В уже знакомый прибалтийский город она приехала утром, никто ее не встречал. На привокзальной площади села в троллейбус и через двадцать минут сошла на остановке неподалеку от дома Марионаса. Подойдя к дому, вошла в прихожую, а затем в комнату и лицом к лицу столкнулась с миловидной женщиной лет шестидесяти. Она была невысокого роста, полноватая, с короткой «химией». Это была мать Марионаса, в первый свой приезд Галка совсем не разглядела ее. Они обнялись и расцеловались, мать сразу кинулась собирать на стол, но Галке снова было не до угощений. О Марионасе разговора не велось, словно он и не существовал. И все же, не выдержав, Галка спросила о нем. Мать тяжело вздохнула.

– Не бывает он дома практически, где пропадает, не докладывает нам с отцом. Телеграмму твою получил и, вот видишь, не встретил. Но ты не расстраивайся, заявится, ведь сегодня будем справлять Новый год и твой приезд.

– Он работает?

– Нет. Никак не может найти себе занятие по душе.

– Но у него, кажется, нет никакого образования, кроме среднего?

– Не желал он учиться. Женился рано, красивый. Потом армия, а теперь никак от нее, видимо, не отдохнет.

Галка слушала мать, и в душе ее рождались противоречивые чувства. Она понимала, что ему еще не поздно получить специальность по душе, и хотела при встрече поговорить с ним об этом, вот тогда он ничего не будет иметь против ее обучения. Мать угощала ее обедом и, что удивительно, подавала принятое в доме Галки первое и второе, но в обратном порядке, на первое – второе, а второе – первое. В комнату вошла девушка примерно одних лет с Галкой.

– А вот и моя маленькая Рута пришла, знакомьтесь, это сестра Марионаса. У меня ведь пятеро детей, все разлетелись от нас с отцом, вот только Рута да Марионас с нами.

Рута была совсем не похожа на брата, но вполне миловидна. Они познакомились.

«Вот тебе и сын генерала, ни братьев, ни сестер, дом – двухэтажный особняк», – удивлялась Галка. Она успела заметить, что жила семья бедно, в комнате стояла обшарпанная мебель, пахло сыростью, видимо, помещение плохо протапливалось. Дом был частный, и топливо экономили. Семья Марионаса в этом доме, как оказалось, занимала только его половину, в другой половине жили соседи.

Время шло, а Марионас не появлялся. Устав от ожидания, Галка предложила Руте прогуляться по городу. Та с удовольствием приняла приглашение, и обе вышли на улицу. Моросил мелкий дождик, снега практически не было, в витринах висела новогодняя мишура, на большой площади, через которую они с Рутой проходили, стояла большая красивая елка, сверкавшая разноцветными огнями даже днем.

Повсюду было много празднично веселых людей. Любуясь праздничным убранством, Галка слушала рассказы Руты о городе, его достопримечательностях, а сама глазами искала в людской толпе Марионаса, сердцем чувствуя, что он где-то неподалеку. Так и было: вскоре она увидела его в окружении девушек, тут же сказала об этом Руте. Та сначала не хотела подходить, но Галка настаивала, и они прибавили шагу. «Здравствуй, Марионас», – весело сказала Галка, разглядывая его спутниц и пытаясь отдышаться. Он заулыбался, привлек ее к себе, поцеловал: «С приездом, Галочка. Извини, не смог встретить. Уже собирался идти домой».

Распрощавшись с девицами, обняв Галку и Руту, он повел их в направлении дома. Здесь их встретила счастливая мать, накрытый праздничный стол и небольшая наряженная елка. Вскоре пришли гости, и все сели за стол встречать Новый год. Компания собралась веселая, все говорили только по-русски, поэтому Галка себя чувствовала очень комфортно рядом с ними и со своим любимым человеком, который ухаживал за ней, чуть ли не с вилки кормил и клялся в любви. Однако вскоре стало ясно, что Марионас перепил: он размахивал перед Галкиным лицом кухонным ножом, грозя зарезать вначале ее, а потом себя.

– Все равно из нашей любви ничего не выйдет. Замуж ты не хочешь идти за меня, зачем артистке простой рабочий. С работой у меня ничего не клеится. Все надоело, хочу умереть вместе с тобой.

«Ведь ты любишь меня?» – вопрошал он, обнимая ее одной рукой. Во второй руке был нож. Перепуганные гости и родственники отняли его, успокоили Марионаса и уложили спать в соседнюю комнату.

Вскоре и Галка, оставив гостей, присоединилась к нему, легла рядом на заботливо застеленную матерью постель. Сразу уснула, но вскоре он разбудил ее, желая любви. Она отстранилась и рассказала о его вчерашнем поведении. Марионас просил прощения, говорил, что ничего не помнит. И она простила. В течение всего дня они занимались любовью, выходя из комнаты только по нужде. Уже не требовалось искать со свечой на простыне пятна девственности, они снова были, и она вполне могла бы сойти за девственницу как минимум еще раз, если бы не приехала к нему. К вечеру все ее тело болело, особенно ноги, так как Марионас, пытаясь поразить ее воображение, демонстрировал чудеса постельной техники. Опыта в сексе у нее не было, и его постельную любовную науку она воспринимала как должное, отмечая про себя, что никакой радости и удовольствия не испытывает. На следующий день она уже не могла даже двигаться. Устав быть распростертой на постели как на станке, она хотела только одного: остаться одной и спать, спать. Мать периодически стучалась к ним в дверь и приносила еду. Зайдя в очередной раз в отсутствие Марионаса и увидев под одеялом безжизненно распростертое Галкино тело, услышав ее чуть живой голос, мать возмущенно воскликнула: «Да он тебя совсем заездил, на тебе лица нет. Вставай, оденься и приходи ко мне». Вошедший Марионас выпроводил мать за дверь, заговорил о необходимости регистрации их брака, о том, что они могут успеть сделать это за время каникул.

Но Галка уже не хотела выходить замуж ни за кого, при мысли о занятиях любовью ее охватывал ужас. Она предложила Марионасу поехать с ней, устроиться на работу, пойти учиться. Он ее вяло слушал и покидать свой город не желал.

– Что ж, тогда остается только одно – ждать окончания моей учебы, остался год с небольшим. Получу диплом и приеду к тебе. Пока регистрировать наш брак не будем, я хочу выглядеть настоящей невестой, в белом платье и фате, в белых туфлях. Сейчас у моих родителей нет возможности устроить нашу свадьбу надлежащим образом, но к лету они подготовятся, да и твои тоже. Время бежит быстро. А сейчас и ты должен устроиться на работу, чтобы были деньги.

Он согласился с её планами, одобрили их и его родители. Погостив почти две недели, Галка засобиралась в дорогу. Провожали её до остановки троллейбуса всем семейством, мать обнимала и целовала на прощанье, называя дочкой. Действительно, они очень сдружились.

«Учись, а летом сыграем свадьбу», – говорила она Галке. Марионас провожал до вокзала, говоря какие-то напутствия и клянясь в любви, и ей уже не хотелось уезжать от него. «Зря я не зарегистрировала наши отношения, вдруг он найдет другую», – черные мысли наползали одна на другую, терзая её, но изменить ничего уже было нельзя. Надо было ждать лета. С тем и распрощались, Галка увозила с собой тоску, которая была в его глазах, и всю дорогу горевала, но, вернувшись на занятия в студию, с головой окунулась в учёбу. Теперь она знала, что артисты – самые бедные люди на свете и, посвятив себя Мельпомене, богатой женщиной она не станет, но менять что-либо не хотела и мечтала только о настоящей роли в настоящем, не учебном, спектакле.

И это случилось. В одном из спектаклей о войне в массовке, как всегда, заняли студийцев, а ей поручили роль надзирательницы концлагеря, правда без слов. В немецкой военной форме; в пилотке со свастикой, в чёрных хромовых сапогах и с плеткой в руке, она выглядела настоящей арийкой. Она открывала действие, выбегая из-за кулис на освещённую сцену, видя перед собой только черноту зрительного зала, пробегала через шеренгу студийцев, изображавших изнурённых пленных, хлестала плеткой по их согнутым спинам и останавливалась на авансцене, видя нечёткие лица зрителей первых рядов и ощущая дыхание всего зала, замершего в ожидании дальнейшего действия. Через минуту сцену заполняли другие персонажи. Играть даже эту роль было большим счастьем.