— Спит, — ответила я, бережно беря чашку чая в руки. Тепло напитка успокаивало мое напряжение, — Спасибо, мама, что была рядом.

МНе с ней повезло... Она у меня хорошая.

Мама улыбнулась, и ее рука на мгновение прикоснулась к моей.

— Ты знаешь, что я всегда буду рядом, — сказала она мягко. — Мы в этом вместе, Таня.

Я кивнула, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Смотря на маму, я задумалась о том, как много она для нас делает. Правда много... Это бесценно.

Мы молча сидели за столом, попивая чай, и я рассматривала в памяти каждую деталь происшедшего.

— Я так его люблю, мама, — тихо сказала я, чувствуя, как слезы катятся по щекам. — Он мой маленький рыцарь, и я не могу допустить, чтобы с ним что-то случилось.

Мама взяла меня за руку и сжала ее, выражая свою поддержку и понимание.

— Мы справимся, Таня, — сказала она твердо. — Мы сильные, и у нас есть друг у друга.

Эти слова дали мне силы.

Часы на стене тихо тикали, напоминая о бесконечности времени и о том, что прошло. Я взяла последний глоток чая и поставила чашку на стол. Мама налила себе еще одну порцию.

— Я знаю, что сегодня было трудно, — начала она, голос ее был мягким, но решительным. — Но мы не можем допустить, чтобы он вновь вмешивался в нашу жизнь.

— Он обещал вернуться, — прошептала я. — Что если он попробует снова? Эти его угрозы о том, что он якобы будет в следующий раз злой. А то до этого разве добрый был?

— Я ему покажу, какой злой бывает его теща, когда твой гавнюк обижает мою дочь. Он у меня попляшет. С бубном. Ты не думай, что я такая добрая со всеми. Я ему веником по хребту надаю, полетит отсюда, да так, что пятки сверкать будут.

— Спасибо мам,— я от эти слов рассмеялась, но потом прикрыла рот руками, вспомнив, что Илюша спит.

— Просто приперся еще с русланом и уехали вместе.

— Я и этому руслану палено в одно место встану. Ты мне только свистни дочь, всех мудаков накажем.

— Я в тебе, мам, никогда не сомневалась.

Даниил

Я сидел почти в одиночестве. Только я и моя новая секретарша, которая вертелась в кружевном белье.

А я, а я не хотел на нее смотреть. Мысли были все о Тане и о ребенке. О моем сынишке, с которым они пряталась в шкафу.

Что-то мне и любовница эта уже приелась. Искусственная. Поговорить не о чем. Только бла-бла, дай денег. Дай то, дай се. Может на колени встать? Сухость и скукота. Никакого разнообразия.

— Пупсик, как тебе мои чулочки?— она натягивала черную сетку на тонкую ляжку.

Крутилась, извивалась как самая последняя змея. Прямо на танином любимом ковре.

— Хреновые,— я соврал.

Чулки-то ничего, да и нога у нее красивая.

Но эта не Танина. Не нога моей жены.

Я никогда до этого на других женщин то и не смотрел. Не смотрел и не собирался. Надо ли мне это вообще было? Нет, дома всегда чисто, убрано. Смех, красивая спутница, рука об руку со мной.

А теперь только змея в сетку.

Не понимаю, до сих пор не понимаю, как Танюха могла меня предать-то?

Как она вообще променяла меня и нашу семью, счастливую, на вот это то все.

Мать ее теперь, наверное, меня тоже ненавидит. Надо было просто сказать ей, что я ей изменил. Ударить по сердцу. Ответный, так сказать, удар. Нет же. Тоже, блять. Умник.

Погорячился я, когда сказал, что хочу у нее сына забрать.

Грубо ей ответил. Ну а как? Я зол был.

Да и сейчас зол. Зудит в башке этот вид, как она Руслана обнимает. Как вообще ему пишет.

Ну как она могла-то?

Нам, наверное, стоит погвоорить, но боюсь увижу ее и снова изольюсь на все дерьмо на свете.

— Ты такой хороший, такой классный, такой сексуальный,— эта, как ее забыл, зовут , девка подошла и приобняла меня за плечи.

— Езжай домой, завтра на работе увидимся.

— почему? Тебе что не понравилось что-то.

— Не тыкай мне. Ты мне не жена, только временная подстилка, вали из квартиры,— рыкнул я.

— Я тебе не подстилка! Жена — твоя подстилка! — выпалила девка.

— Слышь ты, вон пошла,— прокричал я и швырнул в стену стакан.

Вино разлилось на ковер. Огонь. Теперь еще и клининг. Если только поможет.

Она мгновенно собрала свои манатки и выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.

Урок номер один: не уужай мужчину, да не будешь униженной сама.

Не хватало мне еще от этой дырки выслушивать, что моя жена, какая-то плохая.

Только я могу ее обзывать. Никому другому не позволено. Моя жена — мои проблемы.

Нечего лезть мне под горячую руку.

Я человек вспыльчивый, все на эмоциях делаю.

Ударить я женщину никогда не ударю, но вот выкинуть ее еща порог точно смогу. И уволить тоже. Щелчком пальцев.

УРок два — если мужчина кого-то оскорбляет и из-за этого переживает. Не делай так же. Скорее всего, это можно только ему.

Еще эта мокрощелка будет Таню поливать грязью.

Я скорее эту безымянную полью.

Хорошая женщина, моя жена, только решила пойти налево.

Так же, как и мой друг.

Общение с ним тоже сойдет на минимум и останусь я один...

Точно, один.

Без любимой, обожаемой жены, без долгожданного сына и без сволочи друга, который мог бы признаться и раньше.

Не чисто что-то там.

Но я так с ума сойду. Надо разобраться.

Точно надо, пока еще больше дров не наломал.

Танюха и так меня боится настолько, что аж в шкаф прячется. А дальше что? Из страны уедет? И ищи еще свящи.

Тоже блин. Ох... Придумали забот.

Я вышел на общий балкон и обернулся на ее вещи.

Вот тут стоят ее цветы.

Полить их что ли?

Или пусть засохнут, как наша любовь?

Совсем я размяк. Пить не хочу, ругаться тоже. Что делать? Мне даже свидится то не с кем.

Я пошел на кухню, набрал фильтрованной воды и полил ее герань.

Ох, жена, жена.

Повернул на пальце обручальное кольцо, которое снимать до развода не буду. И подумал, что надо бы ей позвонить.

А что я ей скажу? Услышу ее голос и снова начну кричать.

Надо подождать, может проясниться еще. Как бы хуже только ни стало.

Новые обстоятельства ее измены или измен, от которых я в шоке буду еще больше, всплывут или нет?

Копать или не копать?

Копать.

Лучше знать, чем не знать.

Однако только стоило мне оторвать листик от ее цветка, как телефон зазвонил.

А на экране так и высветилось «Любимая»...

Татьяна

— Дань,— протянула я в телефонную трубку.

— Да Тань, что такое? — его голос был на удивление совершенно спокоен. Максимально, насколько это было возможным.

А у меня руки тряслись и дрожь по телу.

— давай завтра увидимся и поговорим. Я не хочу от тебя по шкафам прятаться,— произнесла я на выдохе, сжимая край одеяла.

— Давай, только о чем?

— О нас, о нашей семье, о нашем сыне.

— Где и во сколько? — коротко и ясно.

А у меня аж все в груди сжалось.

Я скучала по этому предателю, расптоптаешуму меня.

Скучала, как женщина прожившая с ним долгие годы и родившая ему сына. Скучала его его рукам, по его прикосновениям.

— В ресторане. В нешем, куда мы ходили.

— Хорошо, позвони за час, как закончишь работу,— договорил он и сбросил.

А я так и осталась смотреть на телефон в надежде, что он перезвонит и скажет мне что-то еще.

Но этого не происходило. Ничего не происходило, кроме моего откровенного унижения.

Какой мрак... Я докатилась до того, что звоню мужу, который мне изменил. Боже, Таня, ты дурная.

Но ничего, я это все делаю ради нашего сына. Ради Илюши, ради нашей кровинушки.

Судя по настрою моего мужа, он уже спокойнее, чем в первый день.

Может нам удасться развестись на доброй ноте и вместе, если это выйдет, воспитывать нашего сына?