Случаи обращения участились. Со все возраставшей силой оживала в сердцах людей могучая и восторженная вера прежних времен; они бросали работу и дела, уходили из увеселительных мест ради церкви. Подобное положение вещей вызвало большое волнение; во всех слоях общества только и говорили что о конце света, жадно ища на Небе и на земле предзнаменования страшной катастрофы, но не находили ничего; солнечные лучи заливали мир, все чудесно цвело и росло, и среди взволнованного общества стали слышаться раздраженные голоса, требовавшие изгнания «полоумных», неизвестно откуда появившихся и смущавших людей, пытавшихся восстановить прежний «обскурантизм» и глупые старые предрассудки; другие только смеялись, говоря, что когда царит свобода личности и мысли, нельзя запрещать людям быть глупыми, если им это приятно. Некоторое волнение, однако, стало проявляться в обсерваториях, между астрономами. Инструменты указывали, что около земного шара начинала формироваться широкая полоса легкого дыма, которая мало-помалу расширялась, образуя вокруг планеты точно газовую оболочку, невидимую для простого глаза, но препятствовавшую наблюдению звездного неба. Кроме того, стали замечать, что иногда в этом газе появлялись огненные блестки, которые двигались зигзагами, как молния, или свертывались спирально и исчезали в пространстве. Причины этих странных явлений оставались необъяснимыми, но сами явления замалчивались ввиду народного волнения, вызванного предсказаниями миссионеров о конце света.
В Московской обсерватории был один молодой астроном Калитин, уже прославившийся несколькими замечательными открытиями. На него указанные явления произвели особенно сильное впечатление, и под влиянием научного интереса он горячо принялся за усовершенствование одного изобретенного им инструмента, секрет коего еще не обнародован. Когда он применил наконец свой аппарат, соединявший в себе телескоп и микроскоп для исследования атмосферы, то вздрогнул от изумления и первый раз в жизни ощутил суеверный страх. Вся атмосфера представлялась легкой огненной сетью, дрожавшей и волновавшейся, точно от сильного ветра, а между широкими петлями этой странной сети витали точно черноватые облака, контуры которых, хотя и неясные, походили на фантастические фигуры демонов в том виде, как их изображали в старое время. И число этих волшебных существ, летавших по всем направлениям, было легион. Убедясь вполне, что он не грезит и что в невидимом пространстве, несомненно, совершалось нечто странное и зловещее, ученый долго думал и потом решил побывать у индусского принца, открыто предсказывавшего кончину мира. Если кто на свете мог знать истину, то именно он.
Дахир вернулся из города ночью и переодевался к ужину со своими друзьями, когда Небо объявил ему о прибытии ученого, имя которого, как человека с большими научными заслугами, было ему известно. Дахир приказал ввести его. Астроном был еще молодой, худощавый, среднего роста человек, с приятным серьезным лицом и широким лбом мыслителя. Для прозорливого ока мага достаточно было только взглянуть, и он понял, что гость его был добросовестным ученым, гораздо менее развращенным, чем его современники, и действительно посвятивший науке свои силы и жизнь. Только работе его недоставало живой искры – веры.
– Чем могу служить вам, сударь? – спросил Дахир, указывая посетителю кресло.
– Принц, я пришел просить вас ответить мне на один важный вопрос и извиняюсь за свою смелость, но… – он остановился на минуту, – на улицах происходят странные вещи, и, по-видимому, также и на небе. Говорят, вы посвящены в высшую магию и открыто провозглашаете близкий конец света. Итак, я прошу вас откровенно сказать мне, действительно ли мы накануне катастрофы? Конец света предсказан очень давно, но точный срок никто не ведает. Если вы знаете больше, скажите мне. Если катастрофа предстоит частичная, может быть, есть средство предупредить ее, можно спастись? Была бы, действительно, неприятна необходимость бросить свои занятия на самых интересных изысканиях. Но мне пришло в голову соображение, не затронул ли этот безумный Шелом какую-нибудь еще неизвестную силу, что может вызвать воспламенение атмосферных газов и поведет к неминуемой катастрофе? Эта таинственная личность называет себя сыном сатаны, но этому я не верю. Мое убеждение таково, что существуют законы, с которыми следует обращаться осторожно, а Шелом, как тщеславный недоучка, нарушил, может быть, их равновесие.
Дахир испытующим взглядом пристально посмотрел на умное лицо молодого ученого, а потом ответил серьезно:
– Вы правы, профессор. Явления, наблюдавшиеся всеми как газовая оболочка, огненные блестки и легионы темных существ, все это – предвестники конечной, а не частичной катастрофы.
Мы накануне конца света, и это – бесповоротно, ввиду настоящего состояния космических сил. Глубоко жаль, конечно, что планета, которая могла бы и должна была бы существовать еще долго, служа школой для совершенствования бесчисленного ряда поколений, так ужасно погибнет вследствие неслыханных злоупотреблений, но… нечего делать. Ученый побледнел.
– Принц, это серьезно и неизбежно, говорите вы, а сами остаетесь так спокойны!
– А почему же мне не быть спокойным? Мы очень давно приготовились к этому великому часу. А вот человечество в своем гордом ослеплении действительно пляшет танец смерти на краю бездны, не слушая голоса пророков и даже предупреждений природы. Да и вы, ученые, столь гордые своим посредственным знанием, не смели ни предвидеть катастрофу, ни даже понять, что вы – просто атомы, в сравнении с великими двигателями Вселенной, и что в равновесии мира крупицы добра необходимы как противовес злу. Равновесие это было нарушено, а разнузданные разрушительные стихии обрушатся на земной шар и уничтожат его.
Как будто охваченный головокружением, астроном машинально ухватился за ручку кресла; но слабость эта длилась не более секунды, и он спокойно поднялся.
– У меня создалось твердое убеждение, и я читаю в ваших глазах, что вы и другие гималайские отшельники не погибнете; вы приготовили себе средство спасения, так спасите же и меня. Я – человек добродушный и могу еще быть полезен!
– Вы думаете, что это так легко? – с улыбкой спросил Дахир. – Там, где будем мы, нам нужны смиренные и верующие.
– Истинный ученый всегда готов отказаться от своих заблуждений, если сознает их. Скажите мне условия спасения, докажите, что у меня, кроме материи, есть бессмертная душа, убедите меня, что я просто наивный школьник на лестнице знания, и я покорно отрекусь от своих заблуждений и преклонюсь перед высшей наукой.
– Вы хотите знать, имеете ли вы душу? Иначе говоря, существуют ли духи? Кем же вы считаете темные существа, которых вызываете в своих сатанинских храмах?
– Я не сатанист, а безразличный. Что же касается существ, о которых вы говорите, я считаю их оживленными мыслями вызывателей, так как различные опыты доказали мне, что мысль человеческая создает живые образы. Например, поэт – героев своей поэмы или художник – фигуры своей картины оживляют силой сосредоточения своей мысли и дают им хотя и действительную, но временную жизнь. Совершенно естественно, что вызыватели демонов создают демонов; а так как масса человеческих мыслей неисчислима, то пространство наполнено разнообразными личностями, которые мы можем видеть и вызывать, но не можем проверить их временное существование.
– Я дам вам желаемое доказательство, – сказал Дахир, вставая и кладя руку на плечо гостя. – В великие дни, когда начинается агония мира, честный и смелый ум имеет право быть убежденным в истине. Идите за мною в мою лабораторию.
У открытого окна помещался большой, незнакомый ученому аппарат. Дахир поставил гостя перед аппаратом, велел ему приблизить глаза к круглому отверстию, закрытому пластинкой, потом покрыл ему голову темным сукном и привел в действие различные пружины, нажимая на электрические кнопки. Через несколько минут под шевелившимся сукном раздался сдавленный крик.
– Не шевелитесь! – повелительно сказал Дахир. Через четверть часа из-под покрывала показалась голова профессора; он был мертвенно бледен и прислонился к стене, чтобы не упасть.
