Такие слёзы невозможно остановить: горькие слёзы жалости к отцу, к себе и своей судьбе, которая привела её сюда. Второй этаж из пяти, типовая дверь, серые обои. Яна завернулась посильнее в плед, а слёзы капали прямиком на обивку дивана. Хозяйский, тут стоял, ждал её, серо-зелёный, жёсткий.

 Сразу после расставания свою жизнь приходится восстанавливать по осколкам, часть из которых разбита в мелкую крошку, а часть просто потеряна. Но для Яны самым важным было ответить для себя на вопросы, которые жгли её душу: «любил ли её Коля? И если любил, то когда перестал?».

Проснувшись спустя несколько часов, девушка не сразу поняла, где она. Яна немного полежала на диване, безэмоционально глядя перед собой, но потом собралась с силами и встала. Она прошлась по комнате вдоль стен, пробегая пальцами по горизонтальным поверхностям, силясь поставить точку на месте разъедающих вопросов. Когда-то с Николаем её познакомили родители на небольшом дружеском мероприятии. Он сын их давнишних, ещё институтских приятелей, которые уехали работать в город в области и редко оттуда выбирались. Коля немного старше и вдвое больше Яны, симпатичный русый парень, немного грузный и с легко краснеющими щеками. Он сразу потряс девушку уверенностью, с которой держался среди взрослых. В свои тогда восемнадцать лет она чувствовала себя скорее только будущей взрослой. Коля же жал руки, шутил, сам наливал себе коньяк и называл всех на «ты». Яна смотрела на него с любопытством, с которым смотрят на мальчишку, который вздумал ходить на руках перед завучем, и ни о чём романтичном не думала, хотя окружающие и начали многозначительно переглядываться.

Через пару дней после мероприятия мама позвала её к трубке городского телефона. Коля пригласил её на свидание. Яна посмотрела тогда на маму, которая решительно кивнула, и ответила неуверенным согласием.

За этим последовала обычная череда свиданий. Яна тогда никак не могла понять, нравится ли её этот парень с животом и квадратными плечами или нет. Он был драматически не похож на певцов и героев сериалов, которые ей нравились, но эта была жизнь, так ведь, наверное, всегда и бывает.

Постепенно они стали парой. Девушка робела и была благодарно ему, что он не торопил её. Яну удивляло, как другой человек, тёплый и становящийся всё ближе, может быть так иначе устроен. Коля ел огромные порции еды, был всегда обжигающе горячим, храпел раскатисто и был в такие моменты тяжёлым, как КамАЗ. Перевернуть его было ей не под силу, но она и не старалась. А вот кухня была по-настоящему её местом битвы. Пироги, десятилитровые кастрюли борща, тяжеленные куски запечённого мяса: всё это нужно было готовить исправно и в срок, а иначе у парня портилось настроение.

Девушка старалась ответить для себя на вопрос: «обижал ли он её?». Отвечала, но потом начинала сомневаться в верности ответа и начинала обдумывать вопрос снова.

С одной стороны, Коля с его громкостью мог защитить её от кого угодно, что и демонстрировал несколько раз. С другой – эта громкость часто обращалась против неё. Когда Яна рассказывала об этом маме, та всегда отвечала: «Ну просто он такой, трубный».

«Трубный, трудный…» – думала девушка и шагала пальцами как двумя ножками по столешнице.

Парень ругался на неё. Ни разу не тронул и пальцем, но очень ругал за проступки, даже самые не слишком серьёзные, вроде пересоленного супа или мятой рубашки. Его крупное тело порождало исключительно громкий, страшный звук, и Яна замирала с опущенной головой в такие моменты. В её семье никто никогда не кричал, так что громкий голос оказывал на неё самый сокрушительный эффект. Про себя она думала, что большим людям положено громко говорить и их лёгкие – это колыбель бурь.

Спустя примерно полгода свиданий Яна переехала к Коле, про себя решив, что станет примернейшей из хозяек. Они делили быт два долгих года, за которые девушка узнала о парне только повседневные вещи. Сколько класть сахара в чай, какой толщины блины и какое постельное бельё. Куда он ходил, чем занимался на работе и после неё, когда задерживался, – ей спрашивать было нельзя.

 Яна села на пол, прислонившись спиной к стене.

 Может Коля и любил её, но только пока ему было это удобно и приятно. И это не значит, что за эти два года совместной жизни она стала меньше для него стараться, нет. Но, видно, время прошло, и он просто устал от неё.

Девушка не могла не заметить, что Коля стал всё меньше времени проводить дома. Он задерживался допоздна, часто уезжал к друзьям с ночёвкой и стал ещё придирчивее в еде. Яна не задавала вопросов и в его отсутствие ходила тайком на танцы, которые парень не одобрял. Не запрещал совсем, но отказывался туда её возить.

Эта небольшая отдушина грела сердце девушки, позволяла не грустить в одиночестве по вечерам. Кружась под зажигательную испанскую музыку, она думала о том, что Коля когда-нибудь оценит её неконфликтность, покладистость и терпеливость.

Но не случилось. И теперь она одна. Вместе с грудой своих вопросов, надежд и сожалений.

 Квартирка была аккуратная, безлико-чистенькая. Особенно обживаться здесь пока не хотелось, зато постоянно хотелось спать. Приходя после работы домой, Яна просто залезала под плед, не принимая душ и не готовя еду, и засыпала. Ей будто нужно было отделить рабочее время, во время которого она была прежней улыбчивой секретаршей в крохотной компании, от времени, когда не нужно притворяться. Просыпаясь через час или два, она ощущала, как неподходящая для сна одежда врезается в тело. Избавлялась от неё и шла принимать душ. Потом ела салат, хлеб и варенье с чаем, после чего залезала в кровать с книгой.

Девушка начинала читать в эти недели разные книги: библиотека находилась всего в двух домах от её хрущёвки. Книги она набирала без особенной идеи, просто снимая привлёкшие её томики с полок с классикой. Проблемы начинались, когда она дочитывала до каких-то моментов в историях, которые как-то перекликались с её жизнью. Стоило появится крупному громкому гусару, он начинал ассоциироваться с Колей, юные робкие девушки сразу же становились ею, а несущие разлуку обстоятельства – их расставанием.

Закрыв несколько книг в самом начале, Яна начала выбирать тщательнее, и спустя какое-то время поняла, что ей нужно. Те размеренные и ненавистные школьникам описания природы, проза наблюдений. Она тогда скучала так же, как и все, находя тексты затянутыми и бессобытийными, и только теперь поняла, зачем они нужны. Пластыри души, милосердие для сознания. Застреваешь в них, погружаясь в подслащённое тихое спокойствие. Это всепрощающая искусственная кома для тяжело больных и разбитых людей. Все эти истории про деревья, рыб и ежей нужны, когда ты хочешь выздороветь, хочешь дождаться момента, когда сердце зарубцуется.

Девушка ждала выздоровления, и сама себе назначив строгий распорядок. Работа, сон, книги, танцы, посещение родителей. Ей не хотелось ничего лишнего, даже встреч с немногочисленными подругами, которые сначала жаждали подробностей расставания, но потом отстали.

Этот режим был расширенной версией лечебных столов, но касался всей жизни. Она запрещала себе фильмы, в которых был хотя бы намёк на романтику. Запрещала плакать и, когда хотелось, начинала делать уборку или растяжку. Получалось почти всегда, но всё же случалось ронять слёзы в ведро с водой или на ковёр.

Мама Яны чувствовала за собой небольшую вину из-за состояния дочери, и теперь она старалась убедить её, что всё к лучшему, и Коля с самого начала был каким-то не таким, не родным, что ли. Этим она вызывала у девушки раздражение. Раз мама что-то там знала, что же не сказала ей раньше? Папа только вздыхал в усы и ободряюще сжимал ей руку.

Постепенно стол номер шестнадцать начал работать. Всё реже подкатывали слёзы. Первой вернулась музыка, снова начав приносить радость.