– Лучше на ГЭС. Там еще есть транспорт и средства связи. Подадим сигнал и назовем координаты. Если кто-то нас услышит, у нас будет шанс, может и не большой, но все же, – сказал я Никите. – Поеду я, возьму кого-нибудь из парней. Я видел в автобусе две рации, одна пусть останется у вас, вторую мы возьмем, чтобы при случае мы могли убедиться, что все нормально.

– Или убедиться, что все как нельзя плохо, – добавила Ольга. – Если вы погибнете, у нас ничего не останется.

.....

Некоторое время еще было относительно светло. Мороз разрисовал окна, входная дверь промерзла почти полностью и чтобы не околеть, нужно было что-то делать. Парни помогли Полине натаскать дров и растопить печку, остальные взяли на себя ответственность по очереди подкладывать дрова. Дом остывал очень быстро, по полу тянуло холодом, и все, кто сидел на полу, перебрались в комнату Полины. Девушка не возражала, только попросила ей помочь перетащить в прихожую еще одно кресло, чтобы занять место рядом со мной.

Я долго думал о том, что собирался сделать и так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как провалился в сон. Во сне ко мне пришла Марина. В первый раз. Уже в первый день после ее смерти я знал, она не заставит себя долго ждать. Я сидел в кресле и смотрел в окно, пока не почувствовал легкое и холодное прикосновение. Я чувствовал сердцем, что это она, леденящий ужас сковывал моё тело, пока она не произнесла моё имя вслух. Такой голос я слышал давно, несколько лет назад, когда мы только поженились, она сладкоречиво приманивала меня к себе, и я никогда не мог ей отказать. Между нами разгорался настоящий огонь, такой, что дым шел до неба, мы думали, он никогда не погаснет, но не заметили, как и когда это случилось.

– Артем… Подумай о том, что ты делаешь. Что ты будешь делать, когда это случится? Поддашься панике, как тогда? Или теперь ты все осознал?

Я попытался закрыть уши, чтобы не слышать ее голос, но мои руки словно парализовало. Она обвиняла меня в своей смерти, ну конечно, почему я сразу не догадался, что она придет именно за этим. Я хотел выговориться, но не смог. Получилось только повернуть голову, чтобы посмотреть на нее. Она ждала этого, ее глаза, красные из-за лопнувших капилляров засветились, бледные губы с засохшей на них кровью растянулись в кривой улыбке.

– Правда, я теперь гораздо лучше? – спросила она и обнажила зубы. Из ее рта на белую блузку, в которой она была в день нашего отъезда, вытекла густая темно-красная, почти черная жидкость. Я вздрогнул и проснулся.

На нас надвигалась лавина, правда тогда у меня вряд ли бы повернулся язык назвать это именно лавиной. С горы сходит снег, много снега – все, что я представлял, услышав это далекое от моего понимания слово в сводке новостей по радио или телевизору. На самом же деле это катастрофа. Надвигающаяся смерть, шансы спастись от которой ничтожно малы, особенно если ты ничего не знаешь о том, как это сделать – мне было очень тяжело это осознавать. Грохот стоял такой, что закладывало уши, добавлял рев трансивера и крики нашей команды. Единственное, что я помнил из инструкции – спастись от лавины можно привязав себя к дереву, а если тебя накрыло – соорудить воздушную камеру из снега. Вся проблема была в том, что лавина надвигалась слишком быстро, времени на то, чтобы найти уступ, или хотя бы подумать об этом у нас не оставалось. Я запаниковал, как это обычно бывает в подобной ситуации, и даже убедительная речь руководителя и согласие всей команды следовать его инструкциям не произвели на меня никакого эффекта. Было решено дать лавине нас захлестнуть, и тем, у кого есть передатчики – подать сигнал бедствия. Я был категорически против, мой мозг кричал мне, что это не иначе, как самоубийство и, проигнорировав попытки жены убедить меня в обратном, я отцепился от группы. Склон был слишком крутым, чтобы стоять на нем без всякой помощи, меня понесло вниз. Мне удалось перевернуться на живот и зацепиться ледорубом за уступ, но это было все равно, что держаться за соломинку, я соскальзывал, бороздя ногами и крича от страха. Жалкие секунды решили мою проблему, я сорвался и пока летел два метра вниз, думал не о том, что падаю, а об инфаркте, который я скорее всего себе заработал. Я ушел в снег почти по пояс, зато лавина, которой я так боялся, обошла меня стороной. Она оказалась не такой масштабной и разрушительной, как я сперва подумал. Выбирался я из снега, вытягивая самого себя с помощью веревки, привязав ее к рядом стоящему дереву. Нашу группу завалило не сильно, и уже через полчаса они все выбрались и от души посмеялись надо мной, торчащим в снегу и ломающим дерево, пытаясь выбраться из снежного плена.

С женой я не разговаривал две недели.

Я дал себе время на то, чтобы подумать и вспомнил эту историю, случившуюся около четырех лет назад во время нашего с женой путешествия в Анды. Я принял опрометчивое решение, чтобы спастись, это едва не стоило мне жизни, но и не думая учиться на собственных ошибках, я собирался снова это сделать. Различия этих двух случаев только в том, что я больше не спасал только свою шкуру, и у меня было время на то, чтобы подумать. Безумные глаза призрака, явившегося во сне говорили мне – ты должен это сделать и, будучи скептиком, я ясно понимал – призрак и то, что он сказал – ничто иное, как плод моего подсознания. Я сам себе говорил, что нужно делать. И винил я тоже сам себя.

В связи с этим сон стал необходимостью, но только я проваливался во тьму, мой разум противился этому. Мозг подавал нервные импульсы в мышцы, заставляя их болезненно сжиматься, поэтому расслабиться у меня не получалось. Голос Марины блуждал где-то далеко и в то же время я четко слышал его. Он изменялся, сперва это был приятный мотив, песня, качающая меня на волнах, а потом он стал резким, прерывистым и мне казалось, что в голове у меня звучит старое радио. В те редкие минуты, когда я бодрствовал, вглядываясь слепыми глазами в темноту, он замолкал, и только мое тело теряло чувствительность, я слышал его снова. Это стало проблемой, я не мог разобрать, что он говорит, я вслушивался, но каждое слово скорее напоминало какой-то шифр, чем человеческую речь. Не выдержав этого, я заставил себя выбраться из сна. Какое-то время у меня не получалось, конечности не хотели двигаться, я пытался говорить, распахнуть тяжелые веки, я чувствовал собственные руки, покоившиеся на деревянных подлокотниках, пробовал сжать кулаки. В чувство меня привело стойкое ощущение нехватки воздуха, я дернулся и открыл глаза. Полина не сводила с меня странного взгляда, пока я отходил от легкого синдрома гипервентиляции и тяжелого сна.

– Все хорошо? – спросила она. – Ты дергался во сне.

Я не нашел ничего лучше, чем задать ей ответный вопрос.

– Сама ты спишь когда-нибудь?

– Я сплю когда ты спишь, – призналась она, отведя взгляд.

– В этом есть причина?

– Да, – кивнула Полина. – Я не хочу проснуться и узнать, что ты ушел туда. Только не подумай ничего, я сразу так решила. Ты единственный, за кого я действительно волнуюсь.

– Ты же меня толком не знаешь, – сказал я, не думая, констатирую ли я факт или выясняю причину ее волнения. Тут же отвернулся к окну.

– Ты выглядел таким…

– Каким? Больным или разбитым?

– Скорее второе. А потом, когда муж Лены… я подумала, что ты тоже это сделаешь. Ты так смотришь туда, что ты пытаешься там разглядеть, Артем?

– Ничего, – ответил я. – Я ничего там не вижу.

Полина хотела спросить еще что-то, но я остановил ее жестом и поднял затекшее тело с кресла. Нужно было начинать собираться в дорогу.

Пятеро парней, согласившихся пойти со мной на верную смерть, что мне было о них известно? Только то, что всем им не больше двадцати пяти лет и все, кроме Давида и Кувалды были не из нашей бригады, поэтому я не знал их имен. Я думал над тем, почему они согласились идти все вместе, сперва я решил, что сыграл командный дух, но в конечном итоге я понял – никакого командного духа здесь нет и в помине, идти никто не хотел, но в силу молодого возраста и бушующего тестостерона, каждому из них было присуще бить себя кулаком в грудь, уверяя, что он "мужик", а мужик не должен бояться.