– Чем? – тут же ухватилась за мою оговорку следовательница.
– Да мало ли, что может прийти в головы маловоспитанных элементов, случайно затесавшихся в ряды доблестных стражей гимназического правопорядка, заскучавших от однообразной рутины каждодневной нелёгкой службы, – претворял я в жизнь выбранную линию поведения.
Тем более что за давностью дней, если что и было записано камерами видеонаблюдения, то наверняка уже затёрто новыми записями. А если и не так, то в очередной раз пофиг! Ибо ничего криминального в моих сегодняшних разглагольствованиях и описываемом прошлом не было и нет.
– Например, если фантазия позволяет, – продолжил я свои философствования, – то можно попугать ради развлечения или ещё чего одного гимназиста и его маму. Или без веской причины обыскать какого-то школьника, глумливо над ним насмехаясь. Вообще, мало ли какие причины могут быть для унижения слабого сильным? А можно ещё, вместо несения дежурства, спать по ночам.
Вот последнее я точно, увлёкшись, ляпнул зря! Из этой фразы можно сделать явный и однозначный вывод, что я таки проводил слежку за показанными нерадивыми охранницами, причём в такое время суток, когда все нормальные гимназисты должны крепко спать. Эх, язык мой – враг мой. Жаль, конечно, но сказанного уже не воротишь. Остаётся только надеяться, что любопытная по должностным обязанностям гостья не обратит на мою оговорку своего внимания.
– Так ты из-за этого всё проделал? – задавшая новый вопрос следовательница тотчас показала, что заметила-таки мою оплошность и теперь попытается на неё поймать.
– Что проделал? – ушёл я в несознанку, располагая сжатые от досады ладони в подмышечных впадинах и отказываясь признавать любую свою вину.
На что мне продемонстрировали видеоролик, снятый с большого расстояния, на котором тёмный лохматый куст поздней ночью опасливо приник к двери знакомой сторожки и что-то рядом с ней несколько минут сосредоточенно делал. После чего также осторожно растворился в темноте Воронцовского парка.
– А причём здесь я? – не знаю, насколько у меня получилось во время просмотра сохранять невозмутимость лица, но после него я постарался незаметно облегчённо выдохнуть. – Вы меня подозреваете в совершении этого возмутительного деяния? Так там же ничего не видно. Как можно выдвигать такие подозрения на основании одного мутного ролика?
– Никто тебе не предъявляет никаких подозрений. Пока, по крайней мере, – уставившись в мои глаза, с прозрачным намёком возразила придирчивая следовательница. – И да, сам по себе этот, как ты его назвал, мутный ролик малоинформативен. Если не считать того, что он ясно показывает, что кто-то специально проделал что-то с дверью, а точнее замком на двери контрольно-пропускного пункта, внутри которого на тот момент и находились обе мои подруги.
И почти без паузы, как бы, между прочим, последовал новый вопрос:
– Ты случайно не в курсе, что там произошло?
– Нет, конечно же. Откуда? – не попался я в примитивную ловушку следствия. – Нам никто ничего не рассказывал.
– Но ты ведь видел последствия продемонстрированного сейчас на экране? – снова поинтересовалась приставучая дама.
И после моего утвердительного кивка продолжила:
– Ценность этого кино не в его сюжетной лини, а во времени, которое зафиксировала камера. Обрати внимание на вот это место на экране.
Снова наклонившаяся женщина ткнула пальчиком в угол планшета, акцентируя моё внимание на замерших показаниях электронных часов. При этом на новую демонстрацию двух привлекательных прелестей въедливой кинооператорши я уже не отвлекался.
– А теперь посмотри ещё одно видео, – ласково проговорила продолжающая улыбаться гостья, запуская показ того, как я с довольной физиономией той же ночью прохожу мимо второй, неведомо каким образом, запечатлевшей меня камеры.
– Как видишь, – новый тычок в угол экрана, – разница по времени между двумя просмотренными тобой событиями составляет чуть больше двадцати минут. Так что тут одно из двух: либо на обеих записях одно и то же лицо, либо ты можешь что-то знать о том ночном происшествии.
– А вот, представьте себе, ничего не знаю! – сообразив, что никаких прямых улик против меня нет, позволил я себе немного наглости, снова пряча в подмышки вытащенные было вспотевшие ладошки.
– Ну, предположим. А почему ты поздно ночью гулял в парке?
На этот вопрос, ещё больше успокоившись, я ответил успешно адаптированными под сегодняшнюю ситуацию цитатами из упомянутого ранее «Ревизора», всплывшими в памяти после очередного, отслеженного женщиной, потирания теперь уже моего лба. Не зря же на уроках родной литературы вдалбливали в наши головы произведения отечественных классиков её же:
– Так немножко прошёлся, думал, не пройдёт ли аппетит – нет, чёрт возьми, не проходит. Зато лёгкость в мыслях появилась необыкновенная. А что? Я люблю поесть. Ведь на то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия.
В этом месте я бесстрашно окинул бессовестным взглядом сбитую с толка моим ответом женщину. А потом невозмутимо продолжил:
– На столе, например, арбуз – в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку – пар, которому подобного нельзя отыскать в природе! Вот как представишь это, то, чёрт побери, есть так хочется, и в животе трескотня такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы. А знаете, какой тяжёлой кажется на пустое брюхо гимназическая ноша?
Судя по обалдевшему взгляду, сидящая передо мною дама при исполнении с трудами Николая Васильевича ознакомлена не была. Или успешно их забыла и сейчас нервно косится по сторонам.
– Да, да! – покивал я головой, скребя зачесавшийся отчего-то живот, и, выдавая, не иначе, как по наитию, ещё одну цитату Гоголя. – Скверная комната, и клопы такие, каких я нигде не видывал: как собаки кусают.
– Какие клопы? Где? – взвизгнула окончательно пригруженная мною дама, вскакивая на свои стройные ножки и отбегая в направлении выхода из комнаты.
– Да не пугайтесь вы так. Это просто к слову пришлось. Всё у меня тут хорошо. – попытался я успокоить разнервничавшуюся вдруг женщину, заканчивая чесать неожиданно успокоившееся пузо.
– И последний вопрос, – всё-таки не поверила моим заверениям следовательница, аккуратно переступая порог моего жилища. – Были ли у тебя сексуальные контакты с взрослыми женщинами?
– Только во сне, – недоумённо, но честно ответил я, вспомнив свои ночные эротические видения с участием сразу двух дам в конце нашего с мамой Машей недолгого летнего отдыха в Крыму.
Подняв брови и вопросительно уставившись на собеседницу, нервно прижимавшую к груди незабытый электронный гаджет, я ожидал ответа на мой не высказанный вслух, но явно продемонстрированный лицом вопрос.
Только причину неожиданного финального интереса бессердечное следствие решило не разглашать, полностью проигнорировав мои мимические упражнения.
– И это всё? – спросил я у повернувшейся ко мне спины.
– А тебе ещё есть о чём рассказать? – в начальное положение вернулась только женская голова.
– Нет, – покачал я своим «котелком».
– Тогда всего хорошего! – пожелали мне и быстро поцокали каблучками на выход.
Это сейчас, почти два часа спустя, мне немного смешно. А тогда было совсем не до веселья. Меня, после стремительного убытия сколь красивой, столь и показавшейся опасной следовательницы, подверженной, как благополучно выяснилось, инсектофобии33, ещё полчаса потряхивало от настолько сильного пережитого нервного напряжения, что я, несмотря на всё привитое воспитание, даже провожать уходящую от меня даму не пошёл, а просто завалился на кровать и молча смотрел в потолок.
33. Боязнь всех или отдельных видов насекомых.
И только после небольшого отдыха приступил к запланированному ранее поиску дополнительного заработка.
Хорошо, что в этом времени почти всё можно найти через интернет. Раньше пришлось бы оббегать одну половину города, чтобы опросить потенциальных работодателей, а потом вторую, чтобы ознакомиться с бумажными носителями информации о доступных мне вакансиях. Сейчас же вместо ног трудился мой коммуникатор. Именно он выдал мне огромный список свободных рабочих мест, на которые щедрые и не очень работодатели хотели бы нанять ответственных работников.
