CHAPTER 8.
В 11 утра был сбор. На квест собралась почти вся школа, нас погрузили в автобусы и повезли в главное здание главной мечты каждого школьника – в министерство знаний. В его стенах всегда принимаются самые важные для нас решения, от меню школьной столовой до отмены выпускных экзаменов. Его шпили видны из любой точки Лондона, квартиры с лучшим видом стоят дороже, а квартиры в соседнем районе – гораздо дешевле, потому что вокруг территории министерства постоянно происходил какой-то хаос. Машины, вертолеты, автобусы, туристы, школьники – хаос самое удачное слово. Сегодня мы были частью этого процесса. Но не только мы, автобусы прибывали с каждой минутой, каждая из допущенных школ выставила своих сборников. В итоге, нас привели в величественное монументальное здание, в 30 этажей, со шпилями на крыше. Продержав несколько часов на регистрации, нас наконец-то запустили в актовый зал, где и должно было проходить собрание уезжающих. Около тысячи человек, учитывая многочисленных директоров всех школ республики-города, и их заместителей. Мне показалось, что где-то в толпе мелькнуло лицо Арчи. Но лишь на секунду, потому что постоянное броуновское движение не оставляло надежды что-то рассмотреть. А потом погас свет, и могучие прожекторы направили всю свою министерскую мощь на освещение просвещающих. На сцене было несколько столов, за которыми собрались самые важные люди, от министра до толпы его замов. Впрочем, за передними столами, которые были хорошо видны, и на которых стояли таблички с именами и должностями, было всего с десяток людей. Я сидел на 3 ряду, и мне прекрасно покорились буквы на табличках, также без труда я смог рассмотреть лица фронтменов. Сказать, что я был поражен – ничего не сказать. Я был просто ударен молнией удивления, прямо в сердце во рту. Нервы, нервы. Меня можно понять – зрелище было удивляюще-потрясающим. За столом сидел министр просвещения, Вильям, как гласила табличка. Что в этом удивительного? Ничего, конечно, ничего, если не считать небольшой детали малозначительного факта – у Вилли было лицо человека в шляпе, который кормил уток в парке у пруда с книгой в обложке с лицом Линкольна. Дальнейшие лица, которые мне удалось лицезреть, тоже не оставили меня равнодушным. Джейми сидел важно и прямо, поминутно улыбался и слал воздушные жесты одобрения в зал. Что он там забыл, казалось, было загадкой даже для него, но шанс был done, и потому наш новый директор делал все возможное, вкладывая каждое усилие, чтобы засветиться на публике. Его лицо было одновременно важным, старательным – и жалким. Важным, потому что он осознавал важность происходящего события, старательным – потому что он старался выглядеть как часть этого бомонда, жалким – потому что у него это катастрофически не получилась. Чего не скажешь о других 9 директорах избранных школ, которые гармонично вписывались в пейзаж. Наверное, сказывался опыт или обычное равнодушие к публике. Крайним к помосту с микрофоном сидел человек, который выглядел не просто равнодушным, а брезгливо-презирающим ситуацию, который явно терялся от вопроса – кого больше стоит ненавидеть – всех тех, кто своими молекулами, словами, выдыхаемым воздухом создал атмосферу этого зала, или себя – за то, что пришел в эту компанию. На этом человеке удивительно гармонично смотрелись красный костюм ярко-кровавого цвета, красная рубашка – и белый галстук. Белый как снег. Абсурдно белоснежный. Испепеляюще-яркий. Арчибальд, собственной персоной. Я не знал, что он там делал, но почему-то мне стало спокойней. Внезапно я выхватил его взгляд, и мне показалось, что он подмигнул мне. Возможно, лишь показалось. Наверно, я настолько нервничал, что любая соломинка в виде простого подмигивания знакомого мне человека вселяла в меня капли оптимизма. Я глубоко вздохнул. И встал. Не только я, весь зал. Причина проста – заиграл гимн Лондона. О, сколько копий было сломано об этот простой атрибут политического устройства. Брать вечные мелодии прославленных коллективов из Ливерпуля и Манчестера было не комильфо, а не менее легендарные катящиеся камни были слишком бунтарскими для гимна. Зато из Лондона.
Не готов сейчас напеть слова, но мелодия точно была торжественная, и там точно нет слов о безопасном хранении королевы, и есть что-то про Кромвеля. Не помню, что именно, но по стройности исполнения очень напоминает Нью-Йорк Синатры. Вы же помните это вечное «номер один, король горы» и так далее? Очень похоже. Славу Богу, что я не запомнил текст. Так проще – отстоял 2 минуты, проникся торжественностью момента – и сел на свое место. А поют пусть те, кому положено. Кстати, Джейми пел, а Арчи кривил губы – не знаю, что ему не нравилось больше – текст, музыка, или исполнение Джейми. Стоит признать, каждый ребенок, кому пришлось однажды услышать пение нашего новоиспеченного директора, мог с основанием сказать, что его неокрепшей психике нанесли травму. Я думаю, что учителя как-то могут справиться с этим, все же у них есть специальные термосы для снятия стресса, в то время как школьникам приходилось гораздо труднее. Нам было запрещено все, что не разрешено, а пение Джейми было разрешено – вот где несправедливость великая республиканского масштаба. Но в этот раз всех заглушал официальный голос гимна, миниатюрная школьница с кудряшками, красивым голосом и решительным взглядом. Такое ощущение, что ей обещали гражданство, если больше половины зала заплачут от патриотизма. Я бы заплакал, но строго за деньги.
И тут она закончила, и слово дали Арчи. Безумие, зачем ему слово? Кто там вообще за пультом?
–Дорогие друзья, буду краток. Являясь главным распорядителем Первого квеста, поздравляю вас всех с большим событием в жизни всего Лондона. Особенно тех, кто прослушал гимн. На министерском собрании было принято несколько архиважных решений. Коротко о главном – в квесте примут участие не все желающие, а только лучшие. Остальные поедут по своим школам грызть гранит и брильянтовые руды науки и ждать своего шанса. Всего допущено 15 команд по 2 человека, с наибольшим парным рейтингом. Списки приглашенных вы можете найти на сайте министерства знаний прямо сейчас. Надеюсь, что он выдержит вашу ДОС-атаку в этот момент.
Безумие. Не все? Только избранные? А как же? Ух, я даже не знал, о чем спросить себя в эту секунду. А как же что?
Слово взял министр Вилли.
–Дорогие ребята, вы все уже победители. Вы все большие молодцы. Но некоторые из вас, самые лучшие, самые активные, самые интеллектуальные и социально активные, набрали больше всего баллов. И эти 30 счастливчиков разыграют 2 путевки в Лондон, 2 паспорта с гордой надпись – Гражданин! К сожалению, вынужден признать, предыдущая система откровенно не справлялась с задачей подготовки достойных кадров, к тому же, возникла проблема с перенаселением. Все едут в Лондон, а он не резиновый, знаете ли. Так что на сегодня задача номер 1 – отбирать лучших, отдавать Лондону. Не справляетесь – старушка Англия ждет вас домой, юные сыны и дочери старого острова!
Откровенно говоря, слушали его вполуха, потому что все полезли смотреть списки. Я не полез. Попасть в топ 30 из тысячи человек – в это я не верил. Даже в Санту верилось больше. И вообще, как же это все надоело. Ботаешь, ботаешь – и потом не хватает полбалла. Кто-то списал, или удачно прочитал шевеление губ гения на соседней парте – и он впереди тебя. Как хороша была система 90 баллов – если ты их не набираешь, ты винишь только себя. Ты сам прокрастинировал, ходил на футбольные матчи, читал Ницше на уроках химии. Ты сам перестал просыпаться от будильника и засыпать под Gaudeamus Igitur. Винить некого, если ты написал на 89. Но если ты написал на 98, а твои конкуренты – на 99, ты уезжаешь в Англию с мерзким чувством, что тебя слили. Ты сделал все, что мог твой мозг, но этого недостаточно для республики, которая забудет о тебе на следующий день, когда на твое освободившееся место придут тысячи страждущих. А ты скажешь – здравствуй, мой Бирмингем, здравствуй, завод. И останешься на обочине истории с пультом от телевизора в руках, и дешевым цикорием во фляжке.
