«Измаранное?.. Где?»

Длинный язык лизнул отставленную переднюю лапу. Узкие ноздри, старательно раздуваясь, обнюхали бок от локтя до колена, потом и приподнятую заднюю ногу, начиная с копыта, да так усердно, что налипшие песчинки полетели в разные стороны. Дотошный нос даже под брюхо залез, откуда мгновениями позже вынырнула всё та же удивлённая морда, с какой зверь развернулся, обогнул Леонардо и упёр лоб тому в спину.

«Не найду. Помоги», – мягкое, но настойчивое давление побуждало двинуться в сторону воды.

– Как коварно с твоей стороны, – шагнул против своей воли некромант. – И занимательно. У меня сложилось впечатление, что легендарное принуждение моалгренов действует иначе: без физического воздействия, – после ещё одного вынужденного шага сапог упёрся в крупный, торчавший из песка камень: – Уверен, ты великолепно справишься и без меня.

«Не любишь воду?» – давление в спину прекратилось, зато через плечо нависла морда, заглядывая в глаза колдуну: – «Или измаранное существо хуже давнишнего трупа?»

– Спросила она у давнишнего трупа… – улыбнулся уголком рта Леонардо. – Столетий семь назад слепой мудрец напророчил мне гибель, связанную с водой. Но до сих пор ни содержимое графинов, ни полные ванны, ни дожди не приближали меня к смерти. Неужели это она? Острая ракушка? Роковая пиявка? Хищный зверь? – жёлтые глаза сковал хитрый прищур. – Любопытно посмотреть. Пойдём же, поищем твою измаранность и мою веру в предрассудки, какую я потерял много веков назад, – обняв нависшую над плечом шею, некромант направился к озеру, увлекая за собой Шиари.

Однако зверь, невзирая на одержанную победу, вновь заупрямился: вкопался всеми четырьмя в песок.

«Одежда? Твоя».

– Исключено. Если уж погибать, то в подобающем виде.

Шальной блеск синего глаза был лучше словесных предупреждений, а с ним – заложенные уши и перенесённый на задние ноги вес. Вместе с прыснувшим из-под копыт песком грянул широкий скачок. Затем ещё один и ещё, пока под дождём из брызг грудь моалгрена не врезалась в толщу воды – гладь, отражавшую голубое небо, избороздили волны и круги от падающих капель.

«Цепкий», – Шиари со смешком покосилась на несмытого, крепко державшего её за шею колдуна, чья намокшая рубашка теперь стала ещё чернее.

– Прошлое обязывает, – самовлюблённо ответил тот.

Закрыв глаза, зверь сунул морду в приятную прохладу озера, где усиленно замотал головой из стороны в сторону, то ли в новой попытке стряхнуть Леонардо, то ли в желании отмыть с чешуи присохшую кровь недавней добычи – тот лишь улыбнулся и неторопливо убрал руки.

Тем временем к компании в воде изо всех лап и крыльев спешил присоединиться новый участник. Разве могла Эффалия пропустить такое веселье?! Папа катается на маме и плавает! Впервые малышка видела подобное. Раньше она и сама пробовала, но мамины колючки всё портили, не уцепиться крепко, а у папы получилось! В стремлении разузнать как, она летела над поверхностью к родителям, выглядывая отца, чтобы приземлиться тому на руки.

Едва Леонардо поймал зверёныша, ему в разум проник вопрос, сопровождаемый запечатлёнными с берега образами. Но колдун не спешил отвечать. Молча смотрел в золотые глаза. Пусть их цвет и был более насыщенный, нежели собственный, всё равно не было сомнений, от кого дочь их унаследовала. Унаследовала так, что золотые искры сохранялись и средь нежной голубизны в человеческом обличье. Чем напоминали чистое небо летнего дня. Такого, как сейчас. На какой-то миг всё происходящее показалось сном, но атаковавший лицо тёплый язык вернул ощущение реальности.

– Как мне удалось? – наконец ответил Леонардо. – Многолетняя практика, – он явил дочери воспоминание, где драконье крыло со свистом режет туманную реку облаков. – Обязательно расскажу подробнее. Но не сегодня. Если будешь себя хорошо вести, разумеется.

Отвернув мордочку, Эффалия выразила сожаление вздохом с нотками скулежа.

Колдун подобрал её хвост, почти свесившийся в воду, и осмотрелся. Шиари рядом не оказалось. После большого тёмно-серого зверя взор не сразу отыскал сидевшую на мелководье, нагую женщину, что прикрывала лицо ладонями и не шевелилась. Чуть различимые волны омывали бок с розовыми шрамами – доказательство неразделимости, если не сказать единства, звериной и человеческой формы. Также стоило отдать должное Рихарду: как целитель, он отлично справился с серьёзными ранами – вскоре от них не останется и следа.

Тело лича же не подвержено регенерации. Лишь ремонту. Попытке исправить нанесённые смертями увечья. Такова плата. За победу над тлением. За тёмную мощь. За магическую оболочку, выступающую щитом с возможностью восстановления. Однако… щит был не всегда.

Леонардо вдруг стало интересно, как дочь воспримет его истинный облик. Череп, треснутый на затылке от удара булавы. Искривлённые пыточной распоркой зубы. Мутные, ввалившиеся от алхимических экспериментов, глаза.

Мгновением позже зверёныша держали уже демоническая рука и… костяная.

– Посмотри на меня… – повелело тихое клокотание.

Подняв мордочку, Эффалия поймала взор белёсых глаз и замерла. Она внимательно разглядывала оскаленный череп, местами прикрытый лоскутами истлевшей кожи. Потом приоткрыла маленькую пасть. Колдун терялся в догадках о дальнейших действиях дочери. Испуганно заскулит? Зарычит? Громко позовёт на помощь? Однако она сделала совсем не то, что от неё ожидалось: облизала костяную скулу и зиявший на месте носа провал, после чего продолжила изучать жуткий лик.

– Как погляжу, метаморфозы стали для тебя обыденностью, – заключил уже баритон. – Благое качество, – незримая улыбка прищурила жёлтые глаза.

Став свидетельницей очередного превращения, Эффалия послала в разум некроманта ряд образов: две пары обликов, свои и матери, а затем гиен, грифона, оленя, зайца, птиц и насекомых.

«По-че-му?» – всплыл следом вопрос.

– Хм. Судя по выстроенной цепочке, тебя интересуют расхождения форм бытия. Ни их однотипность, ни их двойственность не является алогичной. Всё, что тебя окружает, наделено базовыми характеристиками. Они зависят от принадлежности объекта к определённому виду. Несмотря на лежащую у истока антропоморфность, мы с тобой – разные виды.

Зверёныш замер, пытаясь осмыслить сложные речи, а потом выдал новый образ: Леонардо узрел себя и стоявшего рядом Рихарда.

«О-ди-на… ко-вы-е?»

Колдун помолчал, медленно процеживая выпускаемый через ноздри воздух. Затем спокойно произнёс:

– В первозданной форме – одинаковые. Однако в дальнейшем я подверг тело модификации. Поэтому способен менять облик. Хотя, кто знает, вдруг Рихард тоже умеет подобное? Вдруг, пока никто не видит, он превращается в гриб? Расспроси его на досуге. Главное, будь настойчива: Рихард не любит делиться секретами.

«Хо-ро-шо».

– Превосходно, – заметив движение, Леонардо поднял взор на Ли, что встала и неуверенно побрела к рощице с сундуком. – А теперь лети за мамой. Там есть платье и для тебя, – он поднял дочь повыше, и та, оттолкнувшись от ладоней, замахала крыльями в указанном направлении.

Проводив взглядом исчезнувших в зарослях моалгренов, колдун вышел на берег и посмотрел на блестевший средь песка каменный шар. Сколько бы отсверков он ни бросал, экспериментов за минувшие столетия довелось ставить намного больше. Магические. Алхимические. Политические. И многие другие. Сколько раз в мёртвую плоть вдыхалась жизнь! Сколько раз в колбах зарождались грандиозные открытия! Сколько раз государственный переворот становился личной победой! Однако одна область исследовалась крайне поверхностно. Социум. Находясь в тени, вершить судьбу мира чужими руками – лишь отдалённо соприкасаться с ним: играть на струнах людских слабостей в аристократическом обществе, где высокие чувства заменяет страсть или холодный расчёт. Но как тогда измерить истинную глубину человеческой души?

Когда собственное тело переполняет могущество, дома – несметные богатства, а по венам течёт бессмертие, хочется наверстать упущенное. Провести социальный эксперимент. Эксперимент, в котором уже невероятным образом появилась таинственная отметка.