– По-моему, прекрасные дела, Леонид Юрьевич. А если бы Ельцина куда-нибудь в промышленность или сельское хозяйство направить, там бы он наверняка государству пользу принёс.
И не подписывал бы в девяносто первом году, чего не надо…
– Но это ещё не все новости. Помнишь мы с твоим Большаком обсуждали бывшего министерского работника на должность бухгалтера? Якобы, хороший профессионал, преподающий в академии.
– Конечно, помню, – киваю я.
– Ну, вот, мы его подловили. Зацепили на крючок так, что уже не сорвётся.
– И как же?
– Подвели к его сыну спекулянта-валютчика и прихлопнули с поличным, – Злобин подмигивает и довольно улыбается. – Поймали в момент скупки. Теперь он никуда от нас не денется. До скончания века наш будет.
Даже и не знаю, хорошо это или нет. Толковый финансист нам, конечно, нужен, но бесцеремонно взятый за жабры? Не уверен, что это наилучшая стратегия… Ну да ладно, там посмотрим, как говорится.
– Можно от вас позвонить? – спрашиваю я.
– Постову что ли? – недовольно отвечает Злобин.
– Ну, да…
– Нет, от меня не надо. Зачем ему знать, что ты от меня делаешь звонки? Позвони из дому, а ещё лучше из телефона-автомата.
– Ну что же, тогда прощаемся. Можете меня до дома подкинуть, а то я безлошадный сегодня? Не успел ещё проблему решить.
Прежде, чем подняться домой, я захожу в телефонную будку, стоящую рядом с домом и звоню Постову.
– Вы думаете, что будете мне названивать, когда захочется что ли? – недовольно бросает тот. – Когда шлея под хвост попадёт или моча в голову ударит? Вам сказано было звонить в самых экстренных случаях и только по вопросам, связанным с нашим взаимодействием.
– Этот вопрос напрямую связан с нашим взаимодействием, Кирилл Кириллович, – настаиваю я. – Вы мне сообщили, что сопровождавшие меня товарищи, отпущены. Где они сейчас?
– Я не знаю. Не имею понятия. Я что… пасу людей ваших? Это не моя проблема. И это переходит все границы. Не думайте, что если вы выскользнули сегодня, то не сможете оказаться там же, где были и завтра. Всё может сложиться даже ещё хуже. Вас не трогают, пока вы чётко выполняете свои функции. Всего доброго Егор Андреевич.
Не дожидаясь моего ответа, он опускает трубку. Козёл… Ладно, сейчас буду поднимать на ноги милицию. Чурбанову, всё равно нужно позвонить, а то он ещё не знает, что я нашёлся. Платонычу я уже сообщил…
Поднимаюсь домой. Наташка выглядит встревоженно. Возможно, это ещё долго будет сохраняться. А может, ещё что-то произошло.
– Звонил подполковник Торшин, – говорит она. – Просил срочно перезвонить, как придёшь. И Лида звонила, и Цвет.
– Ну надо же, меня только час не было, а они уже все тут как тут.
– Лида спрашивала, не нашёлся ли ты. Я сказала, что ты приехал сегодня только. Без подробностей, естественно.
– Так, – одобрительно киваю я.
– Ну, она сказала, что ей надо с тобой срочно-срочно переговорить.
– Блин, да что за срочность у всех? – я качаю головой и в этот момент звонит телефон.
Снимаю трубку:
– Алло.
– Егор, привет ещё раз, – раздаётся голос Злобина.
– Появилась информация?
– Да, – пасмурно отвечает он. – Нашлись твои архаровцы.
– Где?
– В Склифе. Избитые, с кучей травм. Состояние не очень, мягко говоря.
Твою дивизию! Ну, сука, Постов, я тебе устрою, тварь!
– Понял, – говорю я в трубку. – Сейчас поеду.
– Ц-ц… – цыкает он. – Сейчас тебя к ним всё равно не пустят. Лучше завтра. Вроде можно будет навестить даже…
– Понял вас. Ладно. Сейчас я этому мудаку всё скажу.
– Не горячись только…
– Не буду…
Только я нажимаю на рычаг, снова раздаётся звонок.
– Алло!
– О, Брагин! Появился? Это Торшин.
Да что случилось, что Дольф второй раз в течение часа звонит?
– Привет, товарищ подполковник, что за ажиотаж?
– Ажиотаж? – хмыкает он. – Ну, как сказать, нам точку одну подожгли. Конкретно так, с жертвами. И вторую грозят спалить.
– Охренеть! Кто?
– Воры тбилисские, – покашливает Дольф Лундгрен, – Говорят, спалят вторую, а потом и в гостинице. Если не приедешь. Тебя требуют. Вот прямо сейчас…
Я кладу трубку и телефон звонит снова.
– Да что ещё-то? – срываюсь я.
– Здравствуй, Егор, это Гурко. Нужно, чтобы ты срочно подъехал. Тебя мой шеф вызывает.
– Черненко что ли? – удивляюсь я.
– Да.
– А чего ему-то надо?
– Не знаю. Вернее, потом скажу.
Твою дивизию!
Я кладу трубку и телефон звонит снова. Я смотрю на Наташку, а она только головой качает. Вот, так. Вот, такие дела…
3. Реввоенсовет нас в бой зовёт
– Ну что, Наташ, делать будем? – хмурюсь я. – На разборку с грузинами поедем или к Черненке?
– К Черненке, – не раздумывая отвечает она.
– Почему? – удивляюсь я. – Бандиты же грозят сжечь производственный объект, а тут просто дедушке что-то в голову пришло.
– А чего им на самом деле надо? Грузинам.
– Да кто же их знает, – пожимаю я плечами. – Наверное, хотят справедливость восстановить. Изгнать, например, Цвета из Питера и получить компенсацию, а заодно и укокошить кого-нибудь.
– Черненко, – повторяет она. – У него власть, а бандиты бьются за деньги.
– Это как посмотреть, конечно, – хмыкаю я. – За что они бьются. Но, как сказал Фрэнсис Андрервуд из «Карточного домика», Деньги – это особняк в Сарасоте, который начинает разрушаться через десять лет. А власть – старое каменное здание, построенное на века.
– Ну вот, – кивает она.
Я звоню Лиде, Баксу и Дольфу. Цвет всё ещё в Питере, так что ему не звоню. А ещё – Скачкову. Ну, и Чурбанову тоже. И только переговорив со всеми этими людьми, я выезжаю на Старую площадь. Машина у меня к этому времени уже имеется, причём моя же, отремонтированная, с поменянными стёклами. А вот стражники и защитники новые. Хоть и не надолго, я надеюсь, но нельзя не признать, часто выбывают ребята.
– Так, что-то ты не слишком быстро явился, – высказывается недовольно Гурко. – Пошли скорее, а то будет тебе на орехи.
– А о чём речь-то вообще?
– Мода, мой юный друг. Ты становишься модным атрибутом заслуженного политика.
– Марк Борисович, что за шутки! – хмурюсь я. – Что за мода! О чём речь? Скажите.
– Не знаю, это не шутки. Хочет на тебя посмотреть. Моё предположение такое.
– Я что, собачка говорящая?
– Это не самый плохой вариант из всех возможных.
Мы заходим в приёмную, здесь никого нет. Уже вечер.
– Погоди немного, – кивает мой сопровождающий и скрывается за дверью.
В пустой приёмной тихо и торжественно. Я присаживаюсь, но тут же поднимаюсь, потому что Гурко выходит из кабинета и делает приглашающий жест.
Я захожу в стандартно-роскошный чертог. Портреты молчаливых вождей встречают меня строгими взглядами, взывающими к благоговению. Седовласый жрец этого святилища, отделанного деревом, вершит свой ритуал. Склонившись над бумагами, он перекладывает их с места на место и не обращает на меня внимания.
Должно быть, от его холодности я должен почувствовать озноб и неуверенность. И да, есть что-то леденящее, что исходит от его фигуры. Но я уже пуганный, так что чего уж, можно не строжиться лишний раз.
– Здравствуйте, Константин Устинович, – говорю я, останавливаясь в трёх метрах от его стола.
Он поднимает глаза и смотрит, ничего не выражая, не проявляя никаких эмоций. Любопытно, сколько будет молчать. Молчит он с полминуты, словно сам превращается в портрет.
Я его, разумеется, много раз видел. В смысле, на фото. Этакий Павка Корчагин на пенсии. Впрочем, вживую волосы у него топорщатся не так озорно, как на картинках. И щёки оказываются не настолько впалыми.
– Присаживайтесь, – наконец, произносит он, – товарищ Брагин.
Я выполняю. Интересно, насколько он необходим истории? На посту генсека, насколько я понимаю, он оказался совершенно бесполезным, если не принимать во внимание выборочных направлений по расследованию коррупции, пардон, хищений. Включая ряд сфабрикованных дел.