— Господи Боже мой! — произнесла старуха.
— О! Не стоит драматизировать. И не надо воображать невесть что. Случай не такой уж редкий. Симона вырастила брата. Она качала его на коленях, ей он поверял первые тайны. Она жила для него, забыв, что сама еще молодая женщина. А потом в один прекрасный день Сильвену исполнилось двадцать лет. И он попытался стряхнуть с себя гнет ее любви. Этакий маленький зверек с острыми зубками! В конце концов, Симона не была ему ни матерью, ни любовницей. Разве мог он при своем юношеском эгоизме предположить, что бедняжка терзалась от невозможности стать ни той, ни другой? — Флесуа снова до краев наполнил бокал, отрезал еще кусок хлеба. — Жаль, что у нас нет второй половины: ответов Сильвена. Но я их и так хорошо себе представляю… Перейдем к другому. Ведь до того, как поселиться в качестве гостей в «Мениле», они жили в гостинице?
— Да, в «Каравелле».
— Именно. В «Каравелле». Но какого черта они выбрали «Каравеллу», самое ханжеское заведение в Беноде? Монастырь, да и только, как говорит инспектор Тьерселен. Месяца не проходит, чтобы хозяйка не обращалась к нам по поводу очередного высосанного из пальца скандала. Старая перечница…
Флесуа замолчал, углубившись в другие, разбросанные по столу бумаги, на которые вначале не обратил внимания. Потом сложил стопкой купюры.
— Кажется, понял… Скажите, в доме есть телефонный справочник?
— Лежит на полочке в гостиной.
Комиссар быстро прошел в гостиную, принялся листать толстый том.
— «Атлантак»… «Бориваж»… «Бельвю»… Ага! «Каравелла».
Через минуту он уже разговаривал со старой святошей.
— Вас беспокоит Флесуа. Узнаете, мадемуазель? Вам ведь знаком мой голос? — Он тяжело вздохнул. — Мне необходимо получить от вас кое-какие сведения… Приблизительно месяц назад у вас останавливался некий господин Мезьер… Да, он самый, спаситель Клодетты Денизо… С сестрой. Можете найти их счет? Да, я жду. — Он отодвинул трубку подальше. — Бедняга! Растревожилась не на шутку. Ручаюсь, и часа не пройдет, как весь Беноде… — Он вновь приблизил трубку ко рту: — Алло! Да… Как? Поселилась за две недели до него… Выбыли на следующий день после приезда брата, как только господин Мезьер спас девушку. Все точно! Сколько, говорите? Ни вина… ни дополнительных блюд, только в первый день… Самые дешевые комнаты… Ну что ж! Замечательно. Благодарю вас, мадемуазель… Нет, вам беспокоиться не о чем.
Флесуа вернулся в столовую с сияющим лицом. Взяв два документа со стола, показал их слугам.
— Знаете, что это? Нет? Примите мои поздравления… К вашему сведению, это квитанции муниципального кредита, «последней надежды», как говаривали в дни моей молодости… А я просмотрел. — Он показал им другие документы. — А это вам о чем-нибудь говорит? Тоже нет?.. Банковские предупреждения о превышении счета… — Он положил их на квитанции и достал еще три зеленых листка. — Ну, если вы опять скажете, что не знаете… Нет? Да вы просто ангелы… Это нежные послания налоговой инспекции: предупреждение… вторичное, со штрафом… угроза ареста… Перейдем теперь к наличности… — Он пересчитал деньги. — Двадцать одна, двадцать две, двадцать три… Двадцать три тысячи франков. Ну что ж! Итог весьма красноречивый.
— Так они были…
— Да. Разорены… остались без гроша… Оказались на самом краю, во всяком случае, я так думаю. Потому и выбрали «Каравеллу», самый дешевый в Беноде отель, почти благотворительное заведение. Вполне вероятно, они только поэтому вообще приехали в Беноде, такую дыру, где их ни один кредитор не отыщет. Но даже в «Каравелле» им бы долго не продержаться. Надо было искать выход.
— Значит, приглашение в «Мениль» было для этих людей настоящей… удачей, — рассудительно заметил Франсуа.
— Скажите уж лучше — спасительной соломинкой.
Маргарита поморщилась.
— Но… Дальше-то что, господин комиссар? Как это мадемуазель Симона, при ее-то гордости, могла согласиться? А главное, как она с самого начала не поняла, что завяжется между нашей Клодеттой и красивым молодым человеком, только что спасшим ей жизнь, вдобавок еще и художником! Клянусь, даже я сразу почувствовала… Как говорится, не надо быть семи пядей во лбу.
Флесуа взглянул на старушку с симпатией.
— Правильно, у нас нет оснований считать, что Симона ни о чем не догадывалась. Напротив, следует предположить, что она жила в постоянном страхе потерять горячо любимого брата. Согласны?
— Да… только что вы хотите этим сказать, господин комиссар?
— Только то, что вышеназванная Симона не просто предвидела сентиментальный финал приключения, но и согласилась на него. Спасительная соломинка, повторяю вам. — Комиссар все больше воодушевлялся. — А раз мы пришли к такому заключению, почему не предположить, что она уже давно мечтала воспользоваться красотой своего брата — а он действительно был красив, прохвост! — оставаясь, само собой, единственной владычицей сердца Сильвена. Приходилось мне видеть подобных женщин!.. И вот бог — покровитель авантюристов посылает нашей рыщущей в поисках выхода парочке идеальную жертву очень богатую наследницу, которая к тому же ненавидит свою семью. Великолепная добыча сама идет в руки. О чем еще можно мечтать?
Старики задвигались, Маргарита пихнула мужа в бок, словно заставляя его вступить в разговор, возразить.
— Ну так вот! Мы с женой уверены, что господин Сильвен любил Клодетту! — воскликнул он. — Такое нельзя не заметить!
А Маргарита добавила:
— Видели бы вы его в эти дни… после несчастья!
— В данный момент меня интересует Симона. Как она себя вела? Как относилась к нашим влюбленным?
— Она вела себя очень естественно… Как старшая сестра. Одобряла планы брата… А Клодетту холила-лелеяла.
— Холила-лелеяла, может, и слишком, — поправил Франсуа. — Скажем, держала себя с ней… вполне нормально.
— Ну, теперь сами видите. Сомнений быть не может. Ведь даже если предположить, что на глазах у Симоны были шоры, намерения влюбленных недолго оставались тайной. Клодетта доставила себе радость, поделилась. Вам это лучше меня известно, вы же сами при сем присутствовали. Теперь Симона все знала наверняка. И как она отреагировала?
Старики грустно качали головами.
— Отреагировала не она, — снова начал Флесуа. — Бедная мать и без того была на грани помешательства. Объявление дочери о помолвке и сразу же следом — признание в попытке самоубийства оказались для нее слишком тяжелым ударом. Только это совсем другая история… А мы вернемся к нашим ягняткам… Что это с вами?
Маргарита вдруг вся задрожала. Поднесла руки ко лбу, медленно провела ладонями по лицу.
— Я не осмеливалась, господин комиссар… — произнесла она и опустила глаза. — Простите… Я видела, как выходила хозяйка в ту ночь… И шла за ней до самого берега… Я слышала, как она крикнула: «Робер! Робер!»
Франсуа издал звук, похожий на рык. Он с недоумением и страхом смотрел на жену. На комиссара же ее признание, похоже, не произвело особого впечатления, лишь чуточку удивило.
— Ага! Ага! Очень показательно. Робером же звали ее первого мужа. И что вы сделали?
— Убежала. Я испугалась… испугалась покойного хозяина.
Флесуа высоко поднял брови и задумчиво проговорил:
— Робер Денизо… Изуродованный покойник… Наваждение «Мениля»… Значит, вы подумали… — продолжал он, с любопытством глядя на служанку. — А между тем все очень просто. Ваша несчастная хозяйка решила умереть и выбрала для этого место, где нашли тело ее мужа, вероятно, единственного мужчины, которого она любила. Она кричит: «Робер! Робер!» — зовет того, к кому собирается вскоре присоединиться… Трогательно, конечно, но ничего загадочного.
Он погрозил Маргарите пальцем с очень коротким ногтем.
— Вряд ли ваше свидетельство помогло бы нам в следствии. Но надо было рассказать… Правосудию надо сообщать все, что вам известно. Впрочем, теперь незачем возвращаться к этому. Вы меня слышите? Ни слова господину Ируа, он скоро приедет… И отнесется к вашему поступку не так снисходительно, как я.