На следующий день, первого января, Аня заболела и все десять дней каникул пролежала в постели с температурой и больным горлом. Мать не пила уже целую неделю, потому что снова устроилась на новую работу и пока держалась. Обычно мать скакала с места на место, от запоя до запоя – то ее увольняли из столовой, где она трудилась посудомойкой, то из больницы, где она мыла полы санитаркой, то из детского сада, куда она устраивалась нянечкой. Сейчас ее взяли в кафетерий на станции, где она елозила тряпкой по столам и кафельному полу. Пока Аня болела, мать приносила ей из кафетерия булочки с повидлом и песочные колечки с орешками, разводила соду для полоскания и крошила в чайной ложке кислый аспирин, как делала когда-то, когда Аня была еще совсем маленькая. Генка уехал в деревню, к своим родителям, и Аня с мамой остались вдвоем. Такая мама Ане нравилась, она не пила, заботилась о ней и даже вымыла в квартире полы и старый буфет, а заодно и посуду в серванте. А потом вернулся Генка, и они с матерью напились в первый же вечер. Ближе к ночи, когда они оба подошли к нужной кондиции, Генка заподозрил мать в измене и начал бегать за ней вокруг стола, размахивая кулаками, сдирая попутно скатерть и опрокидывая стулья. Мать визжала и уворачивалась, но в итоге он загнал ее в угол и начал волтузить по полу, а перепуганная Аня кричала, плакала и тянула его за рваные тренировочные портки, пытаясь оттащить от матери. В дверь забарабанили соседи, Генка мать отпустил, и она, пользуясь моментом, выскочила на лестницу. Аню забрала к себе ночевать соседка тетя Надя, и Аня еще долго ворочалась на чужом диване, пытаясь успокоиться и заснуть. Утром, когда она вернулась домой, все было, как прежде. Мать собиралась на работу, Генка пил чай на кухне и просил Аню вчерашнюю их ссору «не брать в голову». Аня ничего не ответила и пошла собираться в школу. Господи, как они ей все надоели.
Но, видимо, Генкины подозрения оказались не беспочвенны, и через несколько дней мать сообщила Ане, что им надо сходить в кожно-венерологический диспансер, чтобы сдать анализ крови. Аня удивилась, но мать объяснила Ане, что ее без этого анализа не пустят в бассейн и поэтому кровь надо сдать обязательно. Аня мечтала попасть в бассейн «Москва», где можно было плавать под открытым небом даже зимой, и вроде бы Наташкина мать обещала их туда свозить в одно из воскресений. Аня, ничего не подозревая, вошла в кабинет и уселась на стул, привычно подставив медсестре палец, мать осталась ждать в коридоре. Но злющая, нестарая еще медсестра в высоком белом колпаке прошипела Ане, чтобы та сняла трусы и забиралась на кресло. Аня посмотрела в угол, где стояло это самое кресло с жуткими железными подставками, и от ужаса чуть не упала в обморок. Ей сразу вспомнились фашисты и пытки, и она сидела, вцепившись в стул, не в силах пошевелиться. Мать все наврала, никто у нее кровь брать не собирался, а собирались залезть к ней в то самое место, которое девочки прячут за двумя парами штанов и страшно стесняются, если мальчишки задирают им юбки. Медсестра толкнула Аню к креслу и прошипела что-то про блядей и нехватку времени, и Аня, не смея ослушаться, потому что старших надо было уважать, стала покорно стягивать трусы, умирая от стыда и страха. Кое-как она вскарабкалась на страшное кресло, и медицинская ведьма грубо раздвинула ей дрожащие ноги и засунула в нее какую-то длинную спицу. Аня зарыдала, но ведьма прикрикнула, чтобы она заткнулась, и велела одеваться. С матерью Аня не разговаривала потом всю неделю, но мать это не волновало – ей сказали привести дочь на обследование как бытовой контакт, она и привела. А в бассейн тогда Аня так и не попала, она даже про него слышать не хотела. Чем заразилась мать, она тоже так никогда и не узнала.
В восьмом классе почти всем Аниным одноклассникам уже исполнилось четырнадцать лет, и комсомольский призрак снова начал бродить по школьным коридорам. А по литературе как раз подоспел Фадеев с его «Молодой гвардией», и будущие комсомольцы начали изучать подвиг молодогвардейцев, а к Ане снова вернулись ночные кошмары. Подвиг, как поняла Аня, заключался не в том, что члены «Молодой гвардии» вредили фашистам, как могли, а в том, что не выдали товарищей, когда попались. И снова ученикам вдалбливали в головы, как это важно – терпеть пытки и не произносить ни звука на радость гестаповцам, а гордо молчать, если тебе вырвали ноздри, чтобы носить достойное звание комсомольца. И на каждом уроке, отведенном под «Молодую гвардию», им рассказывали, как истязали совсем юных еще людей, почти детей, и перечисляли характер увечий и орудия пыток. Тут были и отрубленные руки и ноги, и отрезанные уши, и выколотые глаза, и вырезанные на спине звезды. А когда юных героев казнили – сбросили в шахту еще живыми и закопали, Аня даже выдохнула с облегчением, потому что закончились наконец-то нечеловеческие страдания.
Аня скользила по строчкам и цепенела от ужаса, она не могла поверить, что все это с людьми могли делать люди. Аню Сопову подвешивали за косы и потом уже, после казни, когда в Краснодон пришли наши, ее, мертвую, подняли из шурфа с одной косой, вторая оборвалась. Тосю Елисеенко, ту самую девушку, «которая когда-то так жизнерадостно закричала, увидев взвившегося в небо турмана», посадили на раскаленную печь и потом, в камере, она могла лежать только на животе. Нет, невозможно было себе представить, что обычный человек, который утром жарит яичницу, пьет чай, читает газету и выглядывает в окно, чтобы посмотреть, какая на улице погода и надо ли сегодня брать зонтик, что этот самый человек совершенно буднично приходит утром на работу, где здоровается со своими сослуживцами, обсуждает новости и погоду, а потом идет на свое рабочее место, отрезает грудь молодой девушке и сажает ее на раскаленную печь. И, может быть, даже мысленно подсчитывает, сколько ему сегодня надо отрезать живому человеку ушей и выколоть глаз, чтобы выполнить план и получить премию. И что этот человек когда-то был маленьким и любил свою маму, которая варила ему кашу и надевала панамку, чтобы не напекло голову, читала на ночь сказку про Кота в сапогах и мазала зеленкой разбитую коленку, и дула на нее, чтобы не щипало. И что этот человек ходил в школу, собирал марки и играл в мяч, и засыпал счастливый и влюбленный в соседскую девочку с рыжими косичками и в белом фартучке. А теперь у него есть свои дети, и он очень сильно их любит, и приносит им на день рождения деревянную лошадку, и зажигает свечи на торте, и у этого человека есть свой дом, где он наряжает елку к Рождеству и разжигает в холодную зимнюю стужу камин, а вся семья развешивает над камином вязаные полосатые носки для подарков. И вот так вот, любя своих жену, мать и детей, посещая воскресную мессу и сажая яблоню в своем саду, человек этот мучает и убивает другого человека, потому что ему сказали, что так надо. И он поверил, что да, так и надо, и отрезал другому человеку ухо, и выколол ему глаза, и закопал живьем, чтобы на земле скорей наступило счастье. Конечно, Аня понимала, что все, что произошло в Краснодоне, – правда, и людей действительно били и пытали, но в то же время ей казалось, что это не могли делать обычные люди, и она считала, что фашисты – это все-таки какой-то особый сорт ядовитых живых организмов, что это не люди, а больные психопаты, которые могут творить такие ужасы с живым человеком. И она была рада, что фашистов победили и их больше не существует, как не существует больше рабовладельцев, морлоков и татаро-монгольского ига.
А все-таки жаль, что по литературе они изучают такие ужасные книги. И если учителя так непременно хотят, чтобы они читали про убийства, то лучше уж тогда ввести в школьную программу «Американскую трагедию» Драйзера и порассуждать в сочинении, почему Клайд Гриффитс решил укокошить свою бывшую возлюбленную, к тому же еще и беременную. А когда по литературе они снова будут проходить про любовь, то будет гораздо интересней вместо «Онегина» прочитать «Театр» Моэма. Хотя «Онегина» можно оставить, а потом устроить в сочинении сравнительный анализ женских образов – Татьяны Лариной и Джулии Ламберт – и пропеть оду последней. Потому что Ане как раз больше нравилась железная стерва Джулия, нежели хлипкая Татьяна, бегающая за проходимцем Онегиным. Я к вам пишу, а что толку? Ну, или просто написать сочинение на вольную тему, например, о любимом сказочном герое. Аня бы тогда написала про Мэри Поппинс.
