Мне очень жаль, что Летов повел себя таким образом. Его творчество "страдающему вождизмом" Лимонову понятно и близко. Что он будет делать в лагере замшелых чиновников зюгановцев — он им нужен только до выборов. Спросил бы ты у меня, Егор, кто они такие, я пахал на Чикина, Зюганова и иже с ними три года. Потом они меня кинули. Кинут они и тебя, Егор. Тихо и безразлично кинут. Эстетически они тебе враги. Политически — тоже. Верить в то, что это "левые силы", можно только будучи крайне глупым. Это чиновничьи рыла.

Эх, старый товарищ Егор, зачем же ты так легкомысленно! Впрочем, русские любят совершать противоестественные поступки себе в ущерб. Недаром "русскую рулетку" изобрели мы, русские. Но это — худшее в нас. НБП пытается выкристаллизовать из России лучшее. Мужественный ДОЛГ мы противопоставляем женственному ЖЕЛАНИЮ. У НБП очень тяжелый путь. Кто-то отстает, не вынеся тяжести маршрута. Очень близкие даже люди. Марго Фюрер (моя жена Наташа) в 1995 году, Егор Летов- в 1996-м, остались позади. Мы идем вперед. Ушел Летов, но одновременно возникли организации НБП в Северодвинске, в Новосибирске и Электростали. Партия наращивает мышцы.

Россия — все, остальное — ничто!

В 1997 году весной я позвонил Егору в Омск, мы сорок минут разговаривали и наладили отношения. Прежней близости нет, но есть понимание. Пламенный товарищ, Егор никак не может быть с партией Рыбкиных и Селезневых — серопиджачных чиновников. А то, что НБП и я лично в феврале 1996 года понимали, что скрытый будущий враг Зюганов опаснее открытого врага Ельцина, ну что ж, это осталось, эти десять дней на совести НБП. Пусть нам простят нашу дальнозоркость.

Возвратившись из Георгиевска, я написал в "лимонке редактора": "Нас многие предали". Суровый самурай, я не разъяснил, кто. Однако прежде всего имел в виду предательство моей девушки. Девушки вождя.

Ясновидящие способности позволили мне узнать об измене Лизы задолго до приезда в Москву, очевидно, в момент, когда это совершилось. Ночью в степном Георгиевске, в комнате "Красного Креста" на матрасе у стенки я был внезапно разбужен видением. Я увидел два аквариума, в каждом по две совсем белесые крупные рыбы. В одном — две энергичные взаимно-обвивающиеся рыбы, а в другом аквариуме одна из рыб еле рот открывает. Еще мне приснилось, что Л. стала подругой Медведевой. Я проснулся. Было темно, на раскладушке мирно спал нацбол Валера Коровин, чуть дальше у двери на матрасе похрапывал нацбол Алексей Цветков. Я подумал ясно, что еле открывающая рот рыба — это я или наша с Лизой любовь. А две энергичные рыбы — это она и ее новый парень. Но я сцепил зубы и дожил до 17 сентября, когда поезд Владикавказ — Москва дотащил меня до столицы. Я позвонил Л., ее не было ни дома, ни в журнале.

В обед я все же дозвонился в ее модный журнал и говорил с ней. "Да, здравствуй, с приездом", — вежливо и чуждо прозвучал ее голос. "Почему ты так звучишь — такая чужая? Ты нашла себе кого-то?" — "Потом, вечером поговорим, я не хочу, чтоб на работе слышали", — оборвала она меня.

Явилась она к десяти вечера. И вся натянутая, чужая, с отросшими волосами, стоя, объявила: "Я влюбилась". — "Когда?" — спросил я. "В начале сентября". — "Кто он?" — спросил я. "Какая тебе разница? Просто человек. Компьютерный дизайнер, как и я". — "Кто?" — настаивал я. "Ему 29 лет, зовут М. Больше я тебе ничего не скажу". Я дал ей по физиономии. Пощечину. Сцена, впрочем, обыкновенная. Миллионы солдат возвращались с фронта и сотни тысяч девушек оказались неверны своим солдатам. И солдаты разворачивались и давали крутой удар. Или пощечину по девичьей щеке. Самый страстный вынимал шмайсер и мочил девочку. "Ту, что была моей".

Вот что она писала об этом. Я выкрал эти страницы позднее. Ничего для меня утешительного.

"Сегодня полнолуние, сегодня я рассталась с Лимоновым, он вернулся в Москву утром. Утром меня целовал М. и говорил: "Доброе утро!" Время час ночи, сижу в баре и напиваюсь, еще один этап жизни закончен. Лимонов наговорил мне кучу гадостей, ударил по лицу, не хотел отпускать. Он любит меня. Почти ровно спустя два года мы расстались. Два года жизни из-за двухнедельного романа".

"Через полчаса наступит октябрь, у меня день рождения, четвертной… Виделась сегодня с С., он отлично выглядит, я, наверное, до сих пор люблю его. Выпили вместе бутылку дешевого молдавского вина, он уехал домой, решив, что я не хочу, чтобы он остался. М. уже неделю меня избегает, почему — не знаю, то ли действительно много работы, то ли не хочет меня видеть. Наверно, надо давать ему отставку, проживем без него, хотя я в него влюбилась и мне он сильно подходит. Но… Разговаривала только что с Лимоновым по телефону, он пьян, был у Полушкина на дне рождения, предложил устроить мой день рождения у себя в бункере, там уже не пьют, даже года полтора. Это уже почетное исключение из правил. Я не люблю Лимонова, мне интересен и в новинку М., я даже начинаю влюбляться в него. С. до сих пор остается для меня загадкой. Он (по его словам) ждет, когда я определюсь, для меня было диким ударом, когда он стал жить с этой девкой, и живет до сих пор…"

Женщины, разумеется, что дети: погладил по подбородку, по шее, сказал вкрадчивым тоном ласковые слова, шоколадку протянул — и она на твоей стороне, идет за тобой. Это давно не секрет для меня. Но вот их полное пренебрежение иерархией мужчин, честная способность обманываться: видеть в неизвестном задрипанном музыканте С. или обыкновенном компьютерщике М. «загадку», меня оскорбляет. То, что Лизе, девушке вождя, может быть "интересен и в новинку М"., и что С. (по ее же собственным записям судя, нерешительный, вялый человек богемы, пьющий и принимающий наркотики, у которого ночуют вповалку друзья) "до сих пор остается для нее загадкой" после ДВУХ ЛЕТ ЖИЗНИ СО МНОЙ (человек-легенда, monstre sacre, живой классик, миф и прочие мои титулы, которыми не я себя наградил, но мир меня наградил) — меня шокирует и ранит. Одновременно я, конечно, понимаю, что при ее отвращении к политике, к культуре, ко всему, что находится за пределами ее семьи и ее круга знакомств, она просто не понимает, кто я, и не способна найти мне какое-либо применение, помимо хождения на тусовки, совместной постели и еды.

Она, однако, оказалась ревнива. С 17 сентября она часто звонила мне ночами, пьяная, добиваясь, один ли я? Я не был один. Или бывал и один, но не часто. Чаще всех приходила девочка Н. Д. - экстравагантное и изломанное создание с шатающейся походкой, двадцати лет, волосы окрашены синим, безгрудая, с оттопыренной попой, на высоченных каблуках. Подружка Мумий Тролля некоторое время и типа из группы «Браво», Н.Д. дружила и с бандитами. И при всем ухитрялась быть одинокой девочкой и несколько раз пыталась умереть. Приезжала красавица В. М. - двадцати пяти лет, лик великомученицы, стройные ноги, монгольские скулы и серые глаза. Появлялась из Петербурга двадцатилетняя М. 3. - у этой были огромные нежные сиськи. С таким набором у меня было разнообразие в постели. Все они мне нравились. Однако полностью меня удовлетворяла только Л. Простая разгадка — постель и тело для меня важнее всего. Влечение. Похоть, Вождь ты или слесарь — похоть не разбирает.

К ноябрю Л. несколько раз появилась у меня, но не соглашалась остаться. 11 ноября она зашла, и мы отправились на празднование годовщины вульгарной передачи Андрея Вульфа в казино «Метелица». Зачем я туда пошел? "Простые развлечения — последнее прибежище сложных натур", — объяснил бы меня Оскар Уальд. "И вождей", — добавлю я. Мы сидели за одним столом с Жириновским, Зайцевым и Айзеншпицем (кажется, так), и целовались. (Наши поцелуи охотно снимали СМИ и опубликовали в «ТВ-парк» и других популярных изданиях. Девочку Н. Д. буквально затравили, садистически показывая ей мое фото с Лизой, друзья и родные). Напившись водки и нацеловавшись, мы пришли ко мне. Когда Л. захотела уйти, я, сорвавшись, жестоко избил ее, так, что кровь хлестала на оконные шторы и на стекла окон, сломал ей нос и разбил губы. Она что-то поняла и осталась. Я не знаю доподлинно, почему. Может, поверила в мою страсть к ней. Я убедил ее кровью? Когда я спросил ее позже: "А как же твоя влюбленность, как же этот парень М.?" — "Скучно стало", — просто ответила она. И мы уехали в Питер, где бродили под дождем и снегом в Петропавловской крепости, разглядывали усыпальницы императоров (на надгробье Павла I стояли белые розы, может быть, принесший их прочитал восхваляющую Павла статью в "Лимонке"?), много пили, общались с Андреем Гребневым, лидером НБП в СПб, с нашим Лебедевым-Фронтовым — партийным художником-гением, с нацболами — парнями и девочками, спали на неудобном ложе в штаб-квартире НБП, даже попробовали питерских грибов. Я всегда ездил в Питер по партийным делам, но это был мой первый любовно-туристский визит. Я снял ее с работы в мондиалистском журнале, финансируемом французами. Капут работе.