- Служим Советскому Союзу!

- Вольно! Старшина!

- Я, товарищ майор!

- Свои задачи знаете?

- Так точно!

- Выполняйте! Офицеры, ко мне!

Никитин с Шурой направились к комбату, вознамерившись, как положено, перейти на строевой шаг,

Петрович махнул рукой.

- Бросьте, не до того!

Только сейчас они оба заметили, что Петрович чем-то серьезно озабочен, и вся его бравость при встрече нашей группы – старательно исполняемая роль.

- Значит, так, соколики! – сказал комбат, отведя офицеров в сторону, – пока вы там героически копались в духовских потрохах, у нас здесь произошло серьезное Чэ-Пэ.

Сердце у офицеров противно екнуло, предвещая самое худшее, что могло произойти в подчиненном им подразделении.

- Не дрожите, - заметил их состояние Петрович, - не у вас. В первой роте, у Кирпичникова, он как раз сегодня возвращается. А тут подарочек к приезду, мать его…

- А что накосячили-то? – спросил Шура.

- Утопленник у него, вот что! А это значит – без вести пропавший… Чуешь чем пахнет?

***

Титры: Шихванд. Провинция Фарах. Афганистан

5 июня 1988 года.

Проснулся Кирпич наутро в койке, в пристройке боевского «ранчо».

Автоматически, по привычке, глянул на часы, было около девяти утра.

С трудом, оторвав голову от подушки, огляделся вокруг.

Форма аккуратно висит на спинке стула.

Ботинки стоят под койкой, выдвинутые, как он любил, ровно на одну треть.

Фуражка - на крючке у входа.

Пачка «Ростова», купленная еще в Союзе, лежит на тумбочке в пределах досягаемости, а зажигалка уложена сверху наискосок – именно так, как он привык делать.

- Итак… Резюме… Добрался сюда и лег спать сам, без посторонней помощи. Уже неплохо.

Состояние после вчерашней тяжелой алкогольной атлетики было, конечно, неважнецким, но, учитывая объемы употребленного вовнутрь организма жидкого углеводородного сырья, можно было ожидать и чего похуже. Некоторые после гораздо более щадящих количеств алкоголя поутру валяются, как дохлые медузы после шторма на морском берегу.

Кирпичников же довольно легко поднялся и осторожно повертел головой. Она конечно же, побаливала, но почти не кружилась, и еще его не тошнило и не раскачивало, а это означало, что вестибулярный аппарат «вестибулировал» исправно. Молодой и крепкий, да еще и сибирский, организм пережил вчерашнее тяжелое испытание на прочность. Помогло, конечно, и высокое качество дедова напитка, от чего-нибудь другого, выпитого в таком устрашающем количестве, можно было запросто окочуриться.

- Ты как там Боев?Не помер?

Он не одеваясь и, насколько мог, быстро отправился к «бочке», служившей боевской резиденцией.

………………………………………………

Боев был скорее жив, чем мертв, потому что храпел достаточно громко, чтобы перебудить все спящее в радиусе сотни метров.

Расимка, распластавшийся на койке у противоположной стенки, также беспробудно дрых, но молча.

- Это ж надо ж так нажраться, всего с одного стакана! - с укоризною пробормотал Кирпичников, глядя на Расима.

На столике стояла вчерашняя трехлитровая банка, в которой от боевского богатырского храпа вибрировали остатки (пальца на четыре) золотистой жидкости. Половинок абрикосов в ней уже не плавало – видать, вчера все переловили.

Не став будить товарищей по похмелью, Кирпич решил для начала, в оздоровительных целях, искупаться в бассейне. Вода за ночь остыла, сейчас в ней было не более 17-18 градусов. Это даже к лучшему, подумал Кирпич, погружаясь в приятно бодрящую купель. Плавать в ней было нельзя, размеры три на четыре не позволяли, но глубина в метр семьдесят пять его вполне устраивала. Коля с удовольствием полоскался, часто погружаясь в прохладную воду с головой и с удовлетворением чувствуя, как эта самая голова довольно быстро проясняется.

Придя в относительно нормальное состояние, Кирпичников вылез из бассейна, ополоснулся под душем. Потом умылся, почистил зубы, тщательно выбрился. Надев форму и оглядев свое отражение в зеркале, увиденным остался удовлетворен.

На него смотрел бравый вояка, гроза душманов, с ясным взором ястребиных очей, по которым никто ни в жизнь не смог бы догадаться о том, сколько их обладатель влил в себя накануне.

Кирпичников хмыкнул

- Да…поколбасили, пошумели немножко, навели шороху.

На дворе Кирпичников поймал дежурного бойца

- Эй, военный. Передай Боеву, что капитан Кирпичников отправился в расположение штаба дивизии по делам. По завершении оных еще загляну.

. Пройдя по центральной дорожке госпиталя и не встретив ни единой живой души, весьма довольный этим, Кирпичников свернул за угол, огибая модуль хирургического отделения, где нос к носу столкнулся с виновницей их вчерашнего грехопадения, ветреной сестрой-«козявкой» Наденькой.

Та, пискнув, как застигнутая котом врасплох мышь, попыталась, развернувшись, скрыться в недрах «хирургии».

Кирпич успел железной хваткой сцапать ее за локоть.

- Стой, коза мичуринская! – тряхнул он ее довольно грубо.

- Отпусти! Чего тебе нужно?

- Да ничего особенного. Чего ты бежать шарахнулась? И вчера где тебя носило?

- А твое какое дело? – пропыхтела Надежда, - Да отпусти же, больно!

- А дело такое, что по твоей милости человек сейчас помирает. Ты бы хоть навестила умирающего, а?

- Ага. Помирает. После литры выпитый! Знаем-знаем! Проходили! Мне уже рассказали, как вы тут вчера куролесили.

- Это, женщина, с горя. Исключительно с большого и безысходного горя и расстройства чувств-с! Поимейте же сердце, madame , навестите несчастного!

Наденька чуть смягчилась.

- Что, совсем плохой?

- Увы, madame !

- Много вчера выжрали?

- Увы! - грустно подтвердил Кирпич, – И ещё раз - увы!

- Дураки! Про вас весь госпиталь сегодня только и говорит!

- C’est bien dommage, madame, - вздохнул Кирпич. Французского он не знал, просто нахватался дежурных фраз и словечек из языка Мольера и Дюма от своего бывшего сослуживца, выпускника Военного института иностранных языков. Делал он это с единственной целью: произвести при случае впечатление на юных, неискушенных дев. Надо признать, иногда помогало.

На Надежду тоже произвел впечатление парижский прононс Кирпичникова, долго шлифовавшего его под руководством профессионального переводчика, но виду подавать не хотела: