– Повинуюсь твоей воле, – двойник поклонился и пропал, словно наваждение.
Леонардо остался наедине с тьмой и хмурыми мыслями. Эксперимент назревал действительно странный. Испытать на прочность свои убеждения. Выковать из них инструменты. Произвести социальную огранку собственной личности. А потом полученную драгоценность раздавить стопой двуличия. Останется лишь блестящее крошево. Но разве не по схожей схеме производится кристаллическая пыль?..
Глава 8. Маски сброшены
Время шло своим чередом. Земля нарядилась в пёстрый ковёр, по какому зашуршали старые сапоги собирателей. Вместе с ними по листьям скользили тени перелётных птиц, стучали слёзы серого неба, гонялся за первыми снежинками ветер.
Не прошло и месяца, как яркое великолепие затвердело, заискрилось серебром и примерило белое одеяло. Под песню вьюги земля погрузилась в долгий сон. Ей снилось золото тёплых лучей, заливистое щебетание и журчание ручьёв.
Вслед за темнеющим по весне зайцем сон стал явью. Нагую красоту облагородил шёлк молодой травы, средь которой проворные птицы собирали веточки. Однако гнёзда строили не все. В нежной зелени дубовых листочков чернел тот, кому уже несколько столетий домом служило чужое сознание.
Сидя на дереве, Иори наблюдал за хижиной. Как обычно: молчаливо и величаво. За пролетевшие месяцы он стал свидетелем причудливых метаморфоз хозяина. Разговоры с пустотой сменила увлечённость таинственной женщиной. Леонардо изучал её не менее внимательно, чем их детёныша, что то ходил подобно человеку, то носился по лесу на четырёх лапах.
Ворон не ошибался. Ли напоминала некроманту кактус. Но не обычный. Опунцию, скрывавшую вкусную мякоть за десятками тончайших иголок, почти ворсинок – возьми неосторожно и вскоре каждым дюймом кожи прочувствуешь свою ошибку. Физическая боль Леонардо была не помехой, а вот внезапные изломы бесед, обещавшие обернуться словесными баталиями, весьма тяготили. Не привыкшая к подобному обращению, живущая внутри Тьма угрожающе клокотала. Всякий раз приходилось укрощать её, напоминая про великий замысел.
Хотя, признаться честно, колдун уже потерял грань между игрой и реальным положением дел. Всё казалось таким настоящим. Особенно когда вспыхивающие в разговорах разногласия стали редки: две живущие не первый век личности, объединённые пристальным вниманием к дочери, понемногу притирались друг к другу.
Ли же некромант напоминал тучу. Высокую. Недоступную. Важно взирающую с небес на земную суету. Притом, совершенно абсурдным образом, вытеснившую с горизонта симпатии все облачка, коими теперь казались остальные мужчины. И пусть туча застила всё небо, даже она порой являла солнце. То увлекательную историю поведает, то до шутки снизойдёт, а бывало и посмотрит как-то иначе. Мягко. Заинтересованно. Совсем не как учёный – на познаваемый объект. Чем будил в женщине подозрения и любопытство. Неужели мужская стойкость – чётко выверенная сдержанность? Или на то имелись другие причины? Ответ был настолько же близок, как недосягаем: колдун держал свой разум на замке.
И вот одним вечером Ли решила это выяснить. Подошла к кроватке, куда укладывал заснувшую малышку Леонардо. Остановилась совсем близко – короткий рукав платья коснулся укрытого чёрным шёлком плеча.
Обернувшийся некромант наткнулся на заинтересованный взгляд, вслед за которым женщина вкрадчиво заговорила:
– Знаешь, мой исследователь давно задаётся одним вопросом касательно особенностей физиологии лича.
– Вот как? – негромко произнёс тот, развернувшись всем корпусом. – И каким же?
– Весьма деликатным… – в серых глазах появился загадочный блеск. – Однажды ты заинтриговал меня информацией про рецепторы и натолкнул на иные размышления, которые потребовали провести небольшой эксперимент…
– Нанесение увечий в научных целях? Я не возражаю.
– Не совсем… – ладонь осторожно приблизилась к щеке колдуна, кончики пальцев проскользили по едва тёплой коже.
– Эксперимент подобного рода? Весьма неожиданно. Но разве я вправе гасить столь изысканное рвение к знаниям? – позволил себе улыбнуться Леонардо и с деликатностью аристократа коснулся изящной шеи. – Тем более я и сам не против оценить ситуацию с точки зрения подопытного. Как говорил один учёный… – закончить он не успел: уста были захвачены в плен нежными губами.
Разум колдуна по-прежнему походил на неприступную крепость, но ров вокруг неё полнился эмоциями, которые Ли могла черпать беспрепятственно, точно воду из лесного ручья. И она черпала, желая узнать, что же из себя представляет тот, кто навеки застыл между жизнью и смертью.
Ответ вышел внезапным. Леонардо испытывал умиротворение. Наслаждался каждым прикосновением. Жадно вдыхал её запах. И получал особое удовольствие от циркулирующей между телами энергии: на сей раз Ли не только поглощала – активно делилась. Но, что важнее, всё это происходило без какой-либо игры на струнах сознания…
Ничего не скажешь, внутри некромант был более живым, чем снаружи. И всё-таки хотелось, чтобы он облёк эмоции в слова – женщина мягко отстранилась:
– И что же поведает нам подопытный? – косицы качнулись вслед за наклонённой головой, прикрывая лукавую усмешку, глаза же блестели от оживлённого интереса.
– Ответ на твой вопрос кроется в истории, – на губы взобралась ветхая улыбка, что вмиг наполнила взор таинственностью: – В давние времена, когда скалы Виверхэля ещё не окончательно поросли красными мхами, на пирах высшего света была популярна одна забава. Дюжинный бокал. Он состоял из двенадцати смежных отсеков, куда наливались разные напитки. Редкие, словно кровь дракона, и роскошные, как королевская парча. Пригубивший ощущал бесподобную гамму вкусов, оттенок которой зависел от наклона и стороны бокала. Мои ощущения столь же многогранны и приятны.
– Какие затейники… – опустившийся веер ресниц пригасил внимательный взгляд.
Ненадолго. Всего лишь на краткий миг. После которого жар интереса вспыхнул с новой силой:
– Тогда… Желаешь ли ты углубить эксперимент?.. – покоившиеся на плечах некроманта ладони скользнули по серебряной вышивке на груди.
Тот чуть наклонился и размеренно прошептал на ухо:
– Если я скажу, что это будет сделано во имя науки, я запятнаю себя чудовищной ложью.
Тем алым закатом Леонардо впервые остался на ночь в лесной хижине, напрочь забыв про десятки своих дорогих имений.
* * *
Порталы остались в прошлом – Ли разрешила Леонардо телепортироваться сразу за барьер. Некромант стал ещё более частым гостем. Пока женщина занималась делами по хозяйству, всячески развлекал Эффалию. А заодно проводил исследования. Замерял темпы интеллектуального развития – они не уступали физическому, обгоняя среднестатистические показатели: особенно феноменальным казалось вычленение смысла из сложной для детского понимания речи.
С приходом весны, в возрасте девяти месяцев, малышка научилась не только ходить, но и произносить отдельные слова. Хотя общаться предпочитала ментально, делясь яркими образами: сущность моалгрена брала своё. Доказательство тому – звериное обличье, в котором она была значительно ловчее и быстрее.
Среди произнесённых слов затесалось и «папа». Оно прозвучало лишь раз, крайне сумбурно и неожиданно, когда занятый записыванием наблюдений колдун оградился даже от малых ментальных посылов. Иного способа обратить на себя внимание дочь не придумала. Тогда Леонардо от удивления ненадолго потерял ход мыслей. А вместе с ним и желание что-либо конспектировать. Однако пока он воодушевлённо развлекал Эффалию телекинетическими горками, нахлынувшая гордость плавно переросла в амбивалентность: с одной стороны – уникальность чада тешила самолюбие, с другой – тоскливо смотреть на потенциал без будущего.
Тем не менее Леонардо хотел для дочери счастья… хотя бы в те два года, что ей были отведены.
* * *