Кронштадт ожил. Бунтующее «ура» прокатилось по экипажам. Матросы зашевелились. Наскоро пили чай и собирались во дворах казарм. Многие повыходили на улицу и собирались толпами на перекрёстках. Седьмой экипаж встал под ружьё. А молва уже радостно летела по городу:
— Во втором крепостном восстание…
В штабе беспрерывные совещания. Командир флота диктует: «Произвести аресты зачинщиков во втором крепостном и независимо от обстоятельств заключить в форт «Павел»… Командирам экипажей принять меры удержания матросов в экипажах, хотя бы силою оружия… Оставшиеся верными войска двинуть на разоружение взбунтовавшихся экипажей».
А телеграф тревожно выстукивал: «Сегодня нижние чины второго крепостного вышли из повиновения криками «ура» направились к казармам минно-учебного отряда в гарнизоне большое брожение сухопутные войска выходят из повиновения назревают беспорядки необходимо прибытие надёжных войск Командир флота Никонов».
А телефоны тревожно несли: третий и пятый крепостные батальоны вышли из повиновения… минно-учебный отряд и учебно-артиллерийский самовольно покинули работы и вернулись в казармы…
Никонов, схватившись за голову руками, кричал оторопевшему адъютанту:
— Удержать… удержать… во что бы то ни стало. Передайте командирам, удержать команды в казармах под страхом суда… Из столицы идёт помощь…
По экипажам слух: арестованы солдаты второго крепостного… везут в форт… Офицеры со «шкурами» запирают ворота экипажей и замыкают в казармах матросов… третий и пятый экипажи разоружены… первый экипаж на стороне офицеров…
— Наших арестовали — гайда выручать. Бей офицерню. «Шкур», «шкур» давай. Ломай ворота.
А на крепостной ветке уже орудовала матросская и солдатская толпа, наступала на конвой, требуя освободить арестованных. Из штаба беглым шагом подоспела боевая рота. Раздалась спешная команда «стрелять!», но рота взяла к ноге и приказа не исполнила. Офицеры открыли стрельбу из револьверов, убили и ранили нескольких человек. Толпа бросилась на офицеров. Офицеры, отстреливаясь, скрылись в штабе.
Матросы взволновались: «На ветке наших расстреливают», и массами хлынули на место разыгравшейся стычки.
Затрещали выстрелы. Это 7-й флотский экипаж в полном составе и вооружении под руководством своего вожака-матроса Булаевского послал боевое предупреждение 4-му экипажу прекратить колебание и присоединиться к восстанию. Трусливые сбежали, а остальная часть экипажа влилась в ряды восставших. Минно-учебный отряд, а за ним и учебно-артиллерийский в стройном порядке вышли на улицу и, залпами салютуя восстанию, направились к 10-му флотскому экипажу. Буйной ватагой высыпал 10-й экипаж на широкий двор и, не выстраиваясь, пошёл на выручку разоружённому 5-му экипажу, а минный и учебно-артиллерийский отряды пошли на помощь 7-му и 4-му экипажам, осаждавшим офицерское собрание и офицерские флигели.
С разрывающим треском ухали залпы по окнам офицерских флигелей и морского офицерского собрания. Перепуганные офицеры покидали свои гнёзда и прятались кто куда мог… Матросская ярость безудержно гуляла по пустынным залам собрания, превращая в пыль роскошь и в осколки зеркальные стекла….
— В город, на Павловскую! Ура!
Экипаж за экипажем вливались в бушующую массу и, развёртываясь могучим потоком, лились в город. «Марсельеза» сливалась с гулом шагов и набатом неслась над замкнувшимся городом. Радостно ревели портовые гудки. Рабочие бросали свои станки и, вытирая замасленные руки, торопливо выбегали из корпусов и присоединялись к восстанию.
Павловская пылает митингами… Маками реют знамёна… Молнией бросаются огненные слова…
Шум. Стремительно вынесся на Павловскую отряд драгунской конницы и со сверкающими наголо саблями, с гиком понёсся в атаку. Масса дрогнула и подалась по дворам. Скалой выдвинулся вперёд 7-й флотский экипаж во главе с минно-учебным отрядом и застыл щетиной штыков.
Драгунский отряд не выдержал и, сорвав атаку, смылся в проулок… Павловские казармы кишели. Восставшие экипажи и батальоны утвердили здесь свой центр — штаб революции.
Спускалась ночь. Матросы, утомлённые, кое-как утоляли свой голод. Революционный штаб создавал оборону восставшего гарнизона: переформировывались стихийно создавшиеся отряды, рассыпались по городу патрули, ставились караулы в опасных местах. Ближайшему форту «Константин» приказано было готовиться к защите Кронштадта от нападения выступивших из Ораниенбаума правительственных войск. Была захвачена радиостанция и по радио было извещено о восстании. Был дан по радио приказ по судам присоединиться к восстанию. Форт «Константин» принял приказ и приступил к исполнению: чистились крепостные орудия, открывались люки. Старшине был дан приказ открыть погреб и приготовиться к подаче снарядов. Старшина изменил. Открыв стальную дверь снарядного погреба, старшина зашёл в погреб и закрыл за собой автоматически замыкающуюся тяжёлую дверь. Форт остался без снарядов. Артиллеристы покинули ставший бесполезным форт и ушли в город.
После краткого отдыха на Павловскую улицу возвращался артиллерийский учебный отряд; у казарм 1-го пехотного батальона нарвался на засаду: батальон и группа офицеров открыли по отряду огонь. Артиллеристы, отстреливаясь, стали отступать к казармам 1-го экипажа, но матросы этого экипажа, перешедшие на сторону правительства, также открыли огонь по отряду.
На помощь попавшим под обстрел подоспела рота матросов 4-го экипажа и оттеснила батальон к его казармам. Артиллеристы, дав залп по 1-му экипажу, отступили на Павловскую улицу.
В этой схватке матросы и артиллеристы потеряли одиннадцать человек убитыми.
Ночью правительственные войска стали сосредоточиваться вокруг провиантских складов и у арсенала, оттеснив к центру караулы повстанцев. Некоторые части повели наступление на окраинные матросские казармы с попыткой овладеть ими. Из Ораниенбаума на подводах подоспел какой-то армейский полк с пулемётами и, объединившись с оставшимися верными правительству частями, повёл наступление на Павловские казармы, где засели главные силы повстанцев. Матросы под руководством машинного квартирмейстера Волгина несколько раз оттесняли наступающих от центра и выбили их из района провиантских складов. Залпы, трескотня, отдельные выстрелы, «ура» накаляли историческую мятежную ночь; матросы дрались в строю, группами, в одиночку, без команды; раненые сами ползли к казармам и сами перевязывали себе раны своими рубашками. В революционном штабе тревога: мало патронов.
Приказ: пробиться к пороховым складам.
Бой вновь разгорается с новой силой. Матросы двинулись на прорыв противника, но, обожжённые пулемётным огнём, подались назад…
В центре города, где магазины, вспыхнуло огромное зарево. В боевые шумы ружейных залпов и трескотню пулемётов вплелись визгливые звуки пьяного гвалта и звон разбиваемых стёкол: это начался разгром магазинов и винных складов. Провокация и предательство развернули свою работу в тылу восставших. Обитатели городского «дна», матросские и солдатские отбросы, руководимые полицейскими чиновниками, под покровительством ночи делали своё грязное дело, привлекая к погрому всех жаждущих лёгкой наживы и выпивки…
Усиленные патрули повстанцев бросились к месту разлагающей опасности и пытались прекратить погром и разогнать погромщиков. Погромщики, рассыпавшись по городу, начали громить частные квартиры и устроили несколько поджогов в разных местах города и ещё больше усилили суматоху…
На вражеской стороне загремело ликующее «ура»… К Кронштадту подходила бригада гвардейских войск.
Повстанцы, сжимаемые железным кольцом правительственных войск, стягивались к Павловским казармам и готовились к упорному и решительному бою…
Медленно сжималось кольцо правительственных войск. Не один раз экипажи врезались стальной колонной в ряды противника, расстраивали его ряды и отбрасывали с занятых позиций. Но всё теснее и теснее сжималось живое кольцо, всё реже и реже раздавались ружейные залпы повстанцев… иссякали патроны. Отряд за отрядом, группа за группой отходили матросы за цепи обороны, бросая во дворах экипажей ставшие бесполезными ружья и пустые подсумки. Оставшиеся с малыми запасами патронов только отбивали наступающих и, не нападая, шаг за шагом отступали к последнему пункту защиты, к Павловским казармам.