Красный пригородный «Икарус» – благословение богов по сравнению с ЛАЗом – должен был вот-вот отправиться. Не слишком большая очередь из пассажиров толпилась у передней входной двери, где стоял пожилой мужчина в кепке и с длинным носом. Может, апсарец, может – грузин или армянин, на первый взгляд определить было сложно.

– Рубл! – говорил он.

Человек давал ему рубль и проходил в салон. На шее у кавказца висела кожаная сумка, из которой торчали хвосты лент с билетами, но на проездные документы всем было начхать.

– Рубл! Рубл… Рубл. – один за другим пассажиры занимали свои места, пока очередь не дошла до долговязого рыжего дядечки в очках, которые висели на его носу – тоже весьма выдающемся.

– А билетик? – въедливым тоном спросил рыжий дядечка.

– Э! – сказал билетер. – Слушай, возьми сколько тебе надо!

И широким жестом размотал катушку с лентой, предоставляя товарищу самому определить необходимое для спокойной поездки количество билетов. Бумажные полосы взвились в воздух и затрепетали на ветру, билетер глумливо ухмыльнулся одними уголками губ. Зашипев нечто невразумительное, въедливый пассажир оторвал себе свой билетик и столкнулся с еще одной проблемой: всем было феерически плевать на то, у кого какое место. Народ рассаживался как Бог на душу положит – и был вполне доволен сложившейся практикой.

Завидев детей, кавказский билетер разулыбался, дал каждой из них по капельку недозрелой мандаринке, а Тасе протянул два бумажных пакетика:

– Вы первый раз в Апсару едете? Очень хорошо, мо-лод-цы! Там у нас – рай! Но пакетики возьмите, детям… – всё-таки он был апсарец. – Так, вот эти передние места освободите, пускай дети сядут!

Апсарцы говорят почти без акцента. Зато – с интонацией. То есть на самом деле монолог был примерно в таком ключе: «там – у нас – Р-Р-Р-РАЙ!»

Ну и реакция на детей его выдала. Коренные жители этой небольшой, но гордой республики очень позитивно воспринимали маленьких детей. Своих, чужих, чернявых, белявых – неважно. Угостить мандаринкой, подсадить в автобусе, просто – сделать комплимент в стиле «ай, молодец» – это было вполне в их стиле. А еще они пили не пьянея, жить не могли без специй и кукурузной мамалыги-абысты, и наотрез отказывались считать свою Родину автономной, вопреки всему продолжая намекать на особый, «договорной» статус Советской Социалистической Республики Апсара аж с 1921 года – и имели на это массу резонов.

Интересный народ, в общем. Колоритный. Для Таси все эти заходы были в новинку, для меня – дело довольно привычное.

– Итабуп идудзен, – сказал я и пакетики взял на всякий случай.

Ошарашенно на меня смотрела не только Таисия, но и половина автобуса, состоящая из местных. Они всё пытались рассмотреть в моей полесской роже кавказские черты, но тщетно! Выучить слова благодарности на языке страны, куда едешь в командировку или на отдых – что может быть более естественным? Я еще и пожрать-попить попросить могу, тоже дело нужное! Ну, и выматерить – это как водится.

Никаких пропускных пунктов и проволочных заграждений, которые так сильно портили жизнь в будущем, между РСФСР и Апсарской Автономной ССР не было: автобус выехал из Адлера, миновал мост через горную речку со смешным «собачьим» названием, которая еще не скоро станет пограничной, и по невероятно живописным и максимально извилистым дорогам Апсары устремился к столице – Анакопии.

Пакетики всё-таки понадобились. Только не деткам, а рыжему дядьке, который скорчился под задними сидениями и время от времени протягивал руку, умоляя кого-нибудь из пассажиров поделиться с ним свободной емкостью. Емкости у народа быстро кончились – его потребности превышали возможности попутчиков, потому – пришлось отдать ему наши пакетики. Потому что дети страдать и не собирались: они не отлипали от окон, пялясь на зеленое солнечное великолепие, блуждающих там и сям коров и бескрайнее море до самого горизонта.

Ну что ж, как говорится, от осинки не родятся апельсинки, если мать валькирия, то и дочкам в общем-то полагается…

Анакопия предстала перед нами часа через два – город привольно раскинулся между двумя мысами, у подножия гор, омываемых Черным морем. В гавань как раз заходил огромный белоснежный пароход, виднелось несколько небольших парусов – рыбацкий промысел тут был довольно популярным приработком. Со склона Арбаики – хребта, который местные звали, конечно, Арабикой, пытался сверкать куполами, лишенными позолоты, древний монастырь. На вершине Анакопийской горы можно было увидеть остатки древней цитадели. Прямо над трассой, по которой колесил наш автобус, пролетали вагонетки канатной дороги – почти пустые в связи с тем, что курортный сезон подошел к концу, и туристы разъехались восвояси.

– Ах! – сказала Тася.

Вид действительно впечатлял. Нет, моя северяночка уже купалась в теплых морях: «Артек», спортивные сборы и всё такое прочее, но в Апсару прибыла впервые, и потому имела полное право восторгаться и ахать. Белозор, впрочем, тоже тут никогда не бывал, он до моего появления вообще мало где бывал и являлся потрясающим домоседом: уезжал из Дубровицы только на учебу, в армию и в Москву – в архив. Но кто его теперь спрашивал? Тело есть биоробот, управляемый привидением. Это привидение теперь я, так что я и решаю!

– На Гераклею кто едет? – трубным гласом вопросил водитель.

– Мы! – очнулся я и попросил, невольно копируя местную манеру: – На «Белой Руси» остановку сделайте?

– Сделаем! – откликнулся водитель.

– Ы-ы-ы-ть на «Самшы-ы-ы-ытовой роще» тоже! – прорычал из-под задних сидений рыжий дядечка, у которого только что закончился последний пакетик.

На этапе регистрации я потерялся. Это был какой-то бюрократический ад, так что мне ничего не оставалось, как усадить детей на лавочку и играть с ними в «ладушки» по очереди, предоставив разбираться с бумагами, путевками и санаторными картами человеку куда более практичному, а именно: Таисии Александровне Морозовой. Она отправилась оформлять документы на себя и девочек, а я уже потом, по ее следам должен был добиться правды и заселения.

Погода откровенно радовала: очень приятные плюс двадцать после промозглых минских пятнадцати градусов, солнышко, проглядывающее через облачка, эвкалиптовые и хвойные запахи, морской бриз…

– Гея, а циво мама идёт с тем кьясивым дядей? – спросила Ася, отвлекаясь от «ладушек».

– С каким еще… Та-а-а-ак! – во мне вскипела лютая ярость: очень близко к Таисии шествовал не кто иной, как Эрнест, что-то самозабвенно вещая и помахивая своей кожаной курткой, под которой обнаружился мускулистый торс, затянутый в красную тенниску.

– Герман, дорогой! – он ринулся мне навстречу, как будто увидел лучшего друга, гад такой. – Как хорошо, что я перехватил Тасеньку до того, как она подала документы! Я всё устроил: вы будете жить со мной, а девочки – пососедству, все вместе – на седьмом этаже! Я пробил им двухкомнатный номер, удобства внутри! У вас и так бронь была, но я договорился, всё будет просто чудесно!

«Тасенька», бесконечное «я, я, я» и восторженный тон – это заставляло скрипеть зубами. Ну, вот с души меня от него воротило, всё нутро подсказывало – мутный он, очень мутный! Ехал плацкартом, шмотки – как у мажора, с милицией договорился, тут договорился… С другой стороны – Тася смотрела умоляюще: кому не охота пожить в двухкомнатном номере, и чтобы душ-туалет не на этаже, а свои собственные? Я вообще не знал, что в советское время такие условия были!

– Решено? Решено! Мы сейчас девочкам поможем с вещами, а потом побегаем оформимся! – искрометный Эрнест не унимался.

То ли ему что-то от меня было надо, то ли он и вправду так сильно благодарен… Видя мои колебания, Таисия подошла ко мне, встала на цыпочки и жарко прошептала в самое ухо:

– Соглашайся. А то подселят меня с девочками к тетке с химзавивкой, в четырехместный, а тебя – к пьющим историкам из Могилева!