– Хозяин, – презрительно передразнил его проводник. – Здоровенный мужик, мог бы и сам на себя работать, и в ватагу какую пристроиться. А ты все за хозяина прячешься.

– В ватагу? – угрюмо переспросил Захар. – А вот скажи мне, друг ситный. Приди я в контору вашу и на работу попросись, что бы мне начальство твое сказало, узнав, что я из рабов вырвался?

– Да почем мне знать? – возмутился проводник.

– Зато я знаю. Послало бы оно меня. И не куда-нибудь, а в жандармерию. А те, по бумагам своим проверив, что я из крепостных мужиков был, меня обратно бы в деревню отправили. Ну и что мне там делать? С тоски горькую пить и по ночам волком выть. К тому же от дома моего давно уже одни головешки остались. Или кого другого в него поселили. И как быть?

– Ну, в город бы подался, – ответил проводник, заметно сбавив напор. – Сам говорил, князь тебе помог бумаги выправить.

– Помог. Он всем, кого спас, помог. Ну а теперь расскажи, что бы я в том городе делать стал? Грузчиком куда пристроиться? И за гроши спину всю жизнь гнуть?

– А тут не гнешь? – тут же отреагировал проводник.

– Тут я одному князю служу. Одному, а не всем подряд. Да и за спасение свое честно отслужить не грех. Тем более такому человеку.

– Это какому же?

– Добрый он. И ученый, жуть. Вот раз с ним заговорили, что бабам тяжко руками белье стирать, так он прям при мне в пять минут сумел такую махину придумать, которая сама все стирает. А ты только ручку в ней крутишь.

– Врешь!

– Вот те крест. А еще раз так скажешь, точно зубы выплюнешь. Не та ты птица, чтоб я тебе врал. Истину баю. Сам едва речи не лишился, когда понял, что он на том листе бумаги нарисовал.

– И как? Работает?

– Еще как. Он сразу пять таких махин заказал. Одну в дом свой, а остальные в школу сиротскую. Ну вот сам подумай, стал бы плохой человек по окрестным городам сирот собирать и на свой кошт их профессии учить? Вот то-то. Говорю же, добрый он.

– А ты, значит, при добром хозяине навроде злого пса, – снова поддел Захара проводник.

– А хоть бы и так. Тебе б самому хоть месячишко веслом поворочать, я б посмотрел, как бы ты тогда запел. Нет. Я от князя никуда. Ежели только сам прогонит. Тут мне и тепло, и сыто, а главное, интересно с ним. Видел на платформах автомобили?

– Ну, видел, – задумчиво хмыкнул проводник.

– Так он и их придумал. И сам сделал. Анженер. Говорю же, умный, аж жуть берет. А ведь было время, сам простым солдатом служил.

– Кто? Князь?

– Он самый. Да ту историю, кажись, вся страна знает. Дед его почитай пятнадцать лет по всему миру внука искал. А он сам после контузии в Россию вернулся и сразу на Кавказ уехал. Там его старый князь и нашел. Да и то случаем. Про то и в газетах писали.

– А ведь точно. Была такая история, – удивленно припомнил проводник. – Так это про него?

– Угу.

– То-то я смотрю, рожа у него вся порублена.

– Это у тебя рожа, – вдруг зарычал Захар. – А у князя лицо. Смотри у меня, морда, еще раз так скажешь, точно рыло набок сверну.

– Ну ты чего? Ты чего? – с опаской зачастил проводник. – Я ж так, к слову.

– Ты говори, да не заговаривайся. Место свое знай, – продолжал рычать Захар. – Я за паренька этого любого удавлю и не поморщусь.

– Да чего ты в него так вцепился? – удивился проводник.

– Странный ты человек, – помолчав, вздохнул Захар. – Он почитай шесть десятков душ от смерти спас. И меня средь них. И бумаги выправил, и денег дал, кто уйти решил. И к делу остальных приставил. У каждого свой кусок хлеба есть. И ведь знал, что я по краю от каторги ходил, а все одно не прогнал. А ведь мог бы. Нет. Поверил. Так что прав ты, друг ситный. Я ему как пес служу и служить стану.

– Ну, то дело твое, – проворчал проводник, окончательно, растерявшись. – Но я бы не стал. Ушел бы.

– И кто ты после этого? – презрительно фыркнул Захар. – Человек тебе жизнь спас, собой рискуя, а ты буркнул «благодарствую» и своей дорогой пошел.

– А чего еще-то? – не понял проводник.

– А того, что за жизнь свою спасенную отслужить полагается. Вот тогда это будет по-божески. По душе, – наставительно пояснил Захар.

– А тебе-то откуда про то известно? – иронично хмыкнул проводник.

– От веку так на Руси было.

– Так ты что, из этих?..

– Из каких этих?

– Ну, которые вроде как крестились, а сами в старых богов верят, – пролепетал проводник, понизив голос почти до шепота.

– Родители мои из них были, – так же тихо буркнул Захар. – Вот и воспитали, как пращуры учили.

«А вот это уже интересно, – хмыкнул про себя Сашка, с интересом слушая этот разговор. – Что-то я не помню в моем мире таких заворотов на религиозной почве. Хотя мне от того ни холодно, ни жарко. Служит, и ладно».

– Ты одно пойми. Мне с ним и вправду интересно. Вот представь. Заходишь ты в цех. А там куча станков вертится, крутится, чего-то точит, сверлит, шлифует. И все это он придумал. Сам. Иной раз смотришь на железку и не понимаешь, куда ее запихнуть можно. А он подойдет, примерится, раз, и она на место встала. А там, глядишь, и механизм заработал. Разве не интересно?

– Интересно, конечно, – вздохнул проводник. – Да ведь не только о себе думать надо. Вокруг тебя тоже люди живут. Им-то кто поможет?

– А ты, значит, всем вокруг помогаешь? – поддел его Захар.

– Стараемся, – ушел проводник от прямого вопроса. – Есть люди, которые за всех вокруг думают. И видят, как такие вот добрые князья деньги, людским потом заработанные, себе в карман кладут.

«Ага, а вот это уже пошла агитация за все хорошее», – мрачно фыркнул Сашка.

– Ты чего несешь, дура?! – снова зарычал Захар. – Не было такого, чтобы Лександр чужое себе брал.

– Ну как же не было? Ты же сам сказал, что на его заводе сироты работают. Так?

– Так.

– А жалованье он им платит? Нет. Вот и выходит, что сиротки те на князя твоего просто за еду работают, как рабы.

– Врешь, гад! – рявкнул Захар. – Он их учит, одевает, кормит, лечит. А кто их учителям да дохтуру жалованье платит? Он. Вот и выходит, что сироты те на работе только учатся. Три часа в день, невелик труд.

– Так там еще и доктор есть? – растерялся проводник.

– А как же? Там же мальчишки. А когда было, чтобы мальчишка носа себе не расквасил или коленку не разбил? А к тому дохтуру со всех окрестных сел люди лечиться ездят. Бесплатно. И лекарства всякие он им тоже бесплатно дает. Да чтоб ты знал, крестьяне в его уделе Бога молят, чтоб он не уехал куда.

– Странно это все, – задумчиво протянул проводник.

– Не странно, а правильно. Говорю же, он и сам в приюте вырос. Да ты газету ту найди и прочитай, ежели умеешь.

– Найду. Но ведь он все одно князь.

– И чего? Да будь у нас таких князей хоть сотня, давно бы вся страна в шелках ходила и с серебра ела. Он своему делу хозяин.

– Эк ты завернул. В шелках ходили. А то, что удел тот весь ему принадлежит, а простой люд на клочках земли кормится, это как? А барщина?

– Так нет у нас барщины, – рассмеялся Захар. – Говорю же, он в имении все по-своему сделал. По-новому. У него крестьянин не с надела живет, а с той части земли, что князь ему в пользование выделил. Я всего толком не знаю, не влезал, но знаю точно, что и доход, и недород он со своими крестьянами пополам делит.

– Пополам?! Быть того не может.

– Ну, не пополам, конечно, – нехотя согласился Захар, – но там все на части поделено. Сколько-то частей крестьянину, а сколько-то ему. И с тех частей он за все сам подати платит. Крестьянину только и надо, что землю добро обрабатывать да не лениться. А князь и с властями, и с остальным всем все сам решает. Вон, и маслобойку механическую поставил. И мельницу, что на пару работает. Зерно почитай и не продаем. Только мукой. Да еще и особый фонд учредил, в котором обязательно зерно хранится. Запас для всех, ежели вдруг засуха или еще недород какой. Тогда из того фонда все его крестьяне и посевное зерно получат, и голодать не станут.