Я вежливо постучал. Через мгновение потянул затёртую ручку на себя.

– Разрешите?

Знакомый голос врача ответил:

– Доброе утро, Игорь! Проходите. Как спалось?

Непривычно бодрые и радушные нотки смутили меня. Я неловко застыл на пороге.

За своим рабочим столом сидел всё тот же тучный мужчина с толстыми губами. Бумаг на столе стало поменьше, зато прямо посередине лежала открытой толстенная, и судя по пожелтевшим страницам, старая книга. Та её часть, которая была обращена ко мне, была усеяна маленькими бумажками с крошечными пометками на них. На страницах лежали очки, которые с моим появлением, отправились на лицо владельца.

– Доброе, – произнес я и направился к своему стулу.

В кабинете было непривычно свежо и слегка зябко. Также мой нос уловил присутствие ещё какого запаха. Я пытался его захватить, но как только он попадал на мои рецепторы, тут же улетучивался. Духи?

– Вижу вы хорошо выспались!

– Да. Матрасы тут очень удобные, – попытался пошутить я.

Мужчина усмехнулся и посмотрел на меня более серьёзным взглядом. Его толстенные линзы смешно искажали глаза, делая их в несколько раз меньше.

– Как жизнь тут вообще? Всё хорошо?

– Нормально, – ответил я, решив не вдаваться в подробности. – Когда я смогу домой уйти? И что там с мамой?

Савелий Алексеевич поправил очки, откинулся в кресло и положил руки на подлокотники. Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, и наконец он произнес:

– Всё хорошо. Не волнуйтесь.

Ответ меня категорически не устроил.

– И что? – спросил я.

– Что? – не возмутился доктор.

– Ну, что значит ваш ответ? Я ничего не понял.

– С вашей мамой всё хорошо. Ей уже намного лучше. Скоро вы будете дома, – врач вернулся в исходное положение и сцепил руки в замок. – А сейчас нам нужно продолжить. На чем мы вчера остановились?

Я повернул голову и посмотрел в окно.

Верхушки деревьев стояли неподвижно, лишь немного вздрагивали зеленые листья. Дворник лениво подметал заасфальтированную дорожку, а в стороне от него, по протоптанной тропинке шла группа пациентов к скамейке. И было в этой картине что-то правильное, что-то умиротворяющее.

– Почему я вообще здесь нахожусь? Со мной же всё нормально, а… – я повернул голову к сидящему за столом врачу. – А глядя на основную массу больных, так вообще, я образец здравого смысла и психического здоровья!

Лицо мужчины поморщилось, словно от дольки лимона. Он одним элегантным движением снял очки, повертел их в руках и положил на стол. После чего сказал, ища зрительного контакта со мной:

– Они такие же пациенты, как и вы. И лучше их не называть больными. Это всегда было крайне неэтичным. Это во-первых. А во-вторых, нам нужно понаблюдать вас некоторое время здесь. С вами случилась архистрессовая ситуация. И лучше побыть некоторое время амбулаторно. Убедиться, что всё под контролем.

Я закусил правую часть нижней губы. Выдерживать взгляд Савелия Алексеевича было трудно. Хотелось смотреть куда угодно, лишь бы не в его черные зрачки. Глаза сами сощурились.

Врач вернул очки на переносицу. Вытащил из-под старой книги папку, положил её перед собой и демонстративно достал оттуда лист бумаги.

– И да, время вашего пребывания здесь зависит исключительно от вас. Чем лучше, быстрее, качественнее вы будете идти на контакт, и у нас сложится работа, тем, соответственно, лучше для всех. И лучше пока не возвращаться к этим разговорам. Хорошо?

Моим ответом был глубокий вдох и такой же шумный выдох. Сердце на долю мгновения перестало стучать, чтобы затем с силой протолкнуть скопившуюся кровь. Мелкая дрожь пробежала по спине. Я перекатился на стуле из стороны в сторону.

Глупо было злиться или обижаться на этого мужчину. В конце концов, он простой винтик в системе, который следует заранее прописанным инструкциям и процедурам. Хотелось надеяться, что он хоть немного хочет искренне помочь. Но мог ли я ему полностью доверять и открыться? Да и должен ли…?

Из рефлексии меня вывел голос Савелия Алексеевича:

– Давайте продолжим ваш рассказ. На чём мы в тот раз остановились?

Я запрокинул голову максимально вверх и похрустел шеей. Доктор терпеливо ждал, читая то, что написано на бумаге.

Мы подошли к самому неоднозначному эпизоду всей моей, да и не только моей, жизни. Я сам неоднократно возвращался к нему снова и снова, пытаясь вспомнить, достать из памяти какие-то упущенные детали. В конце концов, хотелось просто определить, как так вышло и что к этому привело. Но делал я это наедине с самим собой, и никогда, даже в самых страшных фантазиях, я не мог вообразить, что мне придётся с кем-то обсуждать эту кошмарную реальность, в которой я жил последние несколько лет, и эпизод, в котором эта реальность родилась.

Даже сейчас, сидя перед человеком, который может помочь мне, а самое главное – моей матери, я не мог начать говорить. Я банально не знал с чего начать. Как можно было подступиться к такой ситуации? Да и с чего вообще начать? С того момента как я проснулся на следующий день или через неделю, когда папа уже вернулся…

Да и какие можно подобрать слова чтобы объяснить то, что произошло?

Отложив старый лист, врач взял новый. Он никак меня не торопил, спокойно ждал, пока я начну, а я же всё никак не мог открыть рот и выдавить из себя хоть пару слов. Ситуация становилась настолько комичной в моей голове, что я невольно ухмыльнулся. Получилось слишком громко и выразительно.

– Могу поинтересоваться, что вас рассмешило? – спросил Савелий Алексеевич.

Я начал заливаться истерическим хохотом. По моему телу волна за волной разряжались волны смеха и снимающегося напряжения. Глаза намокли. Для доктора это явно выглядело, как нервный срыв, но он ничего не предпринимал.

– Ну, я не знаю с чего начать… и долго собирался с мыслями. Это меня, как бы…, и рассмешило, – между волнами веселья я выдавил из себя объяснение.

На лице мужчины за всё время не появилось ни одной эмоции. Его явно раздражала вся эта ситуация, и он хотел побыстрее перейти к работе, но профессиональная этика и личностные качества мешали ему начать торопить меня. Укол совести заставил меня успокоиться.

– Начните с начала и постепенно двигайтесь к финалу. По ходу ваш рассказ обязательно обрастёт мясом, – скорее потребовал, чем посоветовал врач-психиатр.

Трудно было не согласиться с таким доводом…

+++

07.08.2005

Ночью я почти не спал, то и дело, поминутно переворачиваясь с бока на бок и прислушиваясь к звукам из других комнат. Под утро мой детский организм всё-такие не выдержал нагрузки и отрубился. Как в старом телевизоре у бабушки, картинка сжалась до одной точки и захлопнулась.

Вначале шумов почти не было. Настолько всё было тихо, что некоторое время я слышал только своё учащенное сердцебиение и дыхание. Но затем: звуки шагов, щелчок выключателя света, звук рвущейся ткани, не членораздельный шепоток, топот ног и удар закрываемой двери.

Я лежал и надеялся, чтобы никто не зашёл в мою комнату, чтобы никто вообще не вспомнил о моём существовании. Так оно и случилось. До самого полудня никто не беспокоил меня.

Мне снился какой-то незапоминающийся сон, с быстро меняющимися картинками и яркими оранжевого цвета вспышками. Проснулся весь мокрый и без понятия, что именно заставило меня открыть глаза. Растирая правый глаз, левым я оглядел помещение и увидел стоящую возле стола маму. Она наклонилась и что-то искала в его ящиках.

Все события вчерашнего дня разом пролетели у меня перед глазами и моментально взбодрили меня. Остатки сна окончательно улетели, когда я принялся массировать левый глаз.

Мама вытащила содержимое одного из ящиков и небрежно кинула на столешницу. Движения были дерганными и резкими. Удар макулатуры получился неожиданно громким, и она замерла. Я тоже перестал тереть глаза и замер.

Мгновение спустя мы смотрели друг на друга.

– Доброе утречко! Уже проснулся? – спросила мама с интонацией, которая брала разгон на качелях.