и в одиночку верхом отправился в столицу, но, похоже, его даже не пустили в королевский дворец. «Дела чужеземцев Доминиона не касаются», – сказали нам тогда стражи в гавани, когда мы попытались объяснить цель визита.

Один стрелок подался вперед, внутрь круга, и глаза его заговорщически блеснули.

– А драконов-то вы там увидели?

Таласин остановилась. Остальные разговоры вокруг стихли, а несколько солдат с любопытством вытянули шеи.

– Нет, – ответил младший капрал. – Но я не ходил дальше пристани, а на небе были тучи.

– Вряд ли они существуют, – фыркнул какой-то пехотинец. – Нам известны лишь слухи. Но, по-моему, ненаварцы правильно сделали, что заставили весь Лир верить, будто у них есть драконы. Кто станет лезть к ним, зная, что у них в распоряжении армия огромных огнедышащих червей?

– Я бы все отдал за такого червя, – с тоской вставил стрелок. – Мы бы выиграли войну даже с одним.

Все начали спорить, сможет ли дракон одолеть штормовик. Таласин решила им не мешать.

Как только девушка отошла в сторону, перед глазами у нее внезапно, за считаные секунды, пронеслась череда неясных образов, непонятно почему. Кольца гладкой чешуи, в которых играл солнечный свет. Некое подобие короны, острой, как клинок, и прозрачной, как лед. Едва она попыталась разобраться в этом видении, как оно исчезло. После услышанного что-то пробудилось внутри Таласин и попыталось пробиться сквозь пелену ее забвения.

«Что это было?»

Опа моргнула. Образы исчезли.

Быть может, Таласин слишком долго вдыхала дым сосновых поленьев от многочисленных кострищ, освещавших длинный дом, не говоря уже о пламенном жаре, какой исходил от такого количества людей в маленьком замкнутом пространстве. На свадьбу к Солу – доброму, харизматичному и всеми обожаемому юноше – явилась почти четверть полка.

Все они точно не пришли бы ради его невесты – грубой, нелюдимой и язвительной девушки по имени Каэда, которая Солу была дороже всех на свете.

Таласин дошла до двери в боковую комнату, где находились амирант и генерал Бишимма, и обернулась, чтобы взглянуть на молодоженов. Вокруг шумели их добрые друзья, в кружках плескался горячий эль, а военный оркестр наполнял помещение заводной мелодией флейты, горна и барабана из козьей шкуры. Сияющий от радости Сол прижался губами к тыльной стороне ладони Каэды, а та оставила тщетные попытки притвориться недовольной. Казалось, впервые в жизни они лучились таким счастьем, что им не мешала даже зимняя форма рулевых и венки из высушенных цветов на шеях – единственное, что отличало жениха и невесту. Иногда свободной рукой Каэда накрывала свой пока что плоский живот, а иссиня-черные глаза смуглолицего Сола начинали блестеть, как гладь Вечного моря под летним солнцем.

Таласин не представляла, как они собираются растить ребенка в разгар войны, захватившей весь Континент, но все же была рада за них. Чувство, которое она испытывала, смотря на Каэду и Сола, было бы неправильно назвать завистью: это было желание, с которым она жила двадцать лет в приюте. Желание быть нужной, где-нибудь и кому-нибудь.

«Каково это, – думала Таласин, когда Сол хихикал над словами Каэды и прятал лицо в изгибе ее шеи, обнимая девушку за талию, – вот так смеяться вместе? Каково ощущать эти прикосновения?»

Она дала волю эмоциям лишь на мгновение: представила себя в чьих-то объятиях – и тело свело от призрачной боли.

Проходивший мимо пьяный солдат споткнулся и расплескал эль под ноги Таласин. В нос ударил кислый запах, и девушка вздрогнула, на секунду вспомнив детство: как от воспитателей, скорых на грубые слова и жестокие поступки, воняло моченым зерном и скисшим молоком.

С тех пор прошло уже очень много лет. Приют в трущобах Тукановой Головы был разрушен вместе со всем, что там было, и всех ужасных воспитателей наверняка раздавило обломками. И все же воспоминания, вызванные пролитым элем, так разволновали Таласин, что теперь было бы трудно завести разговор о «каком-то важном деле» с командованием. Девушка выпрямилась и выровняла дыхание, после чего аккуратно постучала в дверь боковой комнаты.

В эту же минуту, будто в ответ на ее мысли, праздничную атмосферу, словно нож, пронзил гулкий медный звон сигнального гонга.

Музыка и разговоры стихли. Товарищи Таласин и она сама стали оглядываться по сторонам, пока со сторожевых башен продолжал разноситься настойчивый сигнал. Поначалу ошеломленные, гости стояли в неверии, но вскоре по длинному дому прокатилась волна оживления: все начали действовать.

Империя Ночи атаковала.

Таласин выбежала из дома под серебристый купол ночного неба. В венах бурлил адреналин, не давая ощутить, как ледяной воздух щиплет лицо. В домах по всему Хладлюму жизнерадостное золото оконных квадратиков стало исчезать в темноте. Гася свет, горожане надеялись избежать бомбардировки, но это наверняка не поможет. В небе висели диски и серпы всех семи лун Лира, которые заливали заснеженные горы ярким искрящимся светом. Прилети кесатхские войска на штормовике, весь город сдуло бы, словно семена одуванчика на сильном ветру. Дома в Хладлюме были сделаны из камня и известкового раствора и накрыты деревянными стропилами с несколькими слоями соломы. Такие сооружения могли выдержать жестокость стихии, но ничто не могло выстоять против грозовых пушек Империи Ночи.

Хладлюм был тихим отдаленным городком в высокогорье Сардовии, дремлющим под вечнозелеными покрывалами длиннохвойных сосен. Но в эту ночь он погрузился в хаос: укутанные в шубы горожане в панике мчались к убежищам и отчаянно пытались докричаться друг до друга в вихре начавшегося сражения. Наконец случилось то, чего все боялись, то, для чего сюда прислали полк Таласин.

Стрелки занимали позиции на стенах, пехотинцы устанавливали на улицах баррикады, а рулевые поспешили к площадке с кораблями. Таласин вгляделась в звездное небо: скорее всего, штормовика не будет, иначе уже был бы виден его силуэт.

Она ускорила шаг и присоединилась к десяткам торопливых армейцев, чьи ботинки втаптывали снег в мокрую грязь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они добежали до окраины города, где на платформах из стальных сотовых панелей были пришвартованы продолговатые кораклы с парусами в оранжево-красную полоску, украшенными знаменем Союза. Спереди и сзади эти воздушные корабли были изогнуты как каноэ, а за малый размер и острую корму – в эту ночь они поблескивали при ярком лунном свете – их прозвали «осами».

Таласин сорвалась с места и помчалась в сторону своего коракла, когда неожиданно заметила, что рядом с ней к своему кораблю бежит и Каэда.

– Ты с ума сошла! – обратилась к ней Таласин, сумев перекричать гомон из гонгов и отрывистых указов командиров. – Ты на втором месяце!..

– Не кричи ты так! – зашипела Каэда. На фоне падающего снега ее лицо цвета эбенового дерева, особенно линия подбородка, приобрело особую строгость. – С росточком и со мной все будет нормально, береги лучше себя. – Она хлопнула Таласин по плечу и скрылась, прежде чем та смогла что-либо ответить, в потоке других рулевых.

Таласин огляделась вокруг в поисках Сола и тихо выругалась, когда заметила, что его «оса» уже поднялась в воздух: она хотела спросить его и убедиться, что он не давал согласия на участие Каэды в схватке. Насколько Таласин могла судить, Каэда и Сол впервые вступали в совместное сражение как супруги.