– Я не знаю, – ответила немху. – Лучше у тебя спросить, как они выглядят, ведь это же ты их видел.
– Да они исчезали, как только я хотел на них взглянуть… вроде, красивые, – пробубнил Шере и решил ещё поспать.
Сноски:
1 – Кети (kti) – округлый.
2 – Нун (nwn) – первозданный океан, породивший богов Египта – Ра и творца мира Атума. Одновременно обозначает сотворившее себя божество.
3 – Сет – в мифологии Древнего Египта бог смерти, хаоса и песчаных пустынь.
4 – Таурт (tꜣ-wrt) – «Великая». Богиня, покровительница беременных и рожениц в Древнем Египте. Изображалась в виде самки гиппопотама с животом как у беременной женщины.
8. Мер-Нефер. 32 дня до разлива. Хабау атакует
– Эта женщина обещала мне за лечение её мужа отдать в наложницы свою дочь Кафи, – говорил Хабау, указывая на растерявшуюся Иринефер чиновнику, который в сопровождении двух воинов стоял, заложив руки за спину и строго глядя на неё. – Я целыми днями общался с богами и мёртвыми, с духами болезней и несчастий, я принёс лекарство для этого человека. И вот теперь, когда опасность миновала, и, благодаря моему мастерству, смерть отступила от её мужа, она отказывается выполнить обещанное.
– Я никогда не обещала этому харапу свою дочь… – вставила, наконец, Иринефер. – Я обещала платить ему и кормить его, и всё это делала.
– О почтенный сехем1, – перебил её Хабау. – Я предвидел, что эта женщина бесстыдно откажется от своих слов, поэтому привёл с собой свидетелей.
И он махнул двум мужчинам, которые стояли за оградой. Те вошли во двор и поклонились.
Сехем спросил, не поворачиваясь:
– Вы знаете эту женщину?
– Да, сехем, – подтвердили оба.
Иринефер возмутилась:
– Эти люди никогда не были в моём доме!
– Снова ложь, уважаемый сехем, – сказал Хабау. – Эти люди всегда ходят со мной, когда мне нужно засвидетельствовать договорённости.
Сехем сделал вид, что не слушает обоих, и снова обратился к свидетелям:
– Обещала ли эта женщина отдать почтенному харапу Хабау свою дочь в качестве платы за помощь, которую он окажет её мужу?
– Да, сехем, обещала, – закивали головами оба.
– Да это же ложь! – закричала Иринефер. – Не слушайте их, я никогда не обещала ничего подобного!
– Их трое, а ты одна, – сказал сехем и повернулся к воинам: – Забирайте девчонку. Ближайший джаджат2 будет только в следующем месяце. За это время девчонку спрячут, и концов не найдёшь. Пусть посидит в темнице.
Один из воинов двинулся по направлению к Кафи, которая, перепуганная, стояла в дальнем углу двора. А второй из-за спин харапа и сехема начал подавать Иринефер знаки. Та поняла его не сразу, а поняв, кивнула и обратилась к сехему:
– Не уходите так из моего дома. Все соседи знают, что из моего дома никто не уходит без угощения. Позвольте подать вам вина, чтобы утолить жажду…
Сехем брезгливо поморщился, но кивнул, словно делая одолжение. Иринефер кинулась в дом и быстро вернулась с кувшином вина в руках. Подавая чиновнику кувшин, она незаметно сунула ему в руку серебряный слиток в один дебен и пристально посмотрела в глаза. Тот, прежде, чем выпить из кувшина, внимательно изучил слиток и даже подбросил его в руке, закрыв от Хабау, который почуял неладное и попытался заглянуть ему через плечо, но был быстро оттеснён воином, подсказавшим Иринефер идею о взятке.
Тем временем первый воин уже связал Кафи за спиной руки и вёл её к выходу.
Сехем сделал вид, что задумался.
– Думаю, девчонка никуда не денется, – сказал он, повернувшись к первому воину. – Оставим её здесь под ответственность хозяйки.
– Как! – переполошился Хабау. – Она моя! Если её сейчас не увести, они спрячут её, и я останусь без моей платы!
Сехем грозно посмотрел на него, а затем на Иринефер:
– Если девочка исчезнет, то пока её будут искать, в темницу сядешь ты.
Затем он развернулся и вышел, а следом за ним двор покинули и оба воина, один из которых подмигнул Иринефер и показал ей одобрительный жест.
Хабау бежал следом и причитал:
– А мне-то какое будет обеспечение, если девчонка пропадёт?
Сехем остановился.
– Да! Про тебя-то я забыл, почтенный Хабау. Тебе до джаджата надлежит выполнять все свои обязанности по лечению мужа этой женщины. Иначе договорённости, о которых ты говоришь, будут отменены.
И повернувшись, сехем быстро зашагал по улице.
Иринефер обняла поникшую Кафи и сказала:
– Обошлось, сати3. Они ушли.
– Это сегодня, мут. А потом он всё равно меня заберёт. Ты же видишь, у него свидетели…
– Придумаем что-нибудь, Кафи, – сказала Иринефер, хотя понятия не имела, что можно придумать.
– Да чего вы баламутите? – сказал Хеси, который за всё это время не произнёс ни слова, как будто происходящее его не касалось. – Кафи всё равно через год выходить замуж. Хабау хотя бы богатый, к тому же знается с богами. А попадётся какой-нибудь непутёвый, Кафи, а? И будешь ты век в обносках ходить.
– Хеси, ты с ума сошёл? – спросила Ирифнет. – Он Кафи в жёны брать не собирается. Метехнет4 не имеет никаких прав, так, служанка…
– Так что же, что метехнет, – продолжал спорить Хеси. – Жена-то у него уже старуха, помрёт, метехнет станет женой.
– Там знаешь, сколько этих метехнут5, желающих стать жёнами… – устало сказала Иринефер.
– Так что ж с того… Кафи станет любимой метехнет, просто надо постараться. И будет жить в богатстве да в почёте.
Иринефер промолчала. Хорошо бы посоветоваться с мужем, да он сейчас ничего не соображает, не будет толка. А вот Кафи не промолчала.
– Сам иди женись на старухе за деньги, раз такой… – накинулась она на брата.
– Да я что, – как ни в чём не бывало сказал Хеси, который в это время ловко орудовал костяной иглой, пришивая к сандалии оторвавшийся ремень. – Я женюсь и на старухе, чтобы в люди выбиться. Но я ещё не дорос до женитьбы, так что придётся пока в поле поработать. А как силу наберу, так уйду к богатой, только вы меня и видели! Я уже присмотрел себе одну харт6, у неё после мужа богатство есть, да боюсь, как бы кто раньше не успел. А тебе, сестрица, в самый раз подыскивать, так он вон сам напрашивается, а ты нос воротишь.
– Это какую ты присмотрел? – изумилась Иринефер. – Неужто вдову старого Недмеба, что в прошлом году ушёл в Дуат?
– Её, да, – подтвердил Хеси и померил сандалию. – А что, мут? Живёт в большом доме, там одних комнат для слуг четыре, в обеденном зале вдоль стен кувшины и вазы из Сирии, из ильных кружек7 не пьёт, – Хеси махнул рукой в сторону домашней посуды, – блюда у ей всё камень да бронза. В латанных сандалиях, – Хеси поднял ту, что зашивал, – у ней даже ба́ку8 не ходят. Небось получше жизнь-то будет, чем в нашем сарайчике…
– А ты откуда это всё знаешь? – с подозрением спросила Иринефер.
– Да бывал у ней, чего ж. С базара как-то раз ей покупки поднёс, да зашёл в дом-то. И потом ещё носил, она на меня уж глаз положила, я вижу. Как идёт на базар, всё меня высматривает, а завидит – улыбается, рукой машет.
– Глаз положила? – удивилась Иринефер. – Да она мне в матери годится, старая уже…
– Так что ж с того, что старая? Надо-то ей то же, что и молодой. Уж я потерплю, зато потом весь дом, всё хозяйство мои будут. Дом-то стоит на озере, ночами там прохлада, да и днём есть, где охлонуть. Расписаны стены дорогими красками, не как у нас, а внутри-то всё ковры, ковры, ковры… На башенках окошки циновками закрыты – воздух идёт, а мошки нет, спать там благодать одна.
– Ты уж и спал там, что ли?
Хеси развёл руками.
– Вот это уж нет, не довелось. Пока не довелось, – поправился Хеси. – Но рассмотрел всё хорошо. А чтобы повеселее было, тоже метехнут заведу, при богатстве-то всё можно.
– Ты женись на ком хочешь, – не выдержала Кафи, – а я к старику не пойду, утоплюсь лучше…
– Как «утоплюсь»?! – ахнула Иринефер. – Ты чего это задумала? А ну не смей, Кафи, слышишь? Если придётся, так и со стариком поживёшь, значит, так богам угодно.