А в лодке Велеса эти двое сидели ниже травы. Хотя все они тогда больше молчали, чем речи вели. Всё-таки с другом простились, и кто знает, когда снова свидеться смогут. Велес же вещал без умолку, про места, мимо которых они проплывали, рассказывал. Про Навь настоящую по одному берегу и междумирье, что по другому. Из междумирья душа ещё может обратно в Явь вернуться. Иногда живым человеком, иногда духом-хранителем, порой и нежитью, как Аука. Но в Нави и своей нежити хватало. Возникала она из ниоткуда, из тьмы, из сожалений тех, чья жизнь закончилась, из неудовлетворённых желаний. Но после войны со Скипер-змеем Чернобог, Перун и Велес создали заговорённый Калинов Мост. Теперь нечисти с Яви в Навь путь был закрыт, как и навьим исчадиям к людям не пробраться стало. Огнём они горели, едва только лапами нечистыми на священный мост ступали. И очень уж Лёле хотелось верить, что заклятье, Мореной созданное, Ульяну от участи этой жестокой убережёт.

Русалке и так несладко приходилось. Велес на излучине Березины их высадил и тропу к Калинову Мосту указал. Три дня им добираться предстояло, а рядом, кроме чёрной мёртвой воды, иной воды не было. Вся надежда Ульяны на маленькую баночку масла ароматного осталась. Хоть немного, но уберегало оно водное создание от сухости. Да только, похоже, Похвиста её ладони, чешуйками мягкими покрытые, не смущали. Реже и реже из рук своих он их выпускал.

— Скучаешь по деду? — Лёля с трудом отвлеклась от слишком уж смущающей, но одновременно волнующей игры русалки и неприступного бога. Теперь Похвист шептал что-то Ульяне на ухо, что-то такое, отчего та алела, как явьская роза.

— Скучаю, конечно. — Догода сделал ещё глоток, а Лёля опустила свою чашку на землю. Пожалуй, не стоит пить вино это, как-то слишком уж таинственно ухмылялась Морена, когда в корзину его прятала. Свои тайны лучше бы при себе держать. — Стрибог — бог великий. Сильнейший. Но превыше семьи никого для него нет. Ради своих умрёт он и не задумается. Хотел бы я когда-то таким же стать. Хотя умирать боязно, конечно, — Догода стыдливо улыбнулся поверх чашки.

— Ещё как боязно. Неизвестно, что там, за звёздами, — Лёля посмотрела на тёмное небо. — Вдруг Род всю тысячу лет за ошибки упрекать будет? Матушка говорила, что книга у него есть волшебная, все поступки наши дурные туда пишутся. Все-все. Даже каждая слива сушёная, что у Нянюшки я в детстве украла, на учёте стоит.

— О, тогда там ещё яиц три дюжины, не меньше. Помнишь, таскали мы у Дажьбога?

Лёля искусственно хихикнула. Ничего она не помнила и Догоде про это сказать не успела. Он так рад, что снова они втроём, как в детстве, а для неё всё не так. Для неё Похвист и Догода скорее новые друзья, верные, любимые, как Ульяна, но все же новые. Хотя Догода не просто другом ей стал. Да и об этом Лёля умолчала.

Похвист и Ульяна по другую сторону костра уже не смеялись. Лёля не слышала, о чём они говорили, да только посмотрел Похвист на Ульяну долгим взглядом, она на него, а потом вдруг припал он к губам её жадным поцелуем. Лёля глаза так и распахнула изумлённо. Знала она, что не только поцелуями они ограничивались когда-то, но чтобы вот так, прилюдно... И то, как удерживал Похвист затылок русалки, как пальцы его в темных волосах Ульяны путались, как руки её поначалу в грудь ему упирались, а после упали безвольно... Никогда такого Лёля не видела. И жарко ей стало вдруг и... Завидно? Не ожидала Лёля, что такие чувства испытывать будет.

Должно быть, Догода увидел её замешательство. Он легко подскочил на ноги, тонкий и стройный, залпом допил остатки вина и отбросил чашку в траву. Лёля в глазах его, пламя костра отражающих, потерялась, когда он протянул к ней руку.

— Полетаем? — спросил Догода.

***

Он увлёк её в сторону, за деревья, откуда не было видно целующуюся парочку.

— Пусть одни побудут. Сдаётся мне, соскучились они друг по другу сильно.

И показалось Лёле, что в голосе Догоды оттенок неодобрения прозвучал, но она больше другим была заинтересована. Во-первых, впервые они с Догодой наедине остались, и волновало это не меньше, чем наблюдение за влюблёнными Похвистом и Ульяной, а во-вторых... Не шутка ли, что полёт он обещал?

— Ты правда летать можешь? — негромко поинтересовалась она, боясь повысить голос в этой непривычной тишине, укрывающей только их двоих.

— Я... Я надеюсь... — Догода нахмурился с недоумением. — Странно. Я не это хотел сказать. Я хотел похвалиться, что способность оборачиваться в десять обрел, а Похвист в одиннадцать, но что-то словно язык вяжет, совсем другое говорить заставляет. Но, если подумать, я и правда не знаю, вдруг потерял я в Нави умение своё, вдруг опять аспидом чёрным стану?

—Я тоже не знаю, — честно ответила Лёля. — Надо было с Велесом посоветоваться, да поздно теперь. Но ведь Навь признала тебя взамен Ауки.

— И то верно. Давай попробуем. Если что, расколдуй меня обратно, уж не знаю, что ты для этого сделала.

Догода заозирался по сторонам, а Лёля смущённо вспыхнула. Она то помнила, что вернула аспиду вид Догоды поцелуем. И сейчас, глядя на его полные розовые губы, она корила себя, потому что думала совсем не о том, о чём стоило бы.

— Готова?

Догода обернулся к ней через плечо, должно быть, найти подходящее для превращения место, и Лёля снова мысленно обозвала себя пустоголовой, потому что не могла она не мечтать о том, чтобы и её Догода однажды поцеловал так же, как Похвист Ульяну. Ну если и не поцеловал, то пусть хотя бы взглянет на нее так же, взглядом жадным, от которого искры летят... Она громко выдохнула, пытаясь привести себя в чувство.

Наверное, Догода принял это за знак согласия. Он плутовски улыбнулся, взял три шага разбега. И Лёля перестала фантазировать о поцелуях.

Какую угодно птицу ожидала она увидеть, но только не его. Догода не был птицей. Он был змеем. Большим золотым змеем с широкими крыльями, будто бы бархатом обтянутыми, гордой головой, украшенной шипастыми отростками, словно короной. Глаза его серо-голубые, да только с узким зрачком вертикальным, смотрели задорно и хитро, а сильный хвост лениво ходил из стороны в сторону.

— Аспид! Янтарный! — восторженно взвизгнула Лёля и бросилась обнимать длинную шею.

В таком виде она Догоды не стеснялась. Не видя его смущающего лица, рослой фигуры, она смело прижималась к упругой чешуйчатой груди, слышала внутри клокотание и довольно урчание. Как чёрный аспид был уродлив и неказист, так этот аспид прекрасный точно со страниц сказок сошёл. Когда-то она готова была все деньги заработанные за кусочек янтаря выложить, а теперь у неё свой янтарный змей был, своё личное солнце.

Аспид затопал лапами и взмахом головы указал на свою спину. Видно, очень уж ему не терпелось крылья размять, высоту позабытую ощутить. Лёля себя долго ждать не заставила. На хвост широкий наступила, на спину змею вскарабкалась и ухватилась за основания крыльев. Крупнее братьев своих птичьих в этом обличие Догода был, из-за чего не видела Лёля, что рядом происходит. Но она и не хотела смотреть. Если с Варьялом полёт был как сон на пуховой перине, то с Догодой она точно на печи растопленной лежала, тёплой, твёрдой, но уютной. Уютной, как терем родной.