В огне, под пулями, позабыв про оковы,
И розовым днем, и ночью лиловой
Я буду кричать опять и опять:
«Свободу народу, свободу мне, свободу моей стране!»
Ане действительно хотелось свободы от всей этой пионерской суеты, и она, делая упор на «Свободу мне!», читала стихи с чувством и даже некоторой болью и отчаянием, потому что взрослые ее не слышали и оставить в покое несчастную пионерку никак не хотели, а, наоборот, продолжали ее мучить. В школе постоянно придумывали какие-нибудь каверзы вроде сбора металлолома или сдачи норм ГТО, и тогда все классы, включая малышей, ходили в поисках старого железа по заброшенным сараям или бегали зимой вокруг школы на лыжах, а летом ползали по полям в противогазах и метали деревянные гранаты. Их, начиная с детского сада, готовили к войне с Америкой, и, чтобы уничтожить пузатых американских капиталистов в черных цилиндрах, надо было учиться метко кидать гранаты. Аня бегать на лыжах не любила, ползать тоже, а стихи эти считала ужасной дрянью и старалась, по возможности, от декламационной повинности улизнуть. Как-то раз она удачно проболела всю подготовку к очередному пионерскому мероприятию и была счастлива, что ей удалось избежать участия в новом политическом перформансе. Вожатая тогда выстроила на сцене небольшой отряд из шести человек, и Аня, которая только пришла в школу после болезни, с изумлением смотрела, как они грозно махали со сцены кулачками и, нахмурив брови, орали: «Эль пуэбло – унидо – хамас – сэра – венсидо!» Дети и сами не понимали, что они кричат, не понимали этого и зрители, и Аня решила, что это вообще уже какой-то сумасшедший дом, и слава богу, что ей сейчас не надо стоять на сцене вместе с ними и кривляться, потрясая кулаком. Да и бабушка у Ани всегда ругалась, если по телевизору рассказывали про Кампучию или Вьетнам, и говорила, что хватит уже кормить этих черножопых, которые навязались на нашу голову, так и коммунизм никогда не построишь. И снова вспоминала Сталина, который бы уж точно навел порядок.
После классного часа надо было всем переодеться в костюмы и пройти в актовый зал, чтобы показать спектакль малышне из начальной школы, учителям и родителям. Девочки переодевались прямо в классе, мальчишек отправили в спортивную раздевалку. Аня понимала, что переодеться в свой великолепный костюм Снежной Королевы на глазах почти у всего класса ей никак нельзя, чтобы не сломать задуманный сценарий и заодно не обрушить на свою голову праведный гнев замарашки Ритки. Она соврала, что платье забыла и попросила разрешения сбегать за ним домой. Так как роль у Ани была незначительной, а точнее, и вовсе никакой, Наталья Ивановна уйти Ане разрешила и велела приходить сразу в актовый зал. Пока девчонки переодевались, Аня спокойно ушла в школьный буфет, чтобы потратить наконец полтинник, выданный ей бабкой с очередной пенсии. Она купила себе кольцо с кремом, булочку с яблочным повидлом и стакан персикового сока из трехлитровой банки. Потом не спеша съела кольцо, булочку, выпила сок и вытерла носовым платком лицо от сахарной пудры. Не торопясь сходила в туалет, постояла в коридоре у окна и вернулась в пустой класс. Все уже наконец переоделись и ушли в актовый зал. Аня, слегка волнуясь, достала из материной клетчатой сумки свое платье, корону и завернутые в газету красные лакированные туфли, которые ей покупала бабушка еще к первому сентября в Марьинском «Мосторге». Она так же не спеша переоделась, поправила на голове корону, распустила по плечам серебристый дождик и посмотрелась в маленькое зеркальце.
– Ах, как хороша! Не лгут люди. Чудо, как хороша! – произнесла вслух Аня, подражая гоголевской Оксане из сказки про черта и кузнеца Вакулу, – та все время крутилась перед зеркалом, примеряя бусы и платки, и разговаривала сама с собой, нахваливая свою красоту.
Аня шла в актовый зал по пустынному коридору и почти не дышала от предвкушения. Подойдя к дверям, она прислушалась. Золушка на сцене разговаривала с феей-крестной, значит, скоро бал. Аня постояла за закрытыми дверями, дождалась, когда принц познакомится с Золушкой и пригласит ее на танец. При первых же звуках вальса Аня открыла дверь в зал и пошла по длинному проходу на сцену. Пока она шла, все зрители молча уставились на нее в предвкушении нового сценария сказки Перро. Смотрели на Аню и принц с Золушкой, пытаясь понять, что все это значит. Аня же не смотрела ни на кого, и только мельком полоснула взглядом по недовольному лицу Натальи Ивановны. Та сузила свои злые зенки, разглядывая Аню, и плотно сжала недовольные губы. Ничего хорошего от ее взгляда ждать не приходилось, но Ане было все равно, она пришла гостьей на бал, как они все и хотели. Вы просили нарядное платье – я его надела, вы отодвинули меня на край сцены – так пожалуйста, и Аня, нежно ущипнув платье за подол, слегка приподняла его и поднялась на сцену. Она прошла мимо ошалевшего от дивного явления принца, возмущенной от неожиданной перемены сценария Ритки и скромно встала в углу, слегка спрятавшись за рыжего Вовку, который тоже остался без роли и сейчас беспомощно топтался на краю сцены в своей нарядной белой рубашке и пестрым бантом на шее из маминого шелкового шарфика. Гости и принц с Золушкой продолжили вальсировать, и Аня тоже немного покружилась в танце, приподняв свою пышную юбку. Она видела, что все смотрели только на нее в ожидании какого-то нового поворота, но сказка, к разочарованию зрителей, закончилась традиционно. После спектакля девчонки объявили Ане бойкот, а Наталья Ивановна назвала ее выскочкой и добавила, что высовываться нехорошо, а уж затмевать нарочно Золушку на балу – так и вовсе неприлично. Аня классную молча выслушала, так же молча собралась и ушла домой, мысленно послав всех в жопу вместе с их недоделанной Золушкой.
На Новый год Аню пригласила к себе в гости одноклассница Света. Она была единственная, кто никогда не участвовал в общей травле, потому что жила всегда сама по себе, мимо стада, и на все имела собственное мнение. Девчонки в классе ее не любили и боялись. Они со страхом шептались по углам о том, что Света – еврейка, и Аня никак не могла взять в толк, чего они боятся и почему слово «еврейка» звучит у них так, как будто она колдунья. Аня знала, что еврейка – это такая национальность, и в школе их учили относиться к людям других национальностей с уважением. Но почему-то у них в классе евреев боялись, татарку Амину дразнили узкоглазой, а Максима Деревянко называли хохлом, хотя Аня никаких отличий у них не замечала – обычные ребята, еще и получше многих. Был у них в городе и кооперативный институт, а при нем – огромное общежитие, в котором жили чернокожие студенты из разных африканских стран. А местные говорили, что в Африке поснимали с деревьев обезьян и прислали к ним учиться, и мальчишки часто собирались огромной бандой, чтобы по вечерам ходить к общежитию «пиздить негров».
А Света, хоть и еврейка, но девочка хорошая, и родители у нее добрые. Ее мама всегда спрашивает, как у Ани дела, и угощает яблоками и шоколадными конфетами, а папа даже как-то раз объяснил Ане все про теплоту, которую они проходили по физике. Аня любит у них бывать – там уютно, душевно, нет скучных сервантов и ковров, зато есть много книжных полок, которые висят везде, во всех комнатах и даже в коридоре, Аня обожает по ним лазить. Аня приходит к ним тридцать первого в девять вечера, и они со Светой запираются в комнате и украшают себя мишурой и блестками. Еще к Свете приехали бабушка с дедушкой и двоюродный старший брат из Ленинграда, он там учится в медицинской академии, и за столом очень шумно и весело. Все рассказывают какие-то смешные истории, вспоминают летнюю поездку на море, желают друг другу счастья в новом году, и видно, как им хорошо и как они все любят друг друга. Ане очень весело и интересно, с ней общаются на равных, а Светин брат даже говорит ей «вы». Аня невольно вспоминает деда, который называет ее «урод – в жопе ноги», а за столом без конца подливает себе портвейн и ругается с телевизором. Светина мама все время приносит с кухни то пироги, то жареную курицу, то маринованные помидоры и подкладывает всем на тарелки салат и шпроты. Аня смотрит на гостей за столом и думает, что у нее тоже так будет. Они с мужем обязательно нарядят большую, до самого потолка, живую елку, дочке она сошьет костюм Снегурочки, а сын будет гномиком в смешном красном колпаке. И жареная курица у них тоже будет, и оливье в хрустальной вазе, который она украсит грибами из вареных яиц. Она видела, как их делала Светина мама. Сначала надо из яйца вынуть желток и сверху надеть на него, как шляпку, половинку белка. А потом взять оставшуюся половинку белка, это уже будет ножка, надеть на нее половинку помидора и выдавить сверху капельки майонеза, получится мухомор.