Девочки, слегка оглушенные воспитательной взбучкой, спускались по деревянной лестнице с мансардного этажа. На последней ступеньке Катька вытерла нос рукавом и хмуро сказала:

– Вот ей-богу, лучше бы наорала на нас, как Пятак. Гром прогремел, и туча ушла. А тут…

– Ну да, туча ушла, а проблема осталась, – ответила Эмма, протянув подруге застиранный, но чистый платочек. – Это ж воспитание, сама понимаешь. Но согласись, трудно теперь согласовать наши планы на субботу и наши обещания никогда не драться с беспризорниками.

Катька тут же фыркнула.

– Не «наши» обещания, а «твои»! Неужели ты не могла так пообещать, чтобы оставить лазейку? Глупо же получится теперь!

– Как знаешь, но я свое слово сдержу, – упрямо произнесла Эмма.

Катька даже остановилась, вглядываясь в лицо подруги.

– Ты нас бросаешь?

– Я не бросаю. Я убеждаю тебя поступить правильно, – просительно заглянула ей в глаза Эмма. – Слушай, ну это же действительно глупо. Из-за чего весь этот сыр-бор разгорелся – никто уже не помнит. Но при любой встрече тут же начинаются петушиные бои. Ладно бы был реальный повод. А так – ерунда и только. Ты же сама сказала, что этот твой Дымин…

– Дымов!

– …Дымов сам предложил перемирие. Вот и будем его придерживаться.

– Но перемирие-то было только на сегодня!

– Ну и что? Пусть на сегодня. Главное, что и эти самые беспризорники – вполне здравые ребята. Ну, хоть кто-то из них.

– В общем, да, – нахмурилась Катька, кусая верхнюю губу. – Он произвел впечатление разумного существа, не спорю.

– Вот! Может быть, им тоже надоело вот так с нами каждый раз сцепляться. Кто-то должен уступить…

– Я никогда не уступлю! – Катька дернула Эмму за руку, заставив ее спуститься с последней ступеньки и двинуться по длинному коридору второго этажа к лестнице, ведущей вниз, к их спальне.

– Ну хорошо, не уступить, – тут же согласилась Эмма, придумав другое слово, способное достичь самолюбивого разума подруги. – Закончить. Только сильный человек не ведется на провокации и может отличить, где действительно проблема, а где – лишь обиженное эгоистическое «я».

– Ты хочешь сказать, что я – эгоистка? – Катька даже остановилась посреди коридора, уткнув руки в бока.

– Я не хочу сказать, что ты эгоистка, – терпеливо ответила Эмма и потянула подругу за собой дальше: из полуоткрытой двери классной комнаты выглянула пионервожатая среднего отряда, прошипев:

– Кончайте кричать! Мы тут домашние задания выполняем. И вам, кстати, было бы неплохо! Горская, Филиппова, я не видела вас сегодня с учебниками.

– Да, Юлия Аркадьевна, мы сейчас придем, – послушно ответила ей Эмма.

– Это ты тоже обещаешь? – прошипела Катька.

– Нет, это я дипломатично гашу возможный конфликт, – нахмурилась Эмма. – Пошли уже вниз. Скоро ужин. Ну и уроки надо бы действительно сделать.

– Нет, я буду читать книгу! – в подтверждение своих слов Катька качнула толстым томиком.

– Всю? – подняла брови Эмма.

– Нет, только ту сказку, что Серафима отметила. Видишь, вот закладка.

Шелковая лента нежно-розового цвета действительно выглядывала между страниц, гармонируя с темно-синей обложкой книги.

– Так как автора-то зовут? – переспросила Эмма. – Может быть, я уже читала эту сказку?

– Ну да, ты вечно сидишь в библиотеке, – шутливо упрекнула подругу Катька. Ее запальчивая обида уже угасла. Эмма знала, что на время нужно оставить подругу в покое, дать ей самостоятельно обдумать и увещевания воспитательницы, и мнение подруги. Заставить Катерину сделать что-то было невозможно, а вот убедить и переубедить – довольно легко. Это Эмма уже успела уяснить за те несколько недель, что была знакома с этой страстной и увлекающейся девочкой.

– Я люблю читать, – пожала она плечами на упрек. – И тебе советую.

– Чем я и займусь прямо сегодня.

– А уроки?

– Пф! Ну ты же знаешь, я уже все сделала, – Катька показала язык, раскрывая книгу на странице, отмеченной закладкой.

– Когда?!

– На большой перемене, пока ты трындела с Танькой Великановой и Марусей Новиковой.

Эмма лишь улыбнулась.

– Ну а я после ужина засяду за дневник, – она показала на полученную от Серафимы тетрадь.

– Вот тоже радость – сидеть и возюкать пером по бумаге! – презрительно задрала нос Катька.

– Ну, я попробую, – мирно ответила Эмма. – Вдруг это и вправду поможет исправить мой почерк?

– А тебе это надо?

– Это надо Серафиме. И я…

– …обещала, я слышала.

Хихикнув, уже вполне примирившиеся девчонки, подошли к мраморной лестнице.

– Но все равно, Серафима – не от мира сего, – резко сменила тему Катька.

– Это почему?

– Ну, она как-то странно говорит всегда. Так вычурно, заумно. Я на уроках не всегда ее понимаю.

– Она рассказывает интересно, – не согласилась Эмма.

– Знаешь, тетя Глаша обмолвилась, что у Серафимы есть какая-то тайна в жизни. Мол, такая страшная, что говорить об этом Серафима отказывается.

– Ну и какая это может быть тайна? – пожала плечами Эмма.

– Ну, скажем, что много лет назад была наша Серафима замужем, а муж был жестоким негодяем, и однажды он напился и избил жену, а жена его за это топором зарубила в постели ночью.

– Вот ерунда! – фыркнула Эмма. – Ты можешь себе представить Серафиму с топором в руке?

– Или зарезала? Кинжалом?

– Фу!

– А еще, может, она не была замужем, а младенца заимела. И утопила его в проруби.

– Ага, летом!

– Ну почему летом? Зимой! Представь! Юная дева родила младенца от… ну, кого-нибудь… родители из дому выгнали, этот кто-нибудь – благополучно ее забыл, денег нет, крыши над головой нет, кормиться нечем. И вот несчастная девица берет младенца, идет на Москву-реку и темной ночью опускает его в воду.

– Ты слишком много проводишь время с мальчишками, которые рассказывают тебе всякие страшилки.

– Вовсе нет, это мне тетя Глаша рассказала.

– Про младенца?

– Про младенца. В жизни всякое бывает.

– Но к Серафиме это никак не может относится, – решительно сказала Эмма. – Не стала бы она младенца топить. Или мужа резать. Я склоняюсь к несчастной любви.

– Это как?

– Был жених, а потом его не стало.

– Куда ж делся? Помер?

– Возможно, и помер. А может быть, был вынужден жениться на другой. Родители заставили. А Серафима с горя ушла из дому. Стала работать в нашей школе. Потом ее Инаев в наш детский дом позвал.

– Ну что Инаев ее позвал, это мы знаем как факт.

– И еще мы знаем, что жить ей негде, – добавила Эмма.

– Все равно, твоя версия очень уж слащавая, – отказалась принять этот сюжет жизни Серафимы Катька. – Ты, может, страшилки и не слушаешь, а вот в своей библиотеке много чепухи читаешь.

– Ну, соглашусь, – кивнула Эмма. – И уверена, что на самом деле все обстоит гораздо проще и совсем не увлекательно.

– А, ты тоже считаешь, что Серафима в революцию потеряла семью и дом, и потому пришла к нам?

– Это самый типичный сюжет, – пожала плечами Эмма. – Но об этом никто не напишет роман. Потому что настоящая жизнь скучна.

– Ну уж нет! – Катька в который раз остановилась, чтобы придать своим словам побольше веса. – Я не желаю серой жизни!

– Никто не желает. Но как ты ее раскрасишь?

– А вот хотя бы…

– Нет, не нужно говорить про драки с беспризорниками. Я поняла, ты так разнообразишь серые будни. Хотя это неправильно.

– Ну давай сидеть тихонько за партой и читать учебники! Во веселуха!

– Давай лучше прочитаем Серафимину сказку и поймем, какие роли она нам предназначила.

– Это не Серафимина сказка, – возразила Катька. – А этого… Адре…Андер-со-на! – прочитала она по слогам.

– А сама сказка-то как называется?

– «Снежная королева», – эти слова оказалось прочитать значительно проще мудреной фамилии сказочника.

– А, я ее знаю, – обрадовалась Эмма.

– Чудно, значит, потом обсудим со знанием дела, – решительно заявила Катька и устремилась к двери девчоночьей спальни, до которой подруги наконец добрались. У дверей их поджидала небольшая компания мальчишек, с которыми еще утром – а казалось так давно! – была совершена храбрая вылазка.