– «Стараюсь!» – передразнила мать. – А надо самому видеть! А ты шляешься до ночи где попало, тебе до дома и дела нет! Мне тогда тоже ни до чего дела нет. Да иди ты к чёрту! – вдруг вырвалось у матери от всей переполнявшей её отчётной злости.

Тоха отпрянул, как от пощёчины. Так, в испачканной одежде, и вышел в сени. Через дверь он слышал, как мать зарыдала в истерике. Что-то грохнуло – видимо, она пнула в сердцах стул – и ещё раз – похоже было, что она ножками стола со всей силы вдарила об пол и смачно выругалась. Потом всё утихло.

Тоха стоял в темноте сеней, прислушиваясь. «Лишь бы стёкла не побила, – подумал он. – Да нет, не должна, хоть какой-то разум же в ней остался». Но идти успокаивать мать ему совсем не хотелось: страшновато. Да и чем он ей поможет? Отчёты за неё сделает? Он вздохнул, тихонько вышел во двор, осмотрелся: что бы сделать хорошего, чтоб мать порадовать? Взгляд упал на старый, уже короткий веник. Тоха подмёл застеленную досками часть двора, разобрал заваленный всяким барахлом угол, потом взял отцовский ящик с инструментами, приладил пару отошедших от стены досок. Посмотрел вокруг удовлетворённо, наконец решил: «Ну что ж, пора!» – и, прихватив с собой инструменты, направился к Саввихе.

После ссоры с матерью ему уже было как-то всё равно, что про него подумают в селе. Хуже матери про него всё равно никто не думает. Поэтому пошёл он теперь прямо по улице, не скрываясь.

Свет горел. Тоха постучал. Саввиха выглянула, узнала Тоху, пошла открывать.

– Здравствуйте, – сказал Тоха. – Я это… вот… – и он выставил перед собой ящик с инструментами.

– А-а, – протянула Саввиха, – ну заходи, заходи.

Она проводила Тоху в дом, усадила за стол.

– Счас, хотя бы чаем тебя напою. – И Саввиха пошла на кухню ставить чайник.

Тоха сел на стул, поставил ящик с инструментами рядом, у ног, и принялся разглядывать избу. В первый раз он был поражён количеством трав в её доме, а теперь мог заметить гораздо больше. Крупные красные и жёлтые цветы на клеёнке, жёлто-бежевые обои, довольно выцветшие. А на полочке в углу Тоха увидел небольшую икону – в первый раз он её не заметил. Потом Тоха задержался взглядом на портрете молодого мужчины в военной форме.

– Кто это? – спросил Тоха, указывая на портрет, когда Саввиха вышла из кухни с двумя чашками, от которых шёл пар.

– Это мой сын. Вишь, в Афгане-то не погиб, а вот после… Война повредила ему голову, видать, насмотрелся там всякого, пить начал. Как твой отец, только от другого. А потом в пьяной драке в городе его и порезали. Он не мог себя сдерживать, вот и ввязался во что-то, уж не скажешь, кто первый начал. Может, и сам полез.

Тоха посмотрел на портрет: молодой человек на фото задорно улыбался. «Наверное, специально для матери фотографировался», – подумалось Тохе. Его отец тоже был красивым в молодости: карие глаза, светлые волосы на макушке, которые к вискам и затылку переходили в тёмные. Всё это досталось Тохе по наследству.

– А отчего, вы думаете, мой отец запил? – спросил Тоха.

– Ну, мы с тобой ещё столько чая не выпили, чтоб я тебе рассказала, – сказала Саввиха. – Тут ведь много всякого враз сошлось. Как-нить потом поговорим об этом, рано тебе ещё…

Тоха насупился было («Ничё себе рано, я уже почти взрослый!»), но вспомнил, зачем пришёл. Ему хотелось закончить поскорее со всякими ремонтами и перейти к главному.

Тоха пил чай – а он у Саввихи был особенный, травяной, магазинные она, видимо, никогда не покупала. В чашке плавала разбухшая ягода шиповника и пара каких-то листиков. Допил, поблагодарил, поднялся.

– Баба Саввиха, давайте показывайте, что тут у вас надо сделать.

– Да у меня тоже кой-какой инструмент есть, если надо что – бери во дворе, – сказала она и повела Тоху из избы.

Тоха вкрутил лампочку в коридоре, прибил несколько штакетин к забору – крепко, чтоб навсегда, нарубил колышков для помидоров из старых досок, натаскал торф в теплицу из кучи в дальнем углу небольшого картофельного поля.

– А, да, Антон, ещё бы надо замок повесить на овине. – Саввиха махнула рукой в сторону старой постройки на пустыре через дорогу. – Такой, знаешь, покрепче замок. Кто-то ходить туда повадился, а я там травы сушу, непорядок, как бы не испортили.

– Баба Саввиха, простите меня, это я туда пару раз недавно заходил, – признался Тоха. – Но я ничего плохого там не делал.

– А, так это был ты? – Саввиха задумалась, потом махнула рукой. – Ну ладно, коли ты, не беда. Ты можешь ходить. Только никому об этом не сказывай и никого не приводи. А то знаю я вас, молодых…

– Не буду! Обещаю, – твёрдо сказал Тоха.

– Ну всё, на сегодня шабаш. Теперь, если что, недели через две надо будет подсобить.

– Приду, – кивнул Тоха.

– Как живот-то твой? – спросила вдруг Саввиха.

– Да ничего, нормально, – ответил Тоха. Он-то и забыл уже совсем, что предыдущим поводом прийти сюда был якобы больной живот. – Больше не болит.

Саввиха хитро улыбнулась.

– А он вообще болел? Точно болел?

– Угу, – подтвердил Тоха, уже сомневаясь, а удалось ли ему тогда провести Саввиху.

– Ну-ну, ладно, болел так болел. Пошли, я тебя ужином покормлю, а там и расскажешь, что тебя привело ко мне.

Входя, Тоха чуть не стукнулся лбом о притолоку. Саввиха заставила Тоху вымыть руки с мылом.

Вскоре перед ним стояла тарелка ячневой каши, упревшей, разваренной, сверху в ямке каши лежало растопленное масло. Саввиха подвинула вазочку с малиновым вареньем ближе к Тохе.

– На вот, накладывай, если с вареньем любишь. Лесная, – похвалилась Саввиха.

Тоха малиновое варенье уважал. Мать варенья и соленья никогда не делала, но иногда приносила баночку-другую от коллег. И Федина мать их несколько раз угощала.

– А ведь лесная малина мельче, чем садовая? – спросил Тоха. – Наверное, труднее её собирать? – Он не знал, с чего бы начать разговор, чтобы подвести его куда надо.

Но тут Саввиха сама пришла ему на выручку.

– Мельче, но слаще, – сказала она. – У меня много баночек и с вареньем, и с грибами солёными да маринованными. Мне подсобляют, – вдруг сказала она, улыбнувшись.

– Кто? – спросил Тоха.

– Да кто… – проговорила Саввиха. – Известно кто. Вот выйдешь в лес – даже хоть и не очень далеко, мне уж не по возрасту далеко-то ходить – и скажешь:

А ещё вот так можно:

И для ягод специальные заклички есть.

– Ну ничего себе! – поразился Тоха. – И что, правда вы тут же, быстро находите ягод или грибов сколько нужно?

– Конечно, – подтвердила Саввиха. – И ни одного клеща на мне не бывает!

– А если вы, например, пойдёте сейчас, в середине мая, то наберёте?

– Ну нет, милок, головой-то тоже думать надо, – ответила Саввиха. – Может, и наберёшь, да только цену за это высокую заплатить придётся.

– Какую же цену? – спросил Тоха.

– А какую назначат.

– Баба Саввиха, – взмолился Тоха, – вы всё загадками да загадками говорите. А я ведь за этим и пришёл – уж очень мне хочется узнать побольше о том, что мы не видим, но оно существует.

– Да зачем тебе? – спросила Саввиха. – Меньше знаешь – крепче спишь.

Тоха задумался. Как объяснить зачем, если и самому не до конца понятно? Тоха решил зайти с другой стороны.

– Баба Саввиха, ну вот представьте, а если после вас никто этих заговоров знать не будет? Вам не жалко, если пропадут знания?