Я едва успела посторониться, когда мимо пролетела перепуганная мало не насмерть Лида с горящей щекой и едва застегнутой сумкой наперевес. Я подождала немножко и вошла. Денис спокойно варил кофе.

— Это что было? — спросила я.

Он развернулся, тяжело опираясь на костыль. Глаза у него снова отливали зеленью. Линзы у него такие, что ли?

— Ничего не было, Вера, — спокойно сказал он. — Иди умойся, я приготовил ужин, а это вот на десерт. Оценишь мои кулинарные таланты, надеюсь, не отравимся.

— Я о Лиде.

— Лиде захотелось ко мне в постель. Я, как ты слышала, даже в таком виде еще очень даже неплох.

— Откуда ты знаешь, что я слышала?

— Ты всегда возвращаешься примерно в это время. Лифт за стеной слышно, да и дверь скрипит, — улыбнулся он и вернулся к кофе. — Не переживай. Таких подруг лучше держать как можно дальше от себя.

— Ден… — я помолчала. — Зачем ты ее ударил?

— Иначе бы она не поняла, — ответил он. — Муж обращается с ней именно так, и она его любит. Пришлось дать пощечину — я не переношу, когда ко мне лезут в штаны без спроса.

— А если бы это сделала я? — провокационно спросила я.

— Ты бы так не поступила, — сказал Денис и снял турку с плиты. — А если бы вдруг… Я просто отвел бы твои руки и отстранил тебя.

— Вот так и… — у меня вдруг защипало в носу.

— Я сделал бы это аккуратно. Тебя бы я никогда не ударил. Иди, говорю, руки мой, будем ужинать.

Умываясь, я думала, что постоялец мой — человек странный настолько, что… даже определения не подобрать. Он всегда был разным: растерянный инвалид в поликлинике, обычный парень в автобусе, жесткий, холодный и жестокий — с Лидкой… Кстати, позвонить бы ей, да ведь она теперь и трубку не возьмет. Хотя что толку ей звонить? Подруга, называется… Как муж из дома выгоняет, она тут как тут, и вдобавок сразу норовит прыгнуть в койку к Денису. И неважно, что сама я с ним не живу и жить не собираюсь, просто противно…

«Друзей не осталось, — подвела я итог, — из подруг теперь одна Ленка, но у нее своих проблем хватает. Родственники… понятно. Живи одна. Когда-то ты этого очень хотела!»

— Вера, — негромко произнес за дверью Денис. — Не плачь.

— Так слышно? — всхлипнула я. Как же это я выла? Видно, по привычке — в голос, как волки по весне, с тех пор, как никого не осталось, никто не слышал, а на соседей плевать я хотела. — Извини, не хотела мешать…

— Я второй сезон скачал. Пойдешь смотреть?

— Иду, — шмыгнула я носом. — Умоюсь, чаю поставлю и приду…

* * *

Мы прожили бок о бок почти полгода. На работе, ясное дело, я не говорила, кто у меня квартирует, вообще об этом не упоминала. Родственницам тем более не говорила, а то ведь начнется — «да как можно, да ведь страшно, убьет и ограбит!». Дену — прижилось этакое вот сокращение, — можно было доверять, такой уж оказался человек. Не очень добрый, не всегда приятный, но в том, что он хозяин своему слову, я была уверена.

— Ты никогда не говоришь о родных, — сказала я как-то за ужином.

— Не о чем говорить, — был ответ. — Ты тоже о своих не распространяешься.

— Мои умерли. Дальние только остались.

Мы помолчали.

— Ты своим даже не звонишь, — сказала я.

— Откуда ты знаешь?

— Я что, счета за телефон не вижу? Ни единого незнакомого номера. Ну хотя у тебя ведь мобильный есть… Но если ты с ними и разговариваешь, то когда меня нет. При мне ты только по работе говоришь.

— А это ты как вычислила? — нахмурился он.

— Ден, у меня слух, как у собаки, — усмехнулась я. — Вызов по скайпу или там на мобильник отлично слышно даже через стенку. Ты потом наушники надеваешь, но сам-то говоришь, и по тону понятно, что это по делу, а не ля-ля с родственниками. Ты не думай, я не подслушиваю, просто тут такая вот звукоизоляция. Слышно, как соседка с девятого на пианино бренчит, сосед со второго зевает, и каблуки по тротуару стучат, а мы на шестом! И это еще если окна закрыты, хоть тут и двойной стеклопакет…

— Правда, вот это слух, — улыбнулся он. — Я даже внимания не обращал.

— Так ты в наушниках почти всегда. Ну и потом… Я где-то читала, что некоторые недостатки компенсируются. Я вот, например, без линз очень плохо вижу, зато слышу отлично. Хотя, — добавила я, — я и без линз могу ходить, даже через дорогу, другое дело, что мне надо носом во что-то упереться, чтобы рассмотреть.

— А я и не заметил, что у тебя линзы, — удивленно сказал он.

— Мужчины все невнимательные, — фыркнула я. — А у тебя? Ободка вроде не вижу, но…

— У меня как раз зрение отменное. Почему ты решила, что я тоже линзы ношу?

— У тебя иногда глаза делаются из серых зелеными, — ответила я. — Причем это не отблеск какой-то, цвет очень яркий, пронзительный просто. Я и подумала, что это какой-то оптический эффект.

— Не знаю, отчего бы это, — покачал он головой. — Может, это у твоих что-то как-то преломляется? Я в оптике не силен.

— Может. Я всего раза два такое видела. И оба раза плакала, — припомнила я. — Наверно, это из-за слез.

— Возможно, но ты все же у врача проконсультируйся, мало ли, что там с твоими линзами… — Денис помолчал. — Вер, извини… до меня только что дошло: ты как-то упоминала, что хотела усыновить ребенка? Именно поэтому?

— Да. Ты сам пойми… — Я помолчала. — Даже если я смогу… ну… Рожать мне только с кесаревым, иначе я могу ослепнуть, как нечего делать. И кто поможет, когда я буду валяться в больнице и восстанавливаться после операции? Я же не сразу вскочу, а с ребенком возни масса! Да мне даже поесть никто не принесет… Нет, я понимаю, что люди справляются и так, но я-то себя знаю. Не выйдет. А на декретные не прожить.

— Я… понимаю, это больной вопрос. Прости, что поднял его.

— Ничего. Выговорилась, и ладно. Хуже, когда тетушки начинают ныть «ну у тебя возраст уходит, а вот у нас в твои годы уже трое было». Логических доводов не слушают, нудят и нудят, это ужас какой-то! Кстати, подруги с детьми такие же: как родит — все, можно из списка контактов вычеркивать. Такое впечатление, что они мозги в процессе детям передают, и то не факт. «Заведи лялечку, сразу поймешь, какое это счастье!» А сами мучаются, я не вижу, что ли?

— Дети не собаки, чтобы их заводить, — неожиданно жестко сказал Денис.

— Когда я так ответила, со мной месяц не разговаривали, — вздохнула я. — Ден, раз уж у нас сеанс неудобных вопросов… почему ты протез не сделаешь? Сейчас ведь такие крутые бывают…

— Не зажило еще как следует, — серьезно сказал он. — Ну и не настолько я богатый, чтобы прикупить киберпротез. Знаешь, показывали — сращивают с мышцами, нервами, что там еще… Но я обойдусь обычным, а как подкоплю, там будет видно.

— Ясно. Ты тоже извини…

— Ничего. Теперь уже нормально. Я только думаю, что же стало с той девушкой? Жива она или нет?

— Какой? — не поняла я.

— А я не сказал? — удивился Денис. — Я тогда подвозил девушку. Такая хорошенькая, стояла на остановке и мокла под дождем, уже поздно было, я ее и подхватил. А потом тот пешеход… и все. Ничего уже не помню. И не знаю, куда она делась.

— Ты никогда о ней не говорил, — сказала я.

— А… — он сник и постучал себя по виску. — Может быть, это от сотрясения, врач сказал, бывает. Так-то я все помню, работу, сама видишь, выполняю спокойно, а детали той истории… Забыл. На суде ни слова ни сказали… Наверно, если бы она погибла, так упомянули бы? Но говорили, что я был в машине один… Убежала, может, от страха, когда все это увидела?

— Не вспоминай, — сказала я и встала. — Ты вот что, качай третий сезон, а я поесть принесу!..

— Вер, давай купим диван побольше? — пробормотал Денис наутро.

— На кой?

— Спать тесно! Я все боюсь тебя придавить, я же увесистый. Кстати, на какой серии мы вчера вырубились?

— Вроде бы на седьмой, — зевнула я. — И отстань. Я еще не выспалась.

— Ну так и вали к себе!

— Это моя квартира, — напомнила я, — так что я буду спать, где мне угодно! Тем более, отопление вырубили, на улице колотун, а с тобой тепло… Ден? Ты что?