– Мсье Этьен, у вас, я слышала…
Голову опустить, глаза поднять – так они кажутся еще больше.
– У меня гениальная идея! А что, если…
Разжечь огонек в глазах. Только не сжимать так нервно пальцы!
– Мсье Этьен, от вас зависит моя жизнь! Сжальтесь!
«Ты еще слезу пусти, актриса чертова».
– Я подумала: может, вы сдадите мне комнату наверху?
«Ага, а платить ты чем будешь?»
Звонко похлопав ладошками по голому, нарочно выпяченному вперед, насколько позволяло тощее тело, животу и ощупав еще влажное белье, Леони, скривившись от отвращения, натянула джинсы и вздохнула.
– Мсье Этьен… Мсье Этьен…
Он тысячу раз просил не называть его «мсье», но девушка то ли слишком стеснялась из-за разницы в возрасте, то ли была на удивление хорошо воспитана.
Через пятнадцать минут она была уже рядом со знакомым темно-серым домом. Бросив велосипед на привычное место, девушка поднялась на крыльцо, заученным движением прислонила правое ухо к двери, прислушалась, знакомым движением дернула ручку и потянула на себя.
– Мсье Этьен! Мсь…
Сегодня он уже стоял в коридоре, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. В холодных глазах читалось раздражение, смешанное с приветливой улыбкой.
– Завтракать будешь? – нахмурившись при взгляде на разбитую губу, спросил он, пригладил в сторону упавшие на лоб пряди волос и, не дожидаясь ответа, ушел на кухню. А вместо «Что с тобой случилось?» предпочел спросить:
– Тебе джем достать?
– Джем! – зачем-то выкрикнула Леони, осеклась, опять тщетно попыталась покраснеть от смущения, скинула стоптанные кроссовки в угол и пошла следом на кухню.
Опять ломти поджаренного хлеба, в этот раз на чесночном масле, знакомый заветренный паштет, баночка джема – или все-таки варенья? – из кислых яблок и шикарный воздушный омлет с помидорами на всю огромную сковороду.
– Мсье Этьен… – Леони понимала, что не в силах проглотить ни кусочка, пока не озвучит тот самый вопрос… – Я подумала: может, вы сможете сдать мне квартиру наверху? Только я заплачу позже. Я… собираюсь устроиться на работу. И у меня есть…
Этьен удивленно поднял брови, наливая приличную порцию молока в кофе, но промолчал.
– Я просто… я подумала… – залебезила Леони, проклиная себя за то, что начала этот разговор – даже аппетитно подрумяненные куски хлеба теперь выглядели на удивление омерзительно.
Он молчал. Молча мазал паштет, молча и бесконечно долго прожевывал поджаренный мякиш. Казалось, молчание, сгустившееся до консистенции этого самого паштета, тоже можно намазать на хлеб.
Глоток кофе с молоком, взгляд прищуренных глаз.
– Оставайся. Только там не убрано. И жить будешь одна, я тут не живу, – еще немного помолчал, словно ему было мало. – Не боишься?
– Если никто не будет выкидываться с балкона на козырек прямо у моих окон или вламываться ночью – то не боюсь, – растянула губы в улыбке Леони и с жадностью вцепилась в одурманивающе пахнущий чесноком ломоть хлеба.
Этьен снова удивленно вскинул брови и снова промолчал. Встал, поставил чашку в раковину и вышел. Уже через пять минут послышалось перешептывание огня в печи и шелест виниловой пластинки.
«Если так пойдет дальше, я разучусь говорить», – вздохнула Леони, но даже перспектива навеки замолкнуть и не слышать человеческую речь вовсе не могла омрачить клокочущую внутри вулканом радость – радость свободы!
Дело за малым – найти нормальную работу, чтобы платить за аренду.
Глава 2 – До мелких хлопьев пепла
Просыпаться в абсолютной тишине одновременно упоительно и страшно. Леони узнает об этом позже, а первое утро в доме Этьена Ле Гро для нее начнется с тарахтения двигателя старого пикапа мастера.
Лениво потянувшись, девушка не торопилась открывать глаза и стряхивать с лица до неприличия довольную гримаску.
– Пам-пам-пам! – одними губами прошелестела она, скинула выстиранный вчера и пахнущий цветами плед, перевернулась на живот, утопила лицо в подушке, шумно вдохнула едва различимый запах пыли и взъерошила волосы – как могла, оттягивала момент пробуждения.
Хлопнула входная дверь. Раньше она не замечала, что слышимость в доме такая, будто это к ней в комнату кто-то вломился и теперь топает, подбираясь ближе к старой металлической кровати с кованым изголовьем. Обернувшись, чтобы удостовериться, что она одна и двери закрыты на ключ и толстый засов, Леони оглядела новое жилище, едва сдерживая радостный визг.
Если сравнивать с прежней квартирой, здесь было раза в три больше места. Деревянные полы покрыты вытертой темно-желтой краской, стены оклеены спокойными обоями в мелкий цветочек, попахивающими старостью, с потолка криво свисает единственная разлапистая люстра. Мебели было немного: кровать, пузатый комод, древний рассохшийся платяной шкаф и примерно такого же возраста кресло, – но ей хватало. Тем более, что еще месяц назад, неизвестно как попав на блошиный рынок, Леони приметила красивый столик с подернутым патиной зеркалом. В прежней квартире места не нашлось, зато здесь он будет смотреться отлично!
Внизу раздались шаги – Этьен подошел к лестнице, постоял и вернулся на кухню. Зашкворчало масло на сковороде, послышался шум воды. Вспомнив, что собиралась по случаю переезда сама приготовить завтрак, девушка зарычала недовольным щенком, сорвалась с кровати, подбежала к шкафу, влезла в домашние спортивные штаны и длинную, почти до колен, широкую футболку, натянула любимые шерстяные носки и кинулась к двери. Чуть не поскользнувшись на вытоптанных до гладкости деревянных ступенях, Леони кубарем скатилась вниз, наспех умылась и ввалилась в кухню, на ходу приглаживая смоченные водой волосы.
– Мсье Этьен! Доброе утро.
Проклятые веснушки! Хоть бы раз позволили зардеться от стыда.
– Привет, – ухмыльнулся мужчина, не оборачиваясь.
Он стоял у плиты и жарил французские тосты из тончайшего белого хлеба, подрумянивая до идеального карамельного цвета – долгие годы одиночества, видимо, давали о себе знать, и готовил мастер вполне неплохо. В воздухе висел запах корицы, сахара, а еще – свежесваренного кофе.
– А я хотела приготовить завтрак, – виновато улыбнулась девушка. – Раз уж я…
– Ничего, – отрезал Этьен, не давая продолжить.
Завтракали в тишине. Только стрелка часов на стене в прихожей отстукивала медленные секунды.
Следующие несколько дней Леони запомнит, как самые счастливые. Она просыпалась рано – специально ставила будильник, чтобы успеть приготовить завтрак, как могла, неумело. Если находила сообщение о новых вакансиях, бежала туда, чтобы вклиниться в очередь точно таких же желающих подзаработать или (при наилучшем раскладе) найти постоянную должность. Не сказать, что ей нравилась эта мысль или действительно хотелось обречь себя на то, что многие награждают высоким титулом «стабильность», но совесть не позволяла жить у чужого мужчины просто так. Того и гляди запросит что-то взамен… Хотя ни разу за все два года знакомства он не давал повод бояться или надеяться, что это когда-нибудь произойдет.
Когда выдавалось свободное от фотосессий и поиска работы время, Леони чаще всего проводила его в мастерской за мытьем бутылок или носилась по близлежащим свалкам на велосипеде, собирая стеклянную тару для будущих шедевров мастера. И только по вечерам, окончательно выдохнувшись, девушка забиралась в любимое кресло и смотрела, как полыхает в печи огонь и тает под настырными языками стекло. Иногда засыпала прямо там, а просыпалась только от стука двери: мастер уходил домой. Тогда девушка поднималась наверх, куталась в мягкий плед, долго лежала, глядя на тени, рисуемые луной на полу, и проваливалась в сон.
Новое утро. На завтрак: омлет и поджаренный хлеб со сливочным маслом. Пару часов уделить мытью бутылок, заметить недовольный взгляд Этьена, вызванный, конечно, ее бесконечным мурлыканьем, которое перекрывало любимую мелодию неторопливой пластинки. И сорваться на улицу, тем более что погода благоволила к купанию в речке.