Ожидания, что простая задача вынудит ребёнка принять человеческий облик, провалились: звериная суть оказалась сильнее.
– Что ж, – тихо вздохнул Леонардо. – На будущее я озабочусь съестными дарами.
Про себя же отметил символичность ситуации. Горло для хищника – первостепенная цель. Даже горло давно мёртвой птицы. Нельзя ни на минуту забывать о врождённом коварстве моалгренов.
Тихий вздох колдуна отразился в сознании зверёныша комком эмоций, подвинул в сторону собственную досаду от застрявшего в неудобной штуковине зуба: папа расстроен…
Эффалия второпях сковырнула трубочку лапами, засуетилась с мыслью «что с ней делать дальше?», поглядывая то на дом, то на Кригу, то на отца, и, так и не выбрав лучшего варианта, оставила тут же в траве. Пусть ей были неведомы причины, через мгновение, протиснувшись между рук, она залезла на ногу Леонардо и стала утешающе нализывать тому лицо, а её любовь тёплыми порывами ветра настойчиво билась в запертые ворота чертогов разума отца.
– Credula res amor est… – изрёк Леонардо на древнем языке, что, по мнению летописцев, на заре веков принадлежал богам.
Любовь действительно склонна к доверчивости: венчает слепотой орлиное зрение и неотступно меняет убеждения. Однако колдун отказываться от своих планов не собирался, хотя… позволил зверёнышу попасть за ментальные стены – мрачное сознание озарила россыпь цветных картинок, яркие эмоции пока ещё живой дочери.
– Восхитительно. Мне тоже есть, что тебе поведать. Ведь у нас много свободного времени. Пока мама приведёт себя в порядок, пока разберётся с бытовыми вопросами…
Словно вторя сказанному, из сарая донеслось лошадиное ржание.
– Однако есть одно условие, – посмотрел в глаза зверёныша некромант: – Тебе придётся скинуть меха и встать на две ноги, – чтобы донести мысль, он оживил у себя в голове образ, хорошо знакомый малышке по отражению в зеркале. – Мы договорились?
Эффалия огорчённо съёжилась: ковылять на вреднючих ногах вместо радостного бега лапами… – но и расстраивать папу совсем не хотелось. Жалобный писк предзнаменовал дрожащее марево, что через мгновение окутало зверёныша, а следом солнечный свет упал на лик светловолосой девчушки.
Этот день Леонардо провёл с дочерью. Рассказывал ей о чудесах далёких земель, иллюстрируя слова сотканными из тумана фигурами. Даже во время приготовленного Ли обеда. Пар от еды над столом неустанно теснила чернота: то порхавшие над горами драконы, то рассекавшие луга единороги, то затаившаяся в ущелье мантикора.
Девчушка пребывала в восторге, да и женщине было интересно послушать о магическом мироустройстве уж давно седых веков. Ложки с пряной похлёбкой то и дело не доносились до ртов. В какой-то момент Ли вовсе позабыла про свою, растворившись в напоминаниях кушать для Эффи и собственных мыслях. До тех пор пока не утопила в золотистом бульоне рукав наспех надетого простенького шерстяного платья.
Даже Крига, быстро поглотив свою порцию, пришла посмотреть: сложила морду на край стола и с интересом разглядывала чёрные пейзажи и их обитателей, иногда шевеля носом, будто в надежде уловить запах.
Ушёл некромант вечером, незадолго до прихода Рихарда, напомнив о том, что долг всегда красен платежом.
Ли чувствовать себя должной не желала. Закончив повседневные дела, оставила убаюканную впечатлениями Эффи под присмотром Учителя и ступила за порог – поляну согревали тёплые объятия вечера, однако в лесу таилась тьма. И не только предзакатная. Её присутствие привело женщину к восседавшему на пне ворону. Иори. Такого узнать легко. Крупный. Гордый. Если не сказать, горделивый: было в кого. Но на сей раз, находясь столь близко, в отсутствии хозяина, он не стремился возвыситься над рождёнными ходить по земле – внимательно взирал чёрными бусинами глаз.
– Ты хочешь что-то мне передать? – привыкшая общаться с существами ментально, Ли открыла сознание для ответа.
Как и предполагалось, он не заставил себя долго ждать: голову посетило два видения. Одно – горка лежащих без дела засовов, другое – тонкие пальцы, трогавшие траурное оперение.
Всё предельно ясно, хоть и немного тревожно. Распахнуть разум для тёмной телепортации – наполовину подчиниться тому, чью волю исполнял фамильяр. В то же время процедура была не нова и тогда ничего страшного не случалось.
Женщина подошла, протянула руку и осторожно коснулась ворона. А через секунду мглистые клубы поглотили всё окружение.
Ли ещё не знала, что не вернётся домой ни вечером, ни даже ночью…
Глава 10. Адаптация. Дрессировка. Отношения.
Холодный свет луны иссекался макушками елей, а его скупые остатки заползали в окно старинного поместья. Внутри, в полной темноте, стоял запах потухших свечей. Лишь на круглом столе, куда частично добиралась луна, блестели вилка, кубок и… багровые капли. Вино или кровь – во мраке не разобрать. Зато можно было различить силуэты стульев. Один – отодвинутый, второй – упавший…
Тишину трапезного зала нарушал гул ветра. Он доносился из недр давно остывшего камина. А иногда, когда ветер унимался, сквозной дымоход выдавал тихие стоны. Они поднимались из самых низов поместья, из узилища, где колдун держал чудовищ. В основном это были порождения неудачных экспериментов, неуправляемые и жаждущие крови. Но встречались и те, кто подавал надежды, нёс в себе скрытый потенциал и с годами мог заслужить доверие.
Сегодня в подземелье стало на одну пленницу больше. Строптивую и зубастую. Для неё уже давно была уготована просторная камера. Просторная, но крепкая. Титановые прутья. Неприступные замки. Поглощающие магию стены. Леонардо знал, что новой обитательнице заключение будет не по нраву. Потому не переставал думать о надёжности темницы даже во время ужина. Особенно когда смотрел на Ли. На её улыбку, живой взгляд, приталенное полуночно-синее платье с воротником-стойкой, строгость которого разбавлял вырез-капля на груди.
Теперь же оно сиротливо валялось на полу. Неподалёку от расписанных узором сапог. Сейчас вещи ей были ни к чему.
Под потолком комнаты же бродили мысли Леонардо. Он лежал на кровати, скрестив руки на груди, точно покойник, и смотрел вверх. Дилемма отношений с Ли оставалась неразрешённой. Колдун спрашивал себя: могли ли они быть симбионтами?..
Одиннадцать лет назад некромант обнаружил на дне болот мёртвую виверну. Ил сохранил её тело нетронутым. Даже зелёная чешуя не поблёкла. Эстафету приняла магия. Когда распад тканей под действием кислорода уже не грозил, Леонардо решил оживить существо. Энергетический аналог души и ассимилированная кровь пробудили виверну, но покорной её было не назвать. Едва она приоткрыла дымчатое око с парой вертикальных зрачков, сразу же издала звонкое клокотание. Если бы не сковывавший тело телекинез, непременно бы напала: пустила в ход и зубы, и шипы, торчавшие от холки до кончика хвоста.
Оказалось, что время безвозвратно повредило мозг – даже магия не могла загасить в крылатой твари пламя слепой ярости. Оно не имело ничего общего с инстинктами хищницы. И всё же Леонардо решил провести эксперимент: вычертить на пылающей гневом подкорке эмоциональные связи, на которых можно было бы возвести фундамент для подчинения.
Замуровав виверну в подводном гроте, достаточно просторном даже для полёта, колдун навещал её каждые три дня. Перебирал алхимические стандарты решения проблемы. Однако усиленный амброй драконий мускус не возымел доминирующего эффекта, а секреция другой виверны не вызвала ни малейшего интереса. По подземелью всё так же разлетались клацанье смертоносной пасти и пронзительные визги от того, что толстая цепь с железным ошейником не давали зубам добраться до стоявшего неподалёку некроманта. Он мог убить непокорную тварь одним движением руки. Но не стал. Верил, что нет ничего невозможного. Потому просто приходил и часами смотрел ей в глаза. Из раза в раз. Каждые три дня.
Из упорства Леонардо можно было высекать статуи – пять лет зрительного противостояния принесли дивиденды. Визги и хищные броски всё больше походили на заученную попытку устрашить. Всепоглощающая ненависть вытеснялась рефлексами. Колдун видел в этом благой знак: если так пойдёт и дальше, в пору будет заняться дрессировкой. Только виверна обрела и иные привычки, одна из которых – взбираться по стене и грызть угол свода, пока никого не было рядом. Отверстие особо не расширялось. Зато углублялось. С годами четырёхметровая шея существа пропадала в нём вслед за мордой.
