Прошли мгновения длиною в жизнь, пока Кава поняла разницу между «творить добро» и «проявить доброту». Она поняла, что ноль – это она и что она возвращается к нулю.
Доброта, как воздух, витает, и без доброты хорошему человеку трудно жить. Желание проявить доброту и проявить доброту на самом деле имеют одинаковую силу. А творить добро желания одного мало – нужны возможности. И тогда избранный творить добро наделяется возможностями, то есть правами и обязанностями.
И злоба витает по воздуху, и без злобы плохому человеку трудно жить. Желание проявить злобу и проявить на самом деле тоже имеют одинаковую силу. И творить зло желания одного мало – нужны возможности. И избранный творить зло тоже наделяется возможностями, то есть правами и обязанностями.
Чышь, прищурившись, продолжала смотреть на Каву. Казалось, она хотела понять, о чём думает Кава. И вот на долю секунды по мордашке Чышь скользнула довольная ухмылка. Она взлетела и села Каве на голову. И, свесившись мордашкой вниз прямо перед лицом Кавы, пугливо оглядываясь по сторонам, спросила:
– Кава, почему ты не любишь жизнь?
– Почему же… Я люблю жизнь! – осторожно ответила Кава, не двигаясь.
– Ты любишь Природу, а тебе надо полюбить жизнь! Просто полюбить жизнь! Несмотря на всё неприятное, что происходит в жизни! Просто любить жизнь! Неужели это так трудно – просто любить ЖИЗНЬ! – тараторила Чышь.
Кава неожиданно для себя воскликнула:
– Я боюсь любить жизнь!
– Почему же, Кава? – искренне удивилась Чышь, опускаясь на ветку.
– Потому что боюсь желать! А без исполнения желаний как просто любить ЖИЗНЬ?
– А отчего же ты боишься желать?
– Мне нельзя желать, понимаешь?! Как только пожелаю, всё получается наоборот! Тогда остаётся сложить все желания в мешок, туго завязать, чтобы не развязался узел, и выбросить мешок с желаниями в море под названием ЛЮБИТЬ ЖИЗНЬ!
В сказанных словах Кавы чувствовалась проверенная временем горькая правда, и Чышь сникла. Кава заметила перемену в настроении Чышь и, не желая разочаровать Чышь, сказала:
– Стоит мне захотеть сегодня, завтра теряю больше. Порой остаётся только один выбор – не желать.
– То есть один шаг вперёд и два шага назад?
– Да, – ответила Кава и склонила голову.
Ей больше нечего было сказать. После смертельной болезни мамы желаний вообще не осталось! Остались только осколки слов, сказанные мамой: «будь осторожна», «не разговаривай плохо», «не разговаривай много», «в трудные времена иметь благородный нрав – это правильное поведение». Слова-опоры, до которых дойти нужны были силы. А где найти силы, когда сердце так кровоточит, Кава не знала.
Чышь и Кава молчали.
Немного погодя Чышь погладит Каву по голове, скажет короткую и в то же время очень длинную речь и внезапно исчезнет. А Кава останется одна…
– Кава, тебе не надо желать. Тебе надо научиться довольствоваться тем, что есть, и наслаждаться тем, что имеешь. Тебе надо научиться не переусердствовать в добре и в зле. Тебе надо правильно молиться. Кава! Ты дочь Судьбы!
– Задание номер пять. Научиться ЛЮБИТЬ ЖИТЬ. И ПОЛЮБИТЬ СЕБЯ В ЖИЗНИ…
Желание жить
Трудно, когда какая-то страница в твоей жизни открывается поздно, причём судьбоносная страница, где спасение и осуждение заведомо известны, где всё уже предопределено! А человек узнаёт об этом после стольких движений ума, тела и души. Ведь ум и тело со временем тускнеют, а на душе остаются шрамы. Ведь человек – он человек – самое разумное существо на свете, которое умеет думать, любить и ненавидеть.
И Кава узнала поздновато, что она дочь Судьбы. Поздновато, потому что она израсходована впустую. Знай она об этом раньше, не стремилась бы зря, покорилась бы Судьбе. И довольствовалась, и наслаждалась с умом!
И что теперь ей с этим делать?
Подчинить силу воли силе духа или наоборот?
Или встать под высокими тополями и закричать: «Люди, давайте просто любить жизнь, чтобы жить»?
Кава посмотрела снизу вверх на высокие тополя: кончики деревьев почти касались серого неба. И Каве показалось, что она услышала дыхание серого неба. Она почувствовала что-то необыкновенное, тихое и сильное.
И, несмотря на всё кажущееся вокруг, Кава вновь недвусмысленно приняла реальность происходящего. И вновь поспешила домой с мыслями: «Надо что-то делать! Я не знала, как молиться! Но знает Чышь, персонаж из другого мира! Нет, ГЕРОЙ ДРУГОГО МИРА!»
Как ни странно, но Кава приняла, что она дочь Судьбы, спокойно. Её несбывшиеся желания собрались в одном пазле. Теперь она понимала, почему у неё не получалось, когда она хотела, и порой почему-то получалось, когда не хотела. Сегодня она хотела молиться. Ведь теперь она знает правильные слова молитвы. До сих пор ей всегда было стыдно просить Всевышнего о чём-то – будто она не знает чего-то, будто она не заслужила. Но теперь ей не стыдно. Сегодня под тихое и сильное дыхание серого неба Кава будет молиться.
Дай, Всевышний, сил
Довольствоваться тем, что есть,
И наслаждаться тем, что имею,
И не переусердствовать в добре и зле.
Дай сил любить и быть здоровой!
Правду говорят, что частичка Всевышнего живёт в каждом, и когда каждый готов от всего сердца принять этот свет, то свет загорается внутри. И Кава почувствовала этот свет внутри себя. Она подумала о своей маме. Мама Кавы жила с этим светом внутри себя всё время. Она очень любила жизнь и людей. И когда поняла, что умирает, мама Кавы сожалела не о том, что умирает, а о том, что больше не увидит свою Каву! Кава видела во взгляде мамы сожаление. Нет, она не боялась, она просто сожалела, что не успела долюбить всех несчастных. Потом, видимо после долгих раздумий, мама Кавы поняла, что времени было отпущено сполна, и, смиренно приняв волю Всевышнего, наклонила голову набок. Так и ушла – скромно, наклонив голову набок. Тогда и были сказаны осколки слов: «Разочарование – это смерть… прими смиренно». А Кава приняла «разочарование» отчаянно и самозабвенно, чего и опасалась мама Кавы, от чего и пыталась уберечь дочь словами «прими смиренно». Кава тихо сквозь слёзы повторяла горькие слова: «Мама, я довольна тобой! Моя мама с огромным мужеством в сердце до самого конца, пока Ангел разочарования не пришёл! Будь и ты довольна мной, моя любимая мама!»
Мама Кавы так и хотела уйти из жизни – чтобы в последний путь её провожала дочь. При жизни она осуждала детей, которые не были рядом с родителями в последний час, чтобы уберечь себя или по иной другой причине. И она всегда говорила дочери: когда придёт время, смирись и будь рядом. «Мама одна, и этот день один. Мама больше никогда не побеспокоит своего ребёнка», – говорила мама Кавы.
Кава заснула с мыслями о своей маме, а проснулась с мыслями о нём, о мужчине, которого хотела любить!
Этот сон снился ей не первый раз. Тогда она рассказала ему, на что он сказал:
– Да уж, умеешь ты фантазировать.
– Мы плыли по реке на плоту любви в поисках… в поисках чего? Начал накрапывать дождь. И закат был необычный перед дождём: переливаясь серо-оранжевыми красками, он оставлял после себя серые, полные дождя тучи. И в такой красоте на высоком холме мы увидели изгнанника – по каким-то непонятным приметам мы сразу поняли, что это Изгнанник. Он смотрел на небо, словно ждал дождя. Изгнанник нас не видел. И вот он отпустил голову, он был по-особенному вдумчив. Нас завораживал ужас красоты, исходящий от Изгнанника. Он стоял на склоне холма, опустив голову, и мы не могли разглядеть его лица. Стал накрапывать дождь. Изгнанник, не поднимая головы, продолжал стоять, широкие плечи время от времени вздрагивали. Изгнанник плакал, словно желая скрыть слёзы от себя и от посторонних. Холодный дождь и слёзы потоками струились по его грубому лицу. Вдруг разразился гром, начали метать молнии, пошёл сильный ливень. Изгнанник посмотрел на небо и замычал, как затравленный зверь. А дождь смывал слёзы с его лица. И вдруг мы поняли, что у него нет языка. Изгнанник был по-страшному красив! Мы тихо затаились, не подозревая, что зря остановили наш плот любви. По мере того как заканчивался ливень, Изгнанник успокаивался. Он стал спускаться к реке. И уже издалека мы заметили крупные шрамы, надрезы на всём его теле и особенный шрам на груди – как специальная метка. Дождь перестал, и палач улыбнулся немой улыбкой Небесам, словно он принял какой-то знак. «Почему он улыбается? Почему он плакал? Что означает особенный шрам на груди?» – перешёптывались мы, наивно полагая, что наш плот не заметили. И красивый до ужаса Изгнанник внезапно встал перед нами с меткой на груди – Сellat – палач. И я от испуга проснулась… Вот тогда он и сказал: «Да уж, умеешь ты фантазировать!»
