— Сказал же — мой отряд никого не тронет из оккупантов рядом с жильём, — повысил я голос, тут увидел возвращающихся своих бойцов. — Ладно, поговорили, теперь пора нам. Всего хорошего, Пантелей Митрофанович. Годов долгих и счастье в семью. А немцев мы скоро погоним, недолго им у нас хозяйничать. И ответят они по всей строгости за свои преступления, — под конец я не сдержался и заскрипел зубами от злости.

— Я не защищаю их, сам бы взял винтовку в руки и пошёл супостата громить…

— Пантелей Митрофанович, прекратите, — оборвал я его. — Я ни в чём не обвиняю. Даже понимаю вас и ваши страхи за близких. И сам против, чтобы любой ценой бить врага. Мы должны вас защищать, свой народ, а не убивать чужими руками. Но немцы своё всё равно получат, это я гарантирую.

Я встал с пенька и отряхнул галифе, машинально подумал, что стоит отыскать швейную машинку, подходящую ткань и пошить нормальную форму, к которой привык в своём мире. А то эти «парашюты» на бёдрах совсем не в тему. Да и гимнастёрка не очень удобна.

— Товарищ командир, так может, вы с собой возьмёте наших раненых? — вдруг произнёс Пантелей, распрямившийся следом за мной.

— Раненых? Это каких?

— Да тут, — он слегка смутился, и показалось, с опаской пояснил, — в лесу землянку отрыли и красноармейцев раненых укрыли от германцев. Семеро их там, двое ходячих. Только сражаться не могут.

— Тяжёлые?

— Нет. Тяжёлые ещё неделю назад помёрли, — вздохнул он.

Как оказалось, там прятались бойцы РККА, которые сумели вырваться из Невельского котла и уйти от преследования вглубь захваченной территории. Все раненые. Один заполучил перелом ключицы, весьма сложный. Это его так лягнул пулемёт, который он неумело приставил к плечу. Даже не приложил, а выдал очередь прямо на весу. Второму ходячему досталось по голове осколками авиабомбы, и контузило. Пятеро остальных были ранены в ноги и тело, но без повреждений внутренних органов. Такие несчастливчики уже были похоронены в лесу деревенскими. Без операции и правильного присмотра они были обречены.

— Я не могу их взять, у меня другие задачи. Раненые свяжут весь отряд по рукам и ногам,- вздохнул я и отрицательно мотнул головой. — Мы вот что сделаем, Пантелей Митрофанович. Сейчас я с бойцами вернусь к основному отряду, там мы выложим часть припасов, в основном продукты и бинты. А вы заберёте их, как стемнеет. Только именно тогда, ясно? Сейчас за нами идти не стоит, и особенно это объясните мальчишками. Нам нужно время, чтобы определиться, что мы можем оставить не снизив боевую мощь отряда. Поняли? Вечером идите по нашим следам в лес и забирайте продукты.

— Понял, — закивал тот, — как не понять-то, товарищ командир.

— Вот и хорошо.

На месте, где нас дожидались вещи, нашей троице пришлось задержаться на пару часов, чтобы я смог набрать достаточное количество продуктов для раненых. В основном упор сделал на крупы, которые дольше и лучше хранились и на выходе давали больше продукта. Соль, сахар, немного муки, много сухарей, пятьдесят банок с тушёнкой и сгущёнкой. Так же оставил два туго набитых бинтами и ватой вещмешка. Уходили след в след, причём последним двигался я, чтобы крупными отпечатками обуви нанокостюма перекрывать следы своих товарищей. Плюс, на мне было столько всего нагружено, что в мягкой лесной почве оставались очень глубокие отпечатки, мешающие определить точное количество прошедших.

Глава(?)

— Я водяной, я водяной, никто не водится со мной, — мурлыкал я под нос песенку, одновременно с этим вколачивая в доску гвоздь. — Эх, жизнь моя — жестянка! Да ну её в болото!

— Это уж точно — в болото, — хмыкнул Седов, занимающийся тем же, что и я по соседству, потом хлопнул звонко по лбу ладонью. — Замучили комары.

Вокруг нас на километры и километры тянулись болота, а конкретно рядом — бездонная топь. Собственно прямо над ней мы сейчас и занимались строительством.

Несколько дней назад, совершив рекордный по скорости и пройденному расстоянию марш-бросок, мы вышли в район Великих Лук. Количество немецких войск тут просто зашкаливало за все предполагаемые рамки. Совсем не такого я ожидал, когда сюда шёл. Пришлось уходить от города далеко на северо-запад, в малолюдную местность, полную непроходимых болот и лесов.

Великие Луки, Опочка, Остров, Порхов, Холм. Эти населённые пункты были главами многоугольника, в центре которого, примерно, ближе к реке Великой, что вытекала из Чудского озера, я решил построить первую базу своего крохотного отряда.

Пустые герметичные бочки стали основой для понтонного островка среди топи. Они же, только притопленные, служили и гатью к базе.

В нанокостюме и на резиновой лодке, я почти два дня обследовал болото, выбирая самое неприступное место. Нашлось такое почти в двух километрах от суши. Пробраться сюда, не имея точных данных о тропе и средства для преодоления непроходимых участков, было невозможно. Как и подогнать тяжёлую боевую технику к самой ближней точке на суше, чтобы попытаться накрыть наше убежище. Разве что, авиация может испортить жизнь. Но от неё у нас есть чем отбиться.

Больше суток, не отдыхая, мы втроём мостили гать из бочек и досок. Тропинка не доходила до берега на пятьдесят метров и начиналась среди топи. Её вывели на крохотный островок, на котором росла одна кривая берёзка, с наполовину отгнившими сучьями. Рядом с ним я решил построить свой островок, искусственный. А на твёрдом грунте сделать настил из бревён и установить спаренную немецкую двадцатимиллиметровую зенитку. Не столько для реального использования, сколько на случай «чтобы было». Против самолётов же себя хорошо зарекомендовали гаусски.

Пустые бочки отлично держали дощатый настил с тем грузом, который я собирался поместить. Сверху всё это будет прикрыто масксетью на шестах.

Когда закончим здесь, то вторую базу оборудуем километрах в двадцати от болота в самой дремучей чащи.

Единственное, что доставало — это комары. Да и то не меня, а моих товарищей. Почему-то моя кровушка не нравилась болотным кровососам.

— Эх, а вот бы вас, товарищ лейтенант, на секретный завод, чтобы вы танки да пушки делали, — вздохнул Паршин. — Какая польза была бы. Уж всяко лучше, чем бочки с досками клепать.

— Я там не скоро ещё покажусь. Да и нет смысла в этом для меня. Пушками и танками пусть обычные заводы занимаются, — ответил я.

— А чем тогда? — заинтересовался парень.

— Чем-то редким, дефицитным.

— Так танки и есть дефицитные! Вон что наши танкисты про них рассказывали…

— Горючего им не хватало, — перебил его Седов, включившийся в беседу. — Оно дефицит. Да, товарищ лейтенант? А самолётное топливо ещё дефицитнее.

— И топливо не для меня. Его производят заводы в огромных количествах.

— А что же тогда вы можете делать?

— Хм. Золото, например. Или редкие металлы, которые нужны для танковой брони и стволов пушек, для самолётов, для двигателей. Всего горсть такого вещества будет стоить, как несколько танков или пушек, — ответил я.

— Так почему… — вскинулся Паршин.

— Да потому, что пока товарищ Сталин и его соратники не вычистят от шпионов Москву, мне нельзя там показываться, — произнёс я. — Вот почему. Пока про меня знают немногие, и все они надёжные люди. Но вот покажись я в Москве или ещё где-то за линией фронта среди разных людей, то информация дойдёт до шпионов наших врагов. И меня убьют, как бы ни охраняли. Обязательно убьют, так как этот приборчик, — я постучал себя по груди, — важнее нескольких танковых дивизий.

— И вы здесь прячетесь?

— Я здесь воюю один, — поправил я бойца. — С вами, то есть. Что для войны важно?

— Э-э, — оба красноармейца переглянулись. — Солдаты и оружие?

— Тыл, — усмехнулся я. — Вот тыл мы сейчас и строим. Пусть немцы попробуют нас отыскать среди этих болот и лесов… замучаются пыль глотать. И вообще, работайте-ка быстрее, нам сегодня нужно настил доделать, чтобы отдохнуть успеть перед завтрашней дорогой.

— А куда? — мигом сделал стойку Седов.