– Чего? – переспросила Катька, уже забывшая о нервных переживаниях и упрямстве, увлекшись плавной речью их воспитательницы.

– Того, что помешало бы вам добиться желаемого, – терпеливо, как настоящая учительница, переформулировала свою мысль Серафима. – Вот ты, Катя, дочь прачки. В прежние времена ты никогда не смогла бы получить образования, научиться читать, писать. Твоя жизнь прошла бы у корыта, в бесконечных стирках и закончилась бы вместе с молодостью.

– Как у моей мамы, – хмуро согласилась Катька. – Когда она умерла, а отец пропал, нас выгнали из комнаты, где мы жили.

– И только советская власть не бросает своих детей…

– Но выгнали-то нас революционные власти, – перебила Катька Серафиму.

– Однако теперь у тебя есть крыша над головой, – словно не услышала эту реплику воспитательница.

– У меня – да, – продолжала спор девочка. – А мой братик умер, когда мы жили на улице.

По лицу Серафимы пробежала мимолетная тень, однако голос ее продолжал звучать спокойно. Она притянула к себе непокорную голову Катьки, а Эмме сжала ладошку.

– У нас у всех была трудная жизнь, – тихо сказала она. – Но если мы ожесточимся, если будем видеть только темноту вокруг, мы не сможем жить дальше. Я просто хочу, чтобы вы воспользовались тем, что у вас есть, теми возможностями, что открыты перед вами. А не портили свою жизнь драками со шпаной и бездумными выходками.

Эмма, уже не сдерживаясь, заревела в голос. Катька молча сопела. Однако Серафима могла с уверенностью сказать, что ее тщательно продуманный педагогический маневр удался. Даже с упрямой Катериной, так отчаянно сопротивлявшейся любому давлению, привыкшей к вольной жизни под небом без обязательств, но и без уверенности в будущем.

– Мы постараемся, – всхлипнула Эмма, прижимаясь мокрой щекой к руке воспитательницы. – Нет! Мы больше не будем, – пообещала она.

– Не будете? – переспросила Серафима.

– Нет! Я хочу вырасти хорошим человеком. Я не хочу на улицу! – тихая застенчивость Эммы вдруг прорвалась неожиданным пылом.

– Ну, я тоже не хочу, – нахмурилась Катька. – Я знаю, что это такое.

– Но почему вы так непримиримы с теми ребятами? – спросила Серафима, подтянув к себе худенькую фигурку Катьки, словно хотела усадить к себе на колени. Но та не согласилась с этим молчаливым предложением и лишь пылко сказала:

– Они дразнятся.

– А тебе не кажется, что они вам завидуют? – подняла брови воспитательница.

– Завидуют? – искренне удивилась Эмма.

– Конечно! Ведь их будущее – увы! – предрешено.

– Какое? – две пары глаз широко раскрылись в ожидании ответа.

– Большинство таких беспризорных ребят подрастая, попадают в преступные банды. А это означает неизбежный арест, суд и тюрьму, – резкие слова прозвучали отрывисто, словно Серафима желала впечатать каждое в умы своих подопечных.

Девочки переглянулись.

– А остальные? – спросила Катька.

– Холод и голод сделают свое дело, – жестко ответила ей воспитательница и перевела взгляд с одной девочки на другую. – Поэтому я надеюсь, что мне больше никогда не придется тревожиться о вас в вопросах нарушения дисциплины.

Эмма посмотрела на Катьку. Та хмурилась и молчала. Тогда Эмма вскинула голову:

– Я не буду больше участвовать в драках! – решительно сказала она.

– Молодец! – похвалила ее Серафима. – А ты? – и погладила по распустившимся косичкам Катьку.

Та нахохлилась и исподлобья посмотрела в глаза воспитательнице.

– Я не могу обещать вот так, – твердо сказала она. – Если на меня нападут, я буду защищаться. И если нападут на кого-то из моих друзей! – она упрямо задрала подбородок.

Помедлив, добавила:

– Но могу обещать, что не буду сама начинать ссор. И это все! – поспешно добавила она, словно ставя точку.

– Что ж, и это хорошо, – улыбнулась поверх Катькиной головы Серафима. – Возьмите еще по сухарику. Ведь я хотела обсудить с вами немного другое. А вы мне тут подкинули воспитательную задачку!

– Другое? – удивилась Эмма.

– Нет, и ваше поведение, конечно, тоже, но думаю, что этот момент уже миновал. Мы достигли договоренностей. И надеюсь, что возвращаться к этому мне уже не придется. Да?

Подружки согласно кивнули, хотя и с разным выражением лиц: Эмма была уверенна в своем решении, Катерина же явно сомневалась в том, что сумеет выполнить обещанное.

– Но обсудить я хочу другое, – Серафима потянулась к стопке книг на краю стола. – Я уже говорила, что наш детский дом собирает под своей крышей сирот и беспризорников, в ком можно разглядеть творческие наклонности. Я хочу помочь вам реализовать их.

– Нам?

– Всем воспитанникам, – пояснила Серафима. – Я предлагаю поставить в нашем детском доме спектакль. Как вам идея?

– Спектакль? – удивились в голос Эмма и Катька, теперь уже совершенно одинаково.

– Вы же были в театре в сентябре.

– Да, но разве не актеры делают спектакли?

– А чем мы хуже? – подняла тонкие брови Серафима. – Вы выучите роли, мы сделаем костюмы и декорации. А зимой покажем малышам и всем, кто захочет.

– А это трудно? – спросила Катька.

– Без трудностей было бы неинтересно, – шутливо погрозила пальцем воспитательница. – Вот, возьмите эту книгу. Прочитайте, пожалуйста, сказку и посоветуйте, кто из ребят на какую роль подошел бы.

Книгу взяла Эмма, задержав взгляд на заковыристой фамилии автора, а Катька нетерпеливо спросила:

– А кем буду я?

– А я? – тут же эхом повторила ее подруга.

– Попробуйте догадаться, – не открыла своих замыслов Серафима. – Завтра после уроков обсудим. Успеете прочитать?

– Конечно! – фыркнула Катька. – Я же научилась читать!

Она уже загорелась новой идеей и, вскочив, протянула руку к книге, готовая немедленно открыть страницы. Эмма тоже встала.

Серафима обняла девочек за плечи, провожая к двери. На полдороге обернулась.

– И да, Эмма, я забыла. Я придумала, как тебе поработать над своим почерком. А то, признаюсь, твои работы по литературе я не могу разобрать! Вот, держи, – учительница вытащила с полки шкафа толстую тетрадь, больше похожую на книгу в ледериновой обложке, и протянула девочке. – Попробуй не просто прописывать буквы по строчке, а записывай свои мысли. Любые. Просто тренируйся красиво писать.

– А вы потом прочитаете? – неуверенно спросила Эмма.

– Нет, – улыбнулась Серафима. – Дневники нельзя читать. Но я увижу, если ты не будешь работать над почерком. В твоих тетрадях.

Она открыла девочкам дверь.

– Спасибо, Серафима Павловна, – вежливо проговорила Эмма. –Я сегодня же начну.

– А я сегодня прочитаю книгу, – пообещала Катька. – И отдам тебе, – пихнула она подругу в бок. – Ты с утра прочитаешь.

– Вот и хорошо, – ласково проговорила воспитательница. – А завтра обсудим роли и исполнителей. Идите отдыхать, девочки. Хорошего вечера!

– Хорошего вечера, Серафима Павловна! – прозвучал хоровой ответ.

Закрыв дверь за воспитанницами, Серафима улыбнулась. Взгляд ее скользнул по голым стенам комнаты. Чуть вздохнув, молодая учительница вернулась к проверке тетрадей, но мыслями была еще далека от диктанта – перебирая фразы из воспитательной беседы, она пыталась оценить свою работу: удалось или нет добиться поставленной цели? Если с Эммой все казалось простым, та Катерина вызывала больше беспокойства. Тихая Эмма с пеленок принадлежала детскому дому и, по сути, не знала другой жизни. Но недавно ворвавшаяся в устоявшийся коллектив Катерина внесла немалую долю смуты, ведь ее память еще хранила воспоминание о беспредельной свободе беспризорного существования. У Серафимы уже был опыт работы с детьми улицы, и она успела сделать вывод, что не каждый беспризорный ребенок жаждет попасть в рамки воспитательных мер. Нужно заманить, увлечь, удержать. С послушной Эммой педагогическому таланту Серафимы было негде развернуться, но Катерина – это вызов. И воспитательница уже испытывала азарт педагога перед лицом этой задачи.

За темным стеклом оконца равномерный стук веток сменился колючей мелодией посыпавшихся мелких капель дождя, и Серафима вернулась к оставленным на время тетрадям.