- Ма, я не отпуске, а в служебной командировке.

- Тогда почему не форме? – спросила тетя Вера.

- Теть Вер, я не в пехоте служу, а в разведке.

Тетя Вера делала умное лицо. Ответ ее удовлетворил.

………………………………………………………….

На Профсоюзной улице Никитин останавливал такси, только не как его обычно ловят, посредством поднятой руки с раскрытой ладонью, но, демонстрируя, известный в нашей стране каждому младенцу, жест: мизинец оттопырен, большой палец поднят вверх. Три оставшиеся загнуты. Если на обычное “голосование” таксисты почти не реагировали, то на второй сигнал отзывались мгновенно.

Машина резко тормозила, и водитель задавал всего один вопрос:

- Тебе сколько?

- Одной хватит.

Получив бутылку водки за двойную цену, Никитин отправлялся на Воробьевы горы, укутанные зеленью, находил свободную скамеечку, которых там было в избытке, и, расположившись на ней, устраивал себе “отдых после боя”. У него в сумке всегда были с собой складной пластиковый стаканчик, пара-тройка прихваченных из дому бутербродов и “Иудейская война” Иосифа Флавия.

………………………………………..

Возвратившись домой к 18.00, “уставший”, как и положено, после “выполнения служебного задания”, Никитин плотно обедал-ужинал, опрокинув “под холодное” и “под горячее” еще пару стопок “Русской”, после чего, невпопад отвечая на традиционные расспросы ма и тетушки, рассеянно выслушивал в десятый раз их рассказы о каких-то неведомых ему людях:

- Вот Василий Тимофеевич и Серафима Аристарховна – жена его, такую замечательную дочку вырастили: умница и красавица. И на фортепьяно играет. Одна беда: нынешние молодые люди почему-то совершенно не способны оценить подлинные достоинства девушки, все бегают за какими-то размалеванными вертихвостками в мини-юбках.

- Ма, ну сколько раз говорить: не собираюсь я еще жениться-плодиться. Я еще не навоевался.

- Вер, послушай… а? Он, видите ли, не собирается. А я когда собственных внуков нянчить буду?

Никитин встал и демонстративно ушел к себе в комнату.

Полистав еще “Иудейскую войну” и покрутив приемник, чтобы найти какую-нибудь спокойную музыку, отключиться до самого раннего утра.

Вошла Ма:

- Игорь, пока тебя в Москве не было, тебе несколько раз Юля звонила.

- Ма, ты же знаешь, даже в школе я не был членом её кружка поклонников, - усмехнулся Никитин.

- Все равно. Позвонил бы ей. Сходили бы куда. Что дома сидеть в отпуске.

- У меня, Ма, не отпуск – командировка. И пора уже собираться домой.

- А здесь разве у тебя не дом?

- Отсюда меня давно уже выписали.

***

Титры: Фрарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

15 июня 1988 года

- Товарищ майор, старший лейтенант Никитин из командировки прибыл. Замечаний не имею.

- Ну, как там столица? Все нормально? Стоит Москва? - спросил Петрович.

- Как обычно, - пожал Никитин плечами, – Разрешите идти?

- Погоди, - комбат замялся, - присядь?

Комбат сам опустился на стул.

- Тут такая штука, Игорь… - Петрович вздохнул, - Я отправил на тебя аттестацию на ротного, но позвонили из бригады и сказали, что ты…

- Мордой не вышел? – вставил Никитин.

- Да не кипятись, – раздраженно отмахнулся комбат, – Мне начштаба сказал, что надо немного подождать, посмотреть, как ты справляешься, дать возможность проявить себя. Ну, там месячишко-другой. А пока походишь в «и.о.» Когда утвердят, всю разницу в должностном окладе тебе компенсируют, ты же знаешь порядок.

- Значит, до сих пор я никак себя не проявил? – со злостью осведомился Никитин.

- Да проявил ты себя, проявил! – взорвался Петрович, – Я тут глотку надорвал, доказывая, что проявил, достоин и все такое. А мне: да, знаем, но только в качестве взводного. А на роте ответственности больше и прочее…

- Товарищ майор! Ведь даже идиоту ясно: придерживают место для «варяга», а я буду, как дурак, до его прибытия это место «греть»!

- Не исключено, - снова вздохнул комбат, – Но мы так просто не сдадимся! Я еще с комбригом на эту тему не разговаривал.

- Вы думаете, он не в курсе? – Никитин иронически хмыкнул.

- Все равно разговор будет! Так что иди, принимай дела и командирствуй. Будет точная «наколка» на караван - пойдешь ее реализовывать ты. Как ротный. Вопросы есть?

- Есть, товарищ майор. Комиссия-то у нас была?

- Комиссия? - Петрович усмехнулся, – Не было никакой комиссии. Полковник Прохоров внезапно тяжко заболел, и его спецбортом отправили в Москву, вместе с помощником.

- Неужто, профессиональная болезнь? – «удивился» Никитин.

Офицеры засмеялись.

- Она! - подтвердил Петрович, - Косит любого проверяющего, почище триппера. Ладно, не злорадствуй. Кто судьбу знает? Может, сам когда-нибудь нас проверять приедешь. Так что береги печень смолоду.

………………………………………..

По пути в роту Никитин проходя мимо склада артвооружения, увидел, как бойцы из второй роты загружают в «броню» боекомплект. Руководил его получением и погрузкой лично капитан Кирпичников.

Он махнул Никитину рукой.

- Привет, Ник! Как долетел?

- Как видишь. Когда уходите?

- Сегодня, в ночь.

- Ни пуха!

- К черту!

……………………………

Никитин спортивных шароварах и в тельнике-безрукавке прибивал полочку в своей комнате на стенку модуля.

Прибил, подергал на прочность.

И поставил на неё бюст Александра Сергеевича Пушкина, который привез из Москвы. В свете афганского солнца сколы бронзовой краски и общая облупленность бюстика стала еще заметнее.

В комнату заглянул Петрович:

- Смотрю Никитин, ты тут жить собрался, никак? – он посмотрел на бюстик, потом на Никитина, с уважением.

- Так нет же другого дома у меня, товарищ майор. Из Москвы выписали и никуда не прописали.

- Ну, у меня к тебе две новости. Одна хорошая, другая плохая. С какой начать?

- Начните с хорошей?

- Шуру посмертно представили к «Красной Звезде», тебя и прапорщика Гуляева – к медали «За боевые заслуги». Ты не рад?