Хранители знаний говорят, что падение янтарных Жрецов началось в тот день, когда Нааман, старший сын одного из вождей, отказался занять место отца и ушел в Темный Храм. Там он научил первого вампира не бояться солнца, а впоследствии создал новых служителей Равновесия. Не вампиров, как раньше, а наполовину обращенных, наполовину людей. Существа с жестокостью обращенного и сердцем смертного, так их называют, хотя насчет последнего Лотар бы поспорил – каратели, которых ему довелось встречать, вместо сердца имели камень. Работа Наамана положила начало затянувшейся войне между его «детьми» и обыкновенными вампирами. Эту войну в исторических книгах назвали Великой Реформой, и в пролитой за несколько веков крови утонул старый порядок.

Позже из руин поднялся новый Темный мир. Орден, когда-то – разрозненный, сегодня – сильный и могущественный, держал власть железной рукой. Точнее, руками. Двенадцатью парами рук совета Тринадцати, созданий, к которым следовало обращаться не иначе как «Великий» и «Великая». Вампирам запрещалось дарить бессмертие слишком большому количеству людей. Все темные существа должны были проходить особый обряд, инициацию, официальное признание права на существование. Орден одобрял или запрещал культы. Устанавливал законы. Карал нарушителей. С точки зрения Ордена, история Темного мира началась после Великой Реформы. Существо, рискнувшее упомянуть о прошлом, могло навлечь на свою голову неприятности. Самый строгий запрет накладывался на упоминание о янтарных Жрецах.

Орден всегда правил миром. Эльфы с янтарными глазами, жившие посреди цветущей пустыни – забытая сказка из древних времен.

Каратели были жестоки, но не глупы. К тому времени, как деревню янтарных Жрецов сравняли с землей, их потомки разбрелись по миру. В основном, эти эльфы были полукровками, но встречались и другие. Такие, как Орлин, сын янтарной Жрицы Энлиль и ее брата Ксаора. Первый советник Ирфин, янтарный Жрец по матери. Отец, внук Наамана. Лотар и его брат Нофар. Мечтой Орлина было возрождение культа первых богов, и Орден, хорошенько поразмышляв, решил, что вреда не будет. Деревня затеряна в горах, Темный Храм рядом, если кто-то решит поднять мятеж – ему же хуже. Пусть эльфы займутся делом. Пусть молятся и пытаются вырастить плодоносные деревья на камнях. Законов они не нарушают.

Жрец Орлин и Натанаэль, дед Лотара и Нофара, построили первые шатры в этих землях, нашли первые источники питьевой воды и приняли первых эльфов, которые скитались по свету и искали дом. Некоторые говорят, что с ними был еще и брат Натанаэля, Герелен Пепельный Жрец, но потом он поссорился со всеми и ушел в неизвестном направлении для того, чтобы основать собственную деревню (возможно, и основал, но никто не знал, где она находится). Несколькими веснами позже в деревне появился Ирфин. Тогда он еще не был первым советником. Он был чужаком, которого все сторонились. Никто бы не принял Ирфина за сына янтарной Жрицы Энлиль: светлокожий, с тонкими чертами лица, он все же отличался от нее так, как день отличается от ночи. А еще у него были темно-синие глаза. Все знают: у обращенных не бывает темно-синих глаз, даже если в них течет кровь янтарных Жрецов.

Ирфин принес письмо от Энлиль. Орлин, которому он приходился братом по матери, узнал ее почерк и принял странника, но долго ему не доверял. Синеглазый чужак был ходячей загадкой: воспитывался жрицами в храме Лунной сестры, но владел несколькими наречиями, умел писать и считать, в схватке мог уложить на лопатки самого сильного воина, говорил складно, как эльф из благородной семьи. И эта его магия… об этом лучше не думать.

Весна сменяла весну, Темный мир восстанавливался из руин, деревня расширялась, на свет появлялись дети. Орлин и Натанаэль возродили культ янтарных Жрецов, оставив от пятидесяти богов половину, и воздвигли в их честь храм, величественное каменное сооружение. В храме было около сотни служителей, больше половины – женщины. Не самая завидная доля, по мнению Лотара. Целый день они либо зажигают масляные лампы, либо подметают полы, либо перекладывают священные книги или переписывают их. Молятся на рассвете, молятся на закате, молятся по ночам. А в праздничные дни вовсе не выходят из храма. Они дают обет безбрачия, обещают богам, что не прикоснутся к деньгам и вину, носят простую одежду и изнуряют себя постами. Нужно быть лишенным разума для того, чтобы выбрать такую жизнь. Но Нофар мечтал о том, чтобы стать жрецом, чуть ли не с самого детства.

При рождении он опередил Лотара на несколько минут. Какими разными могут быть дети, рожденные от одного лика луны!.. Нофар рос тихим и скромным, начал говорить много позже брата. Они должны были поделить таланты поровну, но Лотару не досталось ничего. Нофар же получил все. Его любил отец. Им восхищались наставники. Он преуспевал во всем, за что брался.

Он мог бы занять место отца и стать советником. Место Ирфина во главе совета. Но интересовало Нофара только одно: культ. Боги. Священные книги. Молитвы. Посты. Как-то раз во время семейного ужина он заговорил об этом – и отец, как всегда, одобрил его решение. Мать расстроилась, но не сказала ни слова против. Во-первых, потому, что отцу она никогда не перечила. Во-вторых, потому, что Лотара любила больше, чем второго сына. Нофар с его мечтами и разговорами о богах казался ей чужим.

– Здравствуй, Лотар. Я тебя искал. Главная жрица попросила наполнить лампы в малом святилище. Не уноси этот кувшин. Мы воспользуемся им.

Братец легок на помине. Он, в отличие от остальных, готов таскать масло сутки напролет. Очередная возможность послужить его любимым богам.

– Что на тебе надето? – осведомился Лотар, оглядывая просторный балахон из грубой ткани, перехваченный на талии поясом из свитых в косу веревок.

Нофар недоуменно поднял брови.

– Вечером я присоединюсь к жрецам, которые будут вести торжественную службу в храме. Я говорил об этом за ужином двое суток назад.

Лотар поставил на землю кувшин с маслом.

– Припоминаю. Весь следующий день мама ходила как в воду опущенная.

– Она злилась на тебя за то, что ты опоздал.

– Она не сказала мне ни слова.

– Я видел, как она на тебя смотрела.

– С любовью, как и всегда. Завидуешь?

Нофар повел плечами, будто говоря «как скажешь, я со всем согласен».

– Почему бы тебе не пойти в храм со мной?

– Боги меня сохрани от молитв.

– Можешь не молиться. Я попрошу главную жрицу, она позволит тебе присутствовать. Будешь разносить угощения и разливать ритуальное вино…

Лотар взвалил на плечо кувшин с маслом.

– Благодарю, но уж лучше я поем на пиру вместе со всеми, а потом буду танцевать с девушками.

– Кстати, я видел Дею в малом святилище. Очень удивился: обычно она не появляется там днем.

Стоило Нофару произнести это имя – и ноги понесли Лотара к храму помимо воли хозяина.

– Надо же, – бросил он через плечо брату, который едва за ним поспевал. – Я был уверен, что она не заглядывает в храм.

– Она бывает там ранним утром, иногда приходит по ночам.

– Согрешила с одним из ваших жрецов и пришла сюда замаливать грехи? – хохотнул Лотар. – Ведь чужеземным богам до такого нет дела.

***

Дея сидела, скрестив ноги, на полу в прохладном сумрачном помещении малого святилища. Платье из легкой ткани окутывало ее тело, длинные каштановые волосы свободно лежали на плечах, шею украшало ожерелье из черных камней. Взгляд изумрудно-зеленых глаз был сосредоточен на одном из светильников. Услышав шаги, Дея встрепенулась и посмотрела на братьев. Ее губы тронула улыбка. Сердце Лотара подпрыгнуло к горлу, ладони, обхватывавшие бока кувшина с маслом, вспотели, и он торопливо поставил ношу на землю.

Прекрасная Дея – так называли эту женщину в деревне. Боги создали ее на беду всем мужчинам, которых она встречала на своем пути. Когда-то, еще до рождения Лотара и Нофара, она жила в шатре отца. Наверное, он женился бы на ней. Возможно, у них даже появились бы дети. Но этому не суждено было случиться, потому что между отцом и Деей встал первый советник Ирфин.