Именно так она и сказала, удостоверившись в окончании срока своего бездельничанья, показав голограмму на служебном удостоверении, назвав фамилию, имя, отчество и должность, которые, как ни удивительно, совпали с тем, что было отображено в её раскрытой передо мной ксиве. А потом ещё напросилась в гости, проигнорировав информацию о том, что мне ещё нет четырнадцати лет.

– Так я же не допрашивать тебя пришла, а просто побеседовать, – почти искренне удивившись, сообщила дама тёмно-красными губами, уставившись подведенными серыми глазищами поверх тонких очков, удерживаемых однотонными с губами ноготками. – Или тебе есть что скрывать?

И вот тут я немного струхнул, но, конечно же, заверил, что ни в чём противозаконном никогда замешан не был, отчего «с восторгом предаюсь в руки родной …»32 Слово «милиция» я вовремя заменил на местное «полиция».

32. Цитата из кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию».

Растерянно открывая дверь, впуская сыщицу и удивляясь проплывшему мимо аромату жасмина, я лихорадочно прикидывал, что мне сейчас делать.

Вариант номер один – выгнать женщину – уже не получится, так как сам её впустил и провожаю сейчас глазами соблазнительные виляния её нижними девяносто. Кстати, откуда дама знает, что путь в мою комнату пролегает вверх по лестнице, а не сворачивает влево или вправо сразу после входного предбанника? Хотя спроси её об этом и получишь стандартный ответ, что ей по должности положено всё знать. Работа, мол, такая! Поэтому промолчим – чего зря сотрясать воздух?

Вариант номер два – захлопнуть дверь, поймав преодолевшую уже половину лестничного пролёта очаровательную шпионку, и побежать за единственной, дежурящей сегодня от учителей, Говоровой? Как-то стыдно сбегать от одной женщины, чтобы спрятаться за юбку другой. Не по пацански! Да и ушла уже наставница, скорее всего, как сама говорила по делам. По крайней мере, как я видел, очень споро двигалась после завтрака в направлении выхода с территории гимназии. И замок изнутри моего подъезда открывается без электронного ключа по нажатию большой круглой кнопки. И из моего, не такого уж и высокого, окна, при большом желании, спрыгнуть можно. Так что и этот вариант мимо.

И тема предстоящего общения с одной стороны вызывает немалые опасения, а с другой – такое же любопытство, так как очень хочется узнать, что и о чём смогли выяснить компетентные органы: о моей проделке со сторожкой, о вчерашнем случае в парке или о том и другом вместе взятом? А может разговор будет о чём-то третьем, вообще не связанном со мною лично, а с мамой Машей, например, и я себя зря накручиваю? Тем более что это будет, как сказала следовательница, простая беседа.

Пока я размышлял, женщина успела подняться до межэтажной площадки, на которой остановилась, вопросительно глядя на меня.

– Иду я, иду! – раздвинул я губы, надеюсь не в деревянной улыбке. – Задумался просто кое о чём.

Явно заметив направление моего «задумчивого» взгляда, удовлетворённо хмыкнувшая, недоверчивая дама всё-таки дождалась закрытия входной двери, проконтролировав моё перемещение по ступеням лестницы. И, войдя за мной в жилую комнату, остановилась посередине, с любопытством оглядываясь вокруг.

А я плюхнулся на кровать, предварительно вытащив для гостьи из-за стола свой единственный и поэтому по умолчанию приличный стул:

– Извините, в комнате слегка не прибрано, так как гостей я сегодня не ждал. Тем более таких!

Каких таких я уточнять не стал. Пусть сама понимает, как хочет.

– Ты какой-то излишне напряжённый, Слава. Или мне показалось? – едва устроив свою попку на установленном напротив меня сидении, с огоньком приступила к делу дознавательница. – А может ты боишься взрослых женщин?

«Тебя точно стоит опасаться!» – пронеслось в мозгу, пока я, отрицательно мотая головой, развеивал видение, что на миг мелькнуло перед глазами, когда женщина забрасывала ногу на ногу. – «С ходу принялась давить на самые низменные, как говорила прошлая классуха, мужские инстинкты. Ещё и жасмином отвлекает. Откуда только узнала о моих пристрастиях в запахах? Или это простое совпадение?»

– Ну и хорошо! Я хочу, чтобы ты меня не боялся, и мы с тобой подружились, – за произнесёнными словами последовало новое перекидывание ножек и доверительный наклон вперёд, приковывающий моё внимание к потрясающей глубине её декольте. – Мы же будем друзьями?

– Угу! – кивнул я, провально стараясь не выдать направление помыслов и желаний, тестостероном пробравших меня с ног до головы, комментируя мысленно своё согласие: «Счаз! Таких друзей – за х…й и в музей!»

Впрочем, эта нецензурная поговорка непосредственно к моей, явно подготовившейся, гостье, счастливо улыбающейся во все тридцать два отбеленных зуба, относиться никак не может, так как просто не за что проделать всё предписанное.

Хм, губы её хоть и улыбаются, но глаза при этом зорко отслеживают все мои произвольные и, главное, непроизвольные реакции. Особенно движения зрачков, на которых я уже трижды или четырежды попался. Да и фиг с ним! В конце концов, я нормальный юноша пубертатного периода своей молодой жизни и мне по возрасту положено так реагировать на демонстрирование красивой женщиной своих самых интересных мест.

После всего увиденного и оценённого следовательница, вновь удобно откинувшись на спинку стула, приступила непосредственно к той части разговора, ради которой сюда и пришла.

– Вот смотри, – проговорила она, – чтобы ты мог полностью мне доверять, я специально отключаю функцию записи на моём планшете.

Развернув оный ко мне лицом, гостья пальчиками потыкала в его экран, словно я должен разбираться во всех их следовательских прибамбасах, и отложила его на соседний с нами стол.

Дальнейший диалог, которого, чего уж скрывать, я откровенно боялся, и на который всё это время лихорадочными темпами настраивался, начался с обмена быстрыми вопросами:

– Ну, рассказывай, зачем моих подруг обидел?

– Каких подруг? – озадаченно почесал я затылок, гадая какую из патрульных двоек женщина имела ввиду. Или в её подругах числилась ещё одна парочка – Опалова Слава и Покровская Марина, которых я тоже потенциально как бы обидел?

– Ты что, никаких девчонок никогда не обижал?

– А надо?

– Не знаю, это ты мне скажи.

– Ну, каких-то девочек за всю свою интересную жизнь я, определённо где-то когда-то обидел. Но не специально и не со зла. И всё разрешилось на прямо месте, – сообщил я, вспоминая все случаи моего здешнего избиения, и задумчиво потирая шею и другие пострадавшие от девичьих рук, ног и магических способностей места. – Или обиженные потом были без претензий. По крайней мере, мне о таких ничего не известно.

– Ещё бы тебе было известно. Ведь услали их далеко и надолго в северном направлении. Не предоставив возможности эти претензии предъявить.

– Кого услали? – не понял я, перестав поглаживать ушибленные когда-то места.

– Обиженных тобой девочек.

– Каких? – одна из моих рук сама собой снова переместилась на затылок.

– Вот этих, – мне продемонстрировали две женские фотографии на вновь оказавшемся в руках сыщицы планшете.

С его экрана осуждающе, как показалось, на меня смотрели портреты запертых ночью в сторожке невоспитанных охранниц. «Ага, тема проводимой со мной беседы проявилась во всей своей красе. Значит, о пятничных моих приключениях госпожа сексуальный следователь ничего не знает. И одноклассницы мои тут не причём. Или просто пока ещё не вечер?» – потирая от возбуждения ноги, думал я.

Ответить, что первый раз вижу этих женщин в чёрной униформе, было б явной неправдой, потому что всех сотрудниц ГСО, кроме недавнего пополнения, я, как, наверное, и все мои одноклассницы, уже знаю в лицо. В том числе и эту памятную парочку. Поэтому решил говорить правду, только правду и ничего кроме правды:

– Как я могу обижать уважаемых сотрудниц государственной службы, которые, не щадя своего живота, а особенно ног и глаз, днём и ночью бдительно оберегают мир и покой, ограждая юных школьников и школьниц, а также их мудрых учителей, от потенциальных угроз Быковского зазаборного мира? Мне совесть моя не позволит как-то некрасиво поступить с такими отважными и добросовестными людьми. Скорее они меня могут обидеть.