Так что ему лишь нужно было зайти в электронный журнал, чтобы увидеть там отсутствие посещенных страниц домашних тестов. Действительно, мы все были носителями языка, но тонкости грамматики и лексики давались не каждому, а уж когда Арчи начинал давать задания на культуру, традиции и литературу – шансов решить было не очень много. Но было интересно. Лингвистические задачки тоже сводили с ума. Английский был моим профильным предметом, так что мне приходилось решать все сумасшедшие задания от Арчи.
К нему я и направил свои стопы. Он нашелся в своем кабинете, где он любовно поливал цветы в книжном шкафу. Оазис кислородного запаса был выставлен на полках с ценными экземплярами полезных знаний, впрочем, включая и бесполезные, но от того не менее обожаемые томики Шекспира и Уальда. В оригинальном издании, прекрасно сохранившиеся фолианты. Где Арчи взял эти редкие экземпляры – оставалось загадкой, на которую он не спешил давать ответы. Также на полке стояла общая фотография с Дэвидом Кристалом, где Арчи был совсем ребенком. Загадка, где они могли пересечься?
Он вообще любил загадки, которые он часто задавал нам на уроках. Я заметил интересную особенность – была, существовала зависимость и прямая корреляция между цветом его галстука и темой заданий. Будучи в красном, Арчи спрашивал про литературу, в зеленом – про грамматику, в фиолетовом – про политику королей, и так далее. Это похоже на бесполезное знание, но я даже вел учет его галстуков и их цветовой гаммы. Это иногда помогало на уроках. Например, если Арчи говорил, что будет контрольная и приходил в черном галстуке, я знал на 100% – в тесте будет абсолютное большинство вопросов, где все утверждения – неверные. А если в зеленом – верные. А вот его белый галстук – ох, в двух словах и не сказать. Его белый галстук заслуживает отдельного внимания, целой поэмы. Если кратко – когда Арчи в белом галстуке, значит, задание будет абсурдным, ответ нелогичным, и решить можно только если а) ты знаешь ответы заранее, б) ты не боишься выбирать самые нелогичные варианты, которые только можно представить.
–Oh, мон ами Джон, наследник демократии, которую мы получили благодаря Магна Карте, и благополучно преобразовали в магнитную карту, которой можно расплатиться за все, что угодно. Даже за паспорт и любовь сограждан. Рад видеть. Чем-то обязан, или просто приступ ностальгии?
–Арчибальд, я уезжаю завтра.
–Я в курсе. Могу посоветовать перечитать Бернса, возможно, старые друзья действительно лучше новых. Могу дать волынку, если надо.
–Спасибо, не надо. Пожелай мне удачи.
–Джон, тебе нужна не удача, а внимательность, и отсутствие дальтонизма, конечно. Следи за цветами, друг мой, и делай выводы. Шотландские озера прелестны, смотри, не утони в омуте их глаз и манящих холмов. Или холмиков.
Арчи был в своем репертуаре. Возможно, он на что-то намекает, но мне ни за что не догадаться, о чем речь, а прямо он все равно не скажет.
–Спасибо, учитель. Надеюсь, вы не разольете воду на Киплинга, и рука ваша будет тверда, как слог Байрона.
–Ценю твою заботу. До встречи, мон ами, не такой далекой, как ты думаешь.
Молвив последнюю фразу, Арчи вернулся к своим полкам с цветами и книгами, как будто меня не существовало в этой иллюзии. Я посмотрел на его небритое лицо, и мне стало грустно. Арчи брился примерно раз в 2 недели, и обычно его состояние зависело от настроения, как будто он проходил сквозь какой-то цикл. Свежо выбрит, слегка пьян поэзией Милтона – значит, начало цикла. Замкнут, сурово небрит, – вот вам декадентский Уальд и 66 сонет Шекспира. Тоска. Тлен. Сплин. Выхода нет. Я понимал, что шансов выиграть квест не так много, а что будет с проигравшими – не совсем ясно. Возможно, нам разрешат продолжить учиться в школе, а может быть – сразу наступит изгнание. Может быть, это наша последняя встреча.
–Кстати, пока ты не ушел, Джон. Что бы ни случилось, ты можешь верить Джорджине. Это так, дружеский совет. Да пребудет с тобой сила джедая и мудрость белого галстука.
Я не ослышался? Впрочем, это уже был мой внутренний диалог, потому что после этих слов Арчи сразу вышел из кабинета, наверное, во избежание расспросов. Что за бред насчет белого галстука и магистра Йоды? Почему я должен верить Джорджине вопреки обстоятельствам? И главное – что может и должно случиться?
На этой оптимистичной ноте я покинул класс. Возможно, навсегда. Сбор вещей не занял много времени. Накидав всякой ерунды в рюкзак и оставив его в своей комнате, я пошел прогуляться. Наша школа находилась в живописном месте, и небольшой парк прекрасно подходил для моей грусти. Иногда его называли Центральным парком, просто потому, что других не было. Я прошелся неспешным шагом, созерцая окрестности повлажневшим взглядом. Дойдя до небольшого пруда, вокруг которого находились лавочки и наглые утки, я уселся на деревянную скамью, на которой кто-то уже сидел. В широкополой шляпе, надежно скрывающей лицо. Я бы не стал тревожить незнакомца, но остальные лавки были оккупированы утками. Вальяжные птицы гуляли по территории парка с чувством собственной важности и превосходства над остальными живыми существами, а пруд считали элитным обеденным клубом, роль людей в котором примитивна и проста – принести еду. Отдать им должное, утки были всеядны, как будто понимая, что со студентов много не возьмешь. Человек в шляпе кормил птиц батоном, активно разбрасывая вокруг крошки, за которые тут же начиналась острая внутривидовая борьба.
–Чудесно, просто чудесно. Посмотри на эти схватки за еду, любезный юноша.
Любезным юношей я стал считаться сразу после того, как вежливо пробормотал приветствие этому незнакомцу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что мой со-скамеец был немолод, имел седые виски и горделивый вид. Впрочем, какой еще вид можно было ожидать от человека, который находился на территории школы и явно имел отношение к администрации школы? Почему я так решил? Все просто. На студента он не тянул по возрастным характеристикам, по ним же не мог быть преподавателем. Согласно неписаному правилу, в школе не работали пожилые учителя. Только молодежь. Считалось, что истинный преподаватель должен быть ближе к ученику, хотя бы по возрасту. Что забавно, обратные возрастные лимиты существовали и для администрации. Все руководство школы были сплошные седые старики, никакой золотой середины. Как это работало? Насколько я знал, по достижении 45 лет каждый преподаватель обязан был уйти из школы на пенсию. Ему разрешалось или вообще ничего не делать и быть на заслуженном отдыхе, или уйти в чиновники, в правящий аппарат. Обратно вернуться можно было только на руководящие должности, по достижении 60 лет. Большинство сегодняшних директоров школ и их ассистентов застали времена Майской Терезы, времена Брексита, когда все только зарождалось. Некоторые, особо дряхлые, утверждали, что даже голосовали за нее, но проверить это было невозможно. Теоретически, они могли это сделать, но как узнать, за какого кандидата они отдали свой голос?
–Посмотри на этих уток, посмотри, как они отважно дерутся за пищу. Ты, кажется, Джон. Что ж, скоро и тебя ожидает подобная судьба. Готов ловить мальцов во ржи? Готов к шотландским забегам, уже выучил пару песен Битлз на волынке?
–Сэр, не владею музыкальными инструментами. Но к борьбе готов.
Конечно, я был поражен, и ни сколько музыкальными или литературными вкусами деда, столько его знанием моего имени. Впрочем, он сам все тут же объяснил.
–Я имею отношение к этой школе, сынок. Дольше, чем ты здесь проучился. И список утвержденных участников квеста я знаю отлично. Ну а не знать тебя – кто же не знает Джона? Все знают. Борись, Джон, борись. Magna Carta уже подписана, но еще можно отказаться от своих слов, еще можно все изменить. Проклятые бароны, верно? Не переживай, я еще не спятил. Я верю в тебя. Вот, покорми птиц. Дающему до воздастся. Главное – правильная спутница жизни и квеста, а не уровень твоего шотландского.
Я взял из его рук пакет, где лежали крошки белого хлеба. Также в пакете тоскливо томилась книга, биография Абрахама Линкольна. С обложки на меня смотрел Эбби, с улыбкой, а в ухе у него была серьга. Очень необычная интерпретация истинного отца свободных людей of colour. Я поднял глаза, чтобы отыскать старика, и отдать ему книгу, но он пропал. Не ушел, а именно пропал. Просто сгинул. Как это было возможно – я не понимал. Куда он мог деться? Зачем он отдал мне пакет? Он не мог не понимать, что в нем лежит книга. Может быть, он хотел, чтобы эта книга попала ко мне в руки? Тогда кто он? Боже, сплошные интриги. Мне стало не по себе. Я решил проинспектировать пакет внимательнее. Ничего, кроме крошек. Обычные хлебные крошки. «Дающему да воздастся», – о чем это он? О крошках или книжке? Ох, как легко сломать ноги и голову в этом омуте. К хлебу уже проявляли законный интерес утки, и я воздал должное их наглости, отдав им еду. Пакет я выкинул, а книгу спрятал под куртку. Надо почитать на досуге, или в дороге.
