Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мы можем отправиться и днем, потому что клиенты Шаманова не всегда могут дожидаться ночи для «переезда»; а он так дорого платит своим ассистентам, что они соглашаются жертвовать науке несколько часов дня.

После полудня того же дня воздушный экипаж Супрамати остановился около обширного дворца с садом. Посетителей провели в роскошно обставленную приемную, куда вскоре вышел профессор приветствовать индусского принца, желавшего посетить его заведение.

Шаманов был человек средних лет, широкоплечий, крепкий, с большой головой и широким лбом мыслителя, но взгляд глубоко ввалившихся глаз был холоден, жесток и лукав; от него веяло гордостью и самодовольством.

Он низко поклонился Супрамати и рассыпался в уверениях удовольствия видеть его у себя.

– Я рад, принц, что имею возможность теперь же показать вам один из аватаров, который вас интересует. Клиент уже совершенно подготовлен, и я тотчас приступлю к операции.

Нивара остался в приемной, а Супрамати последовал за профессором. Операционная оказалась обширной залой с разнообразными инструментами; посредине стояли два длинных стола и на одном из них лежал предмет, закрытый белым полотном.

Попросив Супрамати остаться и наблюдать из-за занавеси, чтобы не смутить больного, профессор подошел к стоявшему у пустого стола креслу. В нем сидел человек в полотняном халате, и Супрамати подумал, что еще в жизни не видал столь отвратительного существа.

Это был, несомненно, умирающий, и притом старик, которому наука сохранила облик молодого; но приближавшаяся смерть попортила эту фиктивную внешность и создала нечто ужасное. Черные густые волосы местами выпали клочьями и образовали проплешины, а щеки ввалились и приобрели землистый оттенок.

Когда подошел Шаманов, старая гадина с усилием выпрямился и тревожно спросил, хватая руку ученого:

– Дорогой профессор, вы приступите к операции, не правда ли? Уверены ли вы, что она удастся?

– Без сомнения, герцог; мы же делаем их так много, и все удаются.

– И вы выбрали мне здоровое, крепкое тело? Вы знаете, деньги для меня ничего не значат, только дайте мне, что у вас есть лучшего.

– Судите сами о достоинствах вашей «новой квартиры», – сказал профессор, откидывая покрывало со второго стола.

Там лежало тело мальчика 12-13 лет; он казался здоровым и крепким; только чрезвычайная бледность, закрытые глаза и полное отсутствие выражения на неподвижном, как маска, лице производили странное и тяжелое впечатление.

– Вы видите, – продолжал Шаманов. – Это прекрасно удавшееся тело без недостатков, сильное и могучее, как молодой дуб. Года через четыре, необходимых для ассимиляции и развития организма, вы опять будете наслаждаться долгой счастливой жизнью. Не бойтесь, уважаемый герцог, и смело выпейте это; пора начинать. Когда вы проснетесь, все ваши настоящие боли пропадут, все будет ново, и машина начнет действовать совсем разумно.

Он взял чашу, поданную одним из ассистентов, и дал умирающему, который с жадностью осушил ее.

Через несколько минут он, казалось, крепко уснул.

– Теперь за дело, – сказал профессор, знаком подзывая Супрамати.

С помощью своих адъюнктов он раздел клиента и положил его на операционный хрустальный стол.

Нагое тело, совершенно походившее на труп, было прикрыто стеклянным колпаком с несколькими трубками, которые соединили с одним из аппаратов и привели его в действие. Стеклянный ящик обильно наполнился паром, который совершенно скрыл тело.

– Это особый пар, и назначение его открывать поры, чтобы облегчить выход эфирного тела, – объяснил профессор.

Через двадцать минут такой паровой ванны стеклянный колпак сняли и наложили широкую стеклянную дугообразную трубу, один конец которой вставили в рот умирающему, а другой – в рот мальчика. На тело старика поставили несколько маленьких электрических аппаратов, которые с треском вертелись и хлопали наподобие птичьих крыльев; маленькие же аппараты соединены были с большим, который шумно работал, точно паровая машина. Затем оба тела накрыли стеклянной крышкой.

Все это продолжалось немного более четверти часа, как вдруг раздался треск, тело старика скорчилось, а изо рта его вылетела облачная синеватая фосфоресцирующая масса, казавшаяся студенистой и будто освещенной изнутри чем-то горевшим, как пламя свечи. Парообразная беловатая масса совершенно наполнила трубу, и когда затем прошла в рот мальчика, трубу быстро отняли. Теперь тело старика стало зеленоватого цвета, а рот так и остался разинутым. Это был, несомненно, труп; его закрыли простыней и вынесли.

Руководивший операцией профессор наклонился над мальчиком, тело которого дрожало и дергалось, точно под действием гальванического тока.

– Полагаю, что операция отлично удалась! – сказал он, довольный собой.

– Видите, принц, – прибавил он, обращаясь к Супрамати, – как это просто, и как глупы были наши бедные предки, которые, чтобы облегчить или спасти себе жизнь, глотали ужаснейшие снадобья, а не то подвергались страшным хирургическим операциям и ложились под нож. Тогда как не удобнее ли взять новое тело? Это все та же история с яйцом Христофора Колумба.

– Предки наши не имели счастья иметь столь великого ученого, как вы, профессор, сделавший такое изумительное открытие.

– Благодарю, принц, но не могу приписать исключительно себе честь этого открытия; мне удалось только окончательно применить на практике труды многих поколений ученых.

– А много такого рода аватаров делается?

– Относительно много; у меня есть ученики, практикующие в большинстве крупных городов; но ведь операция стоит дорого, и только очень богатые люди позволяют ее себе.

– А когда ваш клиент придет в себя? – спросил Супрамати.

– Обычно их оставляют в забытьи на три или четыре часа, смотря по обстоятельствам; но я посмотрю, нельзя ли будет, для вашего удовольствия, заставить его теперь же произнести несколько слов.

Он осторожно достал из-под мышки мальчика термометр и исследовал сердце.

– Температура нормальная, и сердце работает правильно, значит, можно рискнуть, – сказал профессор, откупоривая маленький флакон и поднося его к носу спавшего.

Тот вздрогнул и через мгновение открыл глаза.

– Ну-с, герцог, как вы себя чувствуете? – спросил профессор улыбаясь.

– Хорошо, но как-то неловко, – ответил слабый голос; затем глаза опять закрылись.

– Он пробудет шесть недель в моем заведении, чтобы я мог лично наблюдать за полной ассимиляцией и безусловным покоем, а потом вернется домой.

Не подозревая, что имеет дело с ученым, профессор дал Супрамати целый ряд объяснений.

– Если желаете, принц, – прибавил он, – я покажу вам последнее слово науки, нашу лабораторию воссоздания человеческих существ. Вы увидите, что мы не только восторжествовали над смертью, но можем дать и жизнь; словом, мы располагаем всем тем, что по своему грубому невежеству предки наши приписывали могуществу некоего Бога – Творца, Владыки вселенной. Хо-хо-хо! Мы не нуждаемся более в этом Боге, ни чтобы умирать, ни чтобы жить, и не налагаем притом на женщин таких ужасных страданий.

Супрамати поблагодарил его, уверив, что очень интересуется такими изумительными открытиями, а польщенный профессор повел его в другую часть огромного заведения.

Они вошли в обширную круглую залу без окон, погруженную в слабый голубоватый сумрак. Длинными рядами, с узкими между ними проходами, тянулись столы с продолговатыми ящиками на каждом, закрытыми покрывалами из материи разных цветов и соединенными проводами и трубками с большими электрическими аппаратами, расположенными в двух концах залы.

– Левые ряды будут вам менее интересны, преемники эти заключают в себе одни эмбрионы в первом периоде брожения и образования. Видите, мы достигли возможности воссоздать тело человека благодаря химической амальгаме мужского и женского начала. Это только заря, конечно, а последнее слово будет сказано, когда мы достигнем извлечения из атмосферы жизненной «разумной субстанции». Но я убежден, что это будет.

30
{"b":"91153","o":1}