- Понимаю, - он еще раз коснулся ее щеки губами.
- Нет, ты поклянись, что будешь беречь себяТАМ. Ради меня.
- Клянусь, - отозвался Кирпичников, плохо представляя, как это можно осуществить в реальности. Скорее всего, никак, но пусть она лучше об этом не знает.
- Тебе нужно поспать, - сказала Марина, неохотно отрываясь от него и выбираясь из-под одеяла. – Я люблю тебя, - она наклонилась над ним и поцеловала. – Спи, родной.
Девушка подняла с пола свой халатик и, набросив его на себя, неслышно исчезла, словно ее и не было.
***
Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
3 июня 1988 года.
Никитин с Шурой дымили в курилке «Явой», когда, поднимая тучи пыли, рядом со штабом резко тормознул командирский УАЗ.
Из него выбрался комбат,
За ним не Кузьмич, как ожидали офицеры, а его заместитель - майор Каримбетов, коренастый и кривоногий, с типично азиатской внешностью.
У Никитина аж скулы свело.
- Совсем плохо дело, если Кузьмичев зама прислал.
Петрович с Каримбетовым вышли из машины, и зашли в штаб.
Бросив окурки, офицеры встали и потопали к той же двери. Настроение у обоих было паршивым.
……………………………………………….
В кабинете комбата их несколько покоробил тот факт, что особист расположился за столом комбата, а сам Петрович пристроился на стуле у окна.
Каримбетов знал, что руки у нас ему давным-давно никто не подает, и, один раз оскандалившись публично, с рукопожатиями больше не лез, ограничиваясь кивком своей коротко стриженой головы. На плоской физиономии застыла дежурная улыбочка.
- Ну, здравствуйте, здравствуйте! Заходите!
Он распоряжается в чужом кабинете, как в собственном.
- Как самочувствие? Как там ваши родные в Москве, пишут? Вы ведь, кажется, оба москвичи? – «блеснул» майор своей осведомленностью.
Никитин бросил взгляд на комбата.
Тот отвернулся лицом к окну, делая вид, что его страшно интересует вид на соседний модуль. Мог бы и прийти на выручку. А так Никитину придется хамить самому. Он уже разинул рот…
Но ротный опередил его:
- Я полагаю, товарищ майор, нас пригласили сюда не для того, чтобы интересоваться нашим здоровьем и нашими родственниками. Давайте по делу, - сухо заметил Шура.
Каримбетов улыбнулся еще шире, обнажая желтые зубы.
- Какой ты нетерпеливый! Мы же на Востоке, дорогой! Ты должен знать, что у нас принято сначала поинтересоваться здоровьем собеседника, его родных, его баранов, верблюдов…
- Ишаков, - добавил Шура, криво улыбаясь.
- И ишаков, дорогой, - невозмутимо кивнул особист, – если есть ишаки.
Намек был слишком грубым, чтобы его пропустить мимо ушей. Упреждая нашу реакцию, Петрович пророкотал:
- Ты бы полегче, Касымыч, не нарывайся, не надо! И давай ближе к делу.
Каримбетов сделал обиженное лицо.
- А что я такого сказал? Верблюд, баран, ишак – все очень хорошие, полезные животные. У нас на Востоке…, - он снова было завел свою песню.
Но Петрович его перебил:
- Кончай, Касымыч, на тебя время от боевой подготовки отрываем!
Улыбка слиняла с физиономии особиста
- Хорошо… - с угрозой в голосе проговорил он, - Сейчас по одному – пауза, - расскажете мне обо всем. Начнем, - пауза, - по старшинству. Товарищ старший лейтенант! – это адресовалось Никитину, - Выйди…те, и подождите в коридоре, пока мы будем беседовать с товарищем капитаном.
Никитин взглянул на комбата.
Тот молча кивнул головой, и старлей направился к двери.
- Автомат сюда давай, - услышал спиной Никитин голос Петровича. Он пожал плечами, вернулся и отдал ему свой АКС. – И «разгрузку» сними, чего с ней таскаться?
Никитин с облегчением освободился от «лифчика» с запасными магазинами, гранатами и сигнальными ракетами. Остался только болтающийся на поясе «Стечкин».
- Ступай, покури. Далеко только не уходи, - сказал Петрович.
……………………………..
Никитин вышел в коридор, но в курилку не спешил, задержался под дверью, прижавшись ухом к косяку, пытался услышать, о чем говорят в кабинете. Пустое занятие! Стенки там были обшиты «вагонкой», с подкладкой из шинельного сукна, а дверь изнутри обита войлоком – специально для звукоизоляции, чтобы из коридора не было слышно, о чем разговаривают внутри.
Потоптавшись без толку, Никитин плюнул на это дело и, решив смотреть на все философически, отправился для начала в умывальник.
……………………………………….
Совершив омовение и отряхнув пыль афганских дорог со своей «песочки», глянул на себя в зеркало. На него смотрела загорелая явно не сочинским загаром, в меру наглая физиономия. Он остался ею доволен.
……………………………………
Следующая остановка - «Военторг». Народу там по причине рабочего времени не было никого, только за прилавком скучала продавщица Рита - худосочная особа неопределенного возраста, плоскогрудая и плоскозадая, напоминающая лицом и формами сильно пересушенную воблу. Даже при тотальном дефиците женского пола она совсем не была избалована мужским вниманием. Проще говоря, ее игнорировали. Но Ритуля, как всякая нормальная женщина, не переставала мечтать о простом женском счастье, если не на всю жизнь, то хотя бы на время. Поэтому напропалую кокетничала и строила авансы всем офицерам и прапорщикам без исключения. Выглядело это нелепо, и Никитину иногда бывало ее даже жалко, хотя в «утешители» я, естественно, не стремился. Вот и сейчас, завидев меня, Никитина приободрилась.
- Привет, Игорек! – она изобразила на лице непередаваемый восторг от встречи со мной. - С возвращением!
Никитин откровенно поморщился – он терпеть не мог уменьшительно-ласкательных суффиксов при именах, особенно в своем собственном. Вслух, однако, ничего такого не сказал,
- Привет. Мне пачку печенья и банку «Si-si». Два раза, - время было уже почти обеденное, Никитин с раннего утра, перед выездом от советников, ограничился лишь кружкой чаю. Подумав, взял такой же набор для Шуры, на обед он тоже вряд ли успеет.
Отсчитывая сдачу, Ритка погрустнела.
- Говорят, у вас двоих мальчиков убили…
- Всех нас когда-нибудь убьют, - мрачно буркнул Никитин и вышел из прохлады магазина под палящее солнце.
- Скоро технику обещают подвезти, - с последней надеждой пискнула ему в спину Ритка. – «Шарп», двухкассетники…
Никитин даже не обернулся.
……………………………………………………………
В курилке, под навесом из маскировочной сетки, было тоже жарко, но хотя бы не так припекало. Никитин распечатал пачку югославского печенья, напоминающего вкусом жеваную промокашку, и, дернув, словно чеку гранаты, вскрыл банку шипучки. Хрустя этим подобием еды и прихлебывая из банки, принялся ждать. Ожидание затянулось почти на час. Что-то долго они там беседуют. Все это нравилось мне все меньше и меньше.
Шура так и не появился, вместо него из дверей штаба высунулась мерзкая рожа Каримбетова.
- Зайди! – приказным тоном распорядился он.